Георгий Захаров - Я - истребитель

• Название: Я - истребитель
• Автор: Георгий Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

А для японской авиации весна тридцать восьмого года складывалась печально. Учитывая благоприятную обстановку в воздухе, командование советских летчиков-добровольцев совместно с представителями китайского командования поставило перед нами ряд новых задач. Выполнение одной из них возлагалось на группу летчиков-истребителей, возглавить которую поручили мне. Требовалось совершить далекий перелет на юг, к побережью Южно-Китайского моря, и провести там несколько штурмовок. А штурмовать предстояло японские наземные части, которые захватили ряд небольших китайских островов.

Наш отряд насчитывал около сорока самолетов. Летели мы через Ганьчжоу, и этот перелет, происходивший над горами, оказался едва ли не более сложным, чем само боевое задание. Японцы не ожидали здесь появления авиации, так что в течение нескольких дней мы обстреливали их из пулеметов, загоняя в скалы и в земляные норы, подавляли их пулеметные гнезда - словом, добросовестно выполняли все, что нам было приказано.

Выполнив поставленную задачу, отряд возвращался назад, в Наньчан. Летели группами, поэтапно. Когда пересекали Южный тропик, я сделал бочку. По ней летчики должны были понять, что пересекаем этот тропик. И вдруг через несколько минут в моей машине забарахлил мотор. Хотелось надеяться, что ничего серьезного не случилось, однако мотор явно не тянул, и пришлось мне совершать вынужденную посадку...

Я приземлился на берегу реки. Меня сопровождали летчики Геращенко и Шименас. Показав им жестом, что до Ганьчжоу буду добираться рекой - другого пути не было, - я сел в лодку, а летчики покачали крыльями и ушли. Мой самолет погрузили на специальный плот.

До Ганьчжоу я, однако, не добрался, попал в какой-то небольшой городок. Оттуда связался с Ганьчжоу и с Наньчаном. Китайские власти из центра передали, чтобы "командира русских летчиков Захарова" встретили со всеми почестями, которые надлежит оказывать "важному гостю". Я нервничал, поскольку подозревал, что мой "гостевой визит" грозит затянуться. На счастье, из-за какой-то пустяковой неполадки в моторе в этом городке совершил посадку Григорий Пантелеевич Кравченко. "Злоупотребив" властью командира, я вылетел в Наньчан на его самолете, а Кравченко предстояло выдержать перегрузку восточного гостеприимства.

Через несколько дней он был уже неплохим знатоком китайских обычаев и мог рассуждать о достоинствах национальной кухни. "Не мог же я подрывать основы дипломатии, - по-своему объяснял свои новые познания Гриша, - вот в течение этих дней и выдерживал многократные перегрузки..." В годы Великой Отечественной войны дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Г. II. Кравченко погиб в воздушном бою.

Курсом на Сиань

К лету тридцать восьмого года состав летчиков-добровольцев в Китае почти полностью был сменен. Я понимал, что скоро сменят и командный состав. Так оно и произошло. Однако на родину я возвращался не совсем обычным путем.

Началось все с воздушного боя, в котором нам удалось зажать и посадить японский истребитель И-96. Мы не могли заполучить эту машину в течение чуть ли не года, и вдруг- такая удача!

Дело обстояло так. Во время боя один И-96 неожиданно стал уходить со снижением, хотя никаких видимых повреждений на нем заметно не было. Я решил, что летчик ранен. Не упуская его из виду, вскоре понял, что истребитель явно идет на посадку, и поспешил следом. Происходило это над ровным степным пространством- условия для приземления были благоприятными. Кроме японца и меня сел еще одни истребитель И-16. Это оказался летчик Тун. В тот момент, когда мы уже приближались к японскому самолету, раздался пистолетный выстрел японец застрелился. Из кабины его самолета потянуло гарью. Я быстро влез на плоскость-это горела карта, горел блокнот, где оказались записи воздушных боев, списки летчиков, живых и погибших. Этот японец оказался командиром группы. Вскоре, осмотрев самолет, мы поняли, почему он вынужден был сесть: у И-96 был поврежден мотор. Если не считать этого повреждения, самолет был абсолютно исправен. Так, наконец, мы заполучили японский истребитель И-96.

Наши техники во главе с неутомимым Леонидом Кальченко быстро привели машину в состояние полной готовности. Об И-96 доложили в Москву, а оттуда и пришел приказ отбыть мне на родину на трофейном самолете.

