Алексей Кочетков - Внутренний фронт

• Название: Внутренний фронт
• Автор: Алексей Кочетков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-1-937124-09-0

В марте 1941 г. автор попадает в Берлин, на Трансформаторный завод фирмы АЭГ. Сначала его направляют в гальванический цех на тяжелую физическую работу, а затем с учетом хорошего знания немецкого языка переводят в цех ДС-1 кладовщиком и подносчиком узлов и деталей. Эта должность позволяет автору посещать разные цеха завода не вызывая подозрений. Он знакомится со многими рабочими, среди которых треть составляют иностранцы. Постепенно у него складываются доверительные отношения с Иосифом Гнатом из Трибницы, итальянцем Марио и французом Жозефом, а также с кладовщиком цеха ДС-3 Фридрихом Муравске. Вскоре по приезду в Берлин автор заполняет анкеты на возвращение на родину в советском консульстве. У него нет с собой латвийского паспорта, но он прикладывает к заявлению свое интербригадовское удостоверение. Сотрудники консульства обещают ему помочь, но вскоре Германия нападает на Советский Союз и советских дипломатов эвакуируют. Через Фридриха автор включается в деятельность подпольной организации, которая распространяет листовки и подпольную газету «Иннере Фронт». В этой организации связным автора является Отто Грабовски. Отто назначает автора ответственным по работе среди иностранцев. Выполняя это поручение, автор устанавливает связи с лагерями восточных рабочих, помогает создавать там лагерные комитеты и группы саботажа, пишет воззвание-листовку, которую размножает на ротаторе брат Отто Макс. Ее потом распространяют по лагерям. На смену Отто связным становится Герберт Грассе. Автор пишет воззвание «Второй фронт – будет!» на восковке переданной ему Гербертом, но воззвание не успевают размножить из-за ареста Герберта. Воспользовавшись полагаемым ему ежегодным десятидневным отпуском в августе 1943 г. автор, чтобы избежать ареста, уезжает в Париж.

---

Здесь что-то есть.

Но я не спешу. Я ведь проездом. Я гость.

Он тоже иногда заходит на мой склад. Мы говорим друг с другом о том, о сем, и ни о чем конкретно, присматриваемся друг к другу. И я начинаю сознавать, что он мне очень нравится, что он умный и твердый. Такой не обманет, не предаст и не станет зря трепаться. И мне хочется спросить его о главном. И я чувствую, что ему тоже хочется сказать мне нечто важное, но каждый раз, дойдя до решающего момента, он умолкает и недоуменно, как будто в обиде, что его останавливают, вздыхает.

Встревожен необычным слухом: «Заключено новое соглашение… СССР уступает Германии Украину в аренду на 99 лет». Об этом только и говорят сегодня в курилках. Чушь какая-то. Как это в аренду?

И все же спешу после работы в консульство. Там все узнаю. Надо спросить еще раз и о том, как дела с моим заявлением. Когда же домой – на Родину?

Молчаливый буржуазный квартал в центре города. Пугливо озираясь, почти вбегаю в подъезд консульства. Навстречу из подвального помещения привратника поднимаются трое. Коренастые, крепкие. Настороженные прощупывающие взгляды. Свой или чужак?

Свой, свой. В обычно оживленной приемной – никого. В чем дело? Уже знакомый, чем-то встревоженный секретарь приглашает к себе. Дольше обычного расспрашивает об Испании, опять журит: «Не надо было оставлять заграничный паспорт в Париже».

О растревожившем меня слухе распространяться не стал. Сказал только: «Да, начинается» и как-то отчужденно посмотрел мимо.

А что начинается, я так и не понял. А, не поняв, успокоился. Какая там к черту аренда. Абсолютная чушь. Взбрело кому-то в голову. Отношения с Германией вполне добрососедские. Действует пакт.

Ну, конечно же, я скоро вернусь домой. Столько ждал, осталось совсем немного.

Родина, я с тобой!

23 июня! Какой кошмар! Все рухнуло. Еще вчера была надежда вернуться домой, а сегодня один, один в тылу врага, на этом треклятом, грохочущем, как ни в чем не бывало, заводе.

Вот оно страшное, суровое испытание, о котором, возможно, предупреждал Димитров.

Как безмятежно начался вчерашний воскресный день 22 июня, и какими страшными переживаниями он кончился.

Впервые собрались с Антоном на лоно природы. День обещал быть душным. Наш первый аусфлуг инс грюне[20].

– Поезжайте в Грюнау, на Лангер Зее[21], – посоветовала хозяйка, – там просто замечательно. Вы хорошо отдохнете.

Встали чуть свет. Подготовили закуску. Вышли на тихую Остмаркштрассе, когда все еще спали. Все, как обычно.

Правда, садясь на Шеневайде в электричку, заметил слежку. Какой-то квадратный приземистый тип, проходя мимо поезда, неуклюже выбросил руку вниз, указывая, очевидно, другому шпику на наш вагон. Нормально! Так и полагается опекать отдыхающих в тоталитарном государстве.

*13

Шеневайде.

Лангер Зее около Грюнау.*14

Разыскали озеро. Нашли местечко на теплом чистом песчаном пляже. Купались целый день, не спеша закусывали. Какая-то девушка, заплыв чуть ли не на середину спокойного, длинного, окаймленного сосновым лесом-парком озера, звонко звала подругу: «Хельга, ком дох инс вассер! Хиер ист эс я вундершёёёёён![22]».

В полдень пришел, обливаясь потом, шупо в черной приплюснутой с боков каске. Поискал кого-то среди неподвижных обнаженных тел. Подошел. Тот торопливо оделся и ушел вместе с полицейским. Вот и все происшествия за день у тихого Лангер Зее.