В течение нескольких дней на аэродроме в Наньчане я облетывал И-96. Потом была составлена специальная программа испытаний, которые всесторонне должны были выявить все качества японского истребителя. Пришлось мне испытывать этот самолет, провести на нем несколько воздушных боев с И-15бис и И-16. Машина была очень легкая, маневренная и, надо признаться, в руках хорошего летчика представляла серьезного противника. Наконец испытания закончились. Наступил день, когда мне следовало отправляться в путь. Я простился с друзьями, обнял Леонида Кальченко, который лично осмотрел машину перед вылетом, взлетел и взял курс на Ханькоу. Вылетал я под вечер, поэтому в Ханькоу приземлился уже в сумерки. Самолет тут же накрыли чехлом и поставили рядом часового.

Несмотря на поздний час, на аэродроме, я обратил на это внимание, было много легковых машин. Они принадлежали иностранным миссиям, представительствам. У взлетной полосы вроде бы без дела толкалось много всяких людей: казалось, все они будто только ждали моего прилета, хотя никто, кроме нескольких наших товарищей, не должен был знать об этом. В ту пору Китай был наводнен шпионами всех мастей. И хотя по распоряжению нашего представителя самолет зачехлили, поставили возле него часового, я все-таки чувствовал беспокойство: что-то слишком много разных людей интересовалось этим японским истребителем.

В течение трех дней вылета мне не давали. Объясняли плохой погодой на трассе. Когда разрешили вылетать, я осмотрел истребитель и был удивлен пропажей некоторых личных вещей. Дело в том, что все, что у меня было, помещалось в небольшой кабине самолета, и я не стал забирать с собой ничего. Только один изящный маленький пистолет, подаренный мне китайским командованием, носил с собой в заднем кармане брюк. Естественно, сам факт, что кто-то был в кабине, меня встревожил. Заволновался и наш представитель. Тогда допросили китайца часового, и он бесхитростно поведал, что все эти три дня приходили разные люди, снимали чехлы, лазили в самолет, что-то фотографировали, что-то делали... После этого признания часовой таинственным образом исчез. Мы тщательно осмотрели самолет, опасаясь диверсии, ничего подозрительного не обнаружили, и я вылетел курсом на Сиань. В Санъяне мне предстояла посадка для дозаправки, но я уже решил без крайней необходимости в городах не задерживаться, поэтому, как только в Санъяне заправился, тут же пошел дальше. Перелет Санъян - Сиань был одним из самых протяженных на маршруте. Я торопился. Во-первых, потому, что перегон был рассчитан на предельную дальность истребителя, во-вторых, потому, что лететь приходилось над горным хребтом и по пути не было ни одного запасного пункта, который я мог бы использовать в случае необходимости для вынужденной посадки. Летел на высоте четыре тысячи метров. Это было обусловлено заранее, впрочем, как и весь маршрут. За моим перелетом следили. Прибывая в каждый отдельный пункт, я отправлял депешу в Москву. И надо же!.. Через час после вылета, как раз на середине перегона, у самолета отказал мотор: раза два он чихнул, остановился и винт застыл в горизонтальном положении. Лопасти его торчали, словно усы, не желая вращаться. И-96 быстро стал терять высоту. Прыгать было некуда - земли не было видно. Да и не мог я этого сделать: я должен был сохранить боевую машину, добытую с таким трудом.

Вскоре я вошел в облака , надеясь , что они не слишком низко прижимаются к земле. Но вот снижаюсь, высота все падает, а облака не становятся реже. Я стал опасаться катастрофы: ведь внизу лежали горы... Только по чистой случайности вынырнул из облаков между двух гор, и перед глазами открылось ущелье. Из того ущелья вытекала быстрая, но мелководная речка, скорее даже горный ручей. На выходе из ущелья этот ручей расширялся, перекатывался через камни. И когда уже ни высоты, ни времени для раздумий не оставалось, я развернул самолет носом в ущелье и решил сажать его прямо на камни, вокруг которых пенилась вода. Последнее, что я сделал перед посадкой,- покрепче уперся левой рукой в приборную доску, чтобы как-то смягчить неизбежный удар.

...При ударе я потерял сознание. Очнувшись, не почувствовал боли, но левая рука стала мягкой и податливой, как резиновый жгут. Тогда, управляясь одной рукой, я вылез из кабины. Самолет в общем был цел, только нижняя часть фюзеляжа помята да снесено шасси. Потом я посмотрел на свою левую руку, еще не понимая, что с ней, и сильным рывком попытался вправить ее, как это делают при вывихах. От этой операции чуть вторично не потерял сознание. Впоследствии врачи объяснили мне, что этим рывком я спас руку: она была переломлена в двух местах и я поставил ее в то единственное положение, при котором переломы впоследствии срослись так, что рука не утрачивала подвижности. При мне были карта, компас, несколько плиток шоколада, перевязочный пакет и два пистолета, заряженные полным комплектом патронов. Самолет прочно сидел на камнях, Я постоял возле него, подумал о своих дальнейших действиях минуту-другую и двинулся в путь.