А вечером, у станции Грюнау, на которой мы вышли вместе с толпой нехотя возвращавшихся отдохнувших берлинцев – этот неожиданный ажиотаж у газетных киосков. И эти жуткие огромные черные заголовки вечерних газет: «Вероломные нарушения нашей границы…» «Заговор большевиков раскрыт…» «Немецкая армия выступила на Востоке…»

И сразу же целая гамма необычайно резких чувств. Здесь и растерянность – как это так? А что же с пактом? А возвращение? И мелкое шкурное: посадят в лагерь или не посадят? Но главное – никогда до тех пор так не прорывавшаяся, а здесь неожиданно вспыхнувшая глубинная атавистическая любовь к России. Милая Родина – я русский, я с тобой!

Из-за бессонной ночи и так и не решенного вопроса, что же делать, все валится из рук.

Все гадко и омерзительно. И этот грохочущий, как ни в чем не бывало завод. И этот чужой, ставший ненавистным, с утра в цеху торчащий штурмовик-нацист, отвратительное чучело с как будто приклеенным красным кончиком носа, в парадной форме.

Обходит всех по порядку. Каждому одно и то же: «Хайль Гитлер, камрад! Война с большевиками, не так ли?.. – бесцветные мутные глазенки стараются пробраться в душу, – мы им покажем, как нападать… не так ли?».

«Нападать!» Старый шулерский трюк. Это кто же на кого напал? Красная армия?! Нет, этого так нельзя оставить. Надо тоже действовать. Первым делом нужно доказать, кто агрессор, а там Красная армия даст свой ответ. Чтоб не повадно было… И очень скоро.

Давно назревавший разговор с кладовщиком Фридрихом Муравске сегодня состоялся. Я не выдержал – все во мне кипело. Обход друзей не успокоил меня, и я решил пойти на риск. Тем более что первым начал Фридрих.

Он затащил меня в дальний угол своего склада и задал в упор только один вопрос. Что я думаю о только что начавшейся войне на Востоке? Большие честные синие глаза Фрица несколько недоуменно моргали за толстыми стеклами очков в дешевой оловянной оправе. По осунувшемуся, сразу постаревшему лицу кладовщика я видел, что мой ответ ему далеко не безразличен.

И я не выдержал. И сказал ему даже более твердо, чем моим растерянным друзьям-иностранцам: «Да, я считаю, что Гитлер ее начал. Да, это несправедливая, разбойничья война. Да, я желаю победы Красной армии, и думаю, что доживу до этого дня».

Сказал и осекся, что-то скажет Фриц? А Фридрих в ответ (вот радость!) разразился таким потоком отборнейших ругательств в адрес «этих кровавых собак наци», ввергших его страну в новую преступную авантюру, что у меня не осталось ни тени сомнений, что Фридрих – наш. Он – это то, что надо. И что сейчас я уже не один, а буду вместе с Фрицем. И впервые за этот кошмарно тяжелый день у меня чуточку отлегло на сердце.

«Немецкое оружие отвечает России», «Реакция Европы на английско-российский шантаж», «Воззвание Фюрера к немецкому народу», «От Арктики до Черного моря» («Hamburger Fremdenblatt», 22 июня 1941 г., стр. 1).

23 июня 1941 г. «Московское предательство предупреждено», «Самое большое военное выступление в истории», «Для сохранения Рейха, для спасения Европы! – На 2000 км против красного врага – Рассчет с предателями в Кремле – Британско-большевистский заговор раскрыт – Фюрер к немецкому народу: «Наконец я могу говорить открыто» – Бесcтыдное нарушение пакта, неслыханные нарушения нашей границы» («Fränkische Tageszeitung», 23 июня 1941 г., стр. 1).

23 июня 1941 г. «Вооруженные силы великой Германии выступили на Востоке», «Заговор с Лондоном открыто признан Москвой», «Оба сообщника едины в желании уничтожения Германии и Европы», «Двойная игра быстро признана в официальном заявлении ТАСС», «Большая миссия» («Völkischer Beobachter», 23 июня 1941 г., стр. 1).

24 июня 1941 г. «Черчилль признает сговор со Сталиным», «Сотрудничество Англии с Кремлем подтверждено – Советский Союз является передним краем империи», «Час Востока». Альфред Розенберг…Фюрер открыл немецкому народу в своем большом воззвании то, как вымогательски СССР поступал эти 2 года. Это воззвание показало нам всем так же, как неусыпно Фюрер наблюдал за событиями на Востоке и как он, в конце концов, после поражения противников на Западе ни в коей мере больше не мог допустить нападения Советского Союза («Völkischer Beobachter», 24 июня 1941 г., стр. 1).

* * *

Они идут вперед. Как на Балканах, как во Франции. Ставшие ненавистными «белокурые дьяволы» прут, лезут в фанфарах побед, при общем одобрении и помощи со всех сторон. При общем попустительстве. Никто не встал на защиту. Никто не сказал: руки прочь! Никто не бросил работу. Как же все это получается? Как противостоять этому насилию, потоку крови, лжи, бахвальства и жестокости? Как жить дальше? И стоит ли?

Три первых дня нацистская пропаганда выжидающе помалкивала. Сухие, ничего не говорящие сводки. И я начал думать: нашла коса на камень. Перемалывает Красная армия непрошенных гостей, чтобы неповадно было совать свиное рыло. Малой кровью, могучим ударом…

Но сейчас – как прорвало. Что ни день, то зондерберихты – специальные сообщения: «Аус дем фюрерхауптквартир (из ставки фюрера). Еще один город – наш!» Эти известия, как нож в сердце. Иногда таких сообщений по нескольку в день.