Евгений Матонин - Яков Блюмкин: Ошибка резидента

• Название: Яков Блюмкин: Ошибка резидента
• Автор: Евгений Матонин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-235-03863-9

Короткая жизнь Якова Блюмкина (1900–1929) до сих пор остается вереницей загадок, тайн, «белых пятен», хотя он дружил, враждовал, застольничал со многими литераторами, среди них Есенин, Маяковский, Мандельштам, Георгий Иванов… Одни оставили о нем воспоминания, похожие на памфлеты, другие включили в произведения: «Человек, среди толпы народа / Застреливший императорского посла, / Подошел пожать мне руку, / Поблагодарить за мои стихи» (Н. Гумилёв). И это — убийство в 1918-м германского посла фон Мирбаха, давшее старт восстанию левых эсеров против большевистского правительства (как принято считать), — единственный факт его биографии, не подлежащий сомнению. Остальные невероятные приключения и обличья Блюмкина — чекист, организатор революции в Персии, «диктатор» Монголии, искатель клада барона Унгерна, военный советник в Китае, советский разведчик-нелегал на Ближнем Востоке, жертва предательства любимой женщины — воспринимаются как мифология, созданная не без его участия. Кем же он был на самом деле — революционером, авантюристом, разведчиком, провокатором, тайным агентом высланного из СССР Троцкого? Евгений Матонин, известный кинодокументалист, автор книг «Иосип Броз Тито», «Никола Тесла» («ЖЗЛ»), предпринял, пожалуй, первую попытку восстановить на основе сохранившихся документов, исторических исследований русской революции, воспоминаний реальную биографию этого колоритного «героя» своего времени, который являл собой все противоречия эпохи великих потрясений.　

знак информационной продукции 16+

---

Когда я уехал на Восток, то, не имея еще в себе сил рвать, я поручил Шину встречаться со Львом Седовым, но самое ограниченное количество раз, ни в коем случае не раскрывая себя. В этой области я дал ему очень жесткие и угрожающие директивы. За два с половиной месяца они встречались, как я об этом узнал по моем приезде, три раза. Я несу всецело ответственность за троцкизм тов. Шина и не сомневаюсь в том, что его отход от чисто эмоциональных ощущений троцкизма не встретит больших трудностей; все это базируется на непрочной пленке личных чувств».

«Весь этот период я ни на минуту не оставлял интересы дела… — уверял Блюмкин, имея в виду свою работу разведчика. — Вообще, во мне совершенно параллельно уживались чисто деловая преданность тому делу, которое мне было поручено, с моими личными колебаниями между троцкистской оппозицией и партией. Мне кажется, что психологически это вполне допустимо, и это является объективным залогом моей искренности, когда я это говорю».

«Интересы дела» вскоре заставили его прервать встречи с Седовым. Ему предстояла новая поездка на Ближний Восток.

* * *

Тридцатого мая 1929 года Блюмкин уехал из Константинополя. Теперь у него были другие документы. Он изменил фамилию «Султанов» на «Султан-заде» — генеральное консульство Персии выдало ему соответствующее свидетельство.

На итальянском корабле «Умбрия» Блюмкин добрался до Палестины. 14 июня он сошел на берег в порту Хайфа. Оттуда выехал в Тель-Авив, потом — в Иерусалим.

В Иерусалиме Блюмкин подписал соглашение с палестинской фирмой по продаже ковров — он стал ее агентом в Константинополе. Что же, еще одна «крыша» сотруднику разведки никогда не мешает.

Блюмкин совершал поездку по Ближнему Востоку почти два месяца. Дважды посетил Тель-Авив, три раза Иерусалим, был в Александрии, Каире, Бейруте и Дамаске. Он проинспектировал работу своих подчиненных по резидентуре «Прыгуна» и «Двойки», то есть супругов Штивельман, и познакомился с некоторыми из их агентов. Об этих людях, естественно, почти ничего не известно — персональные данные агентуры все разведки мира стараются не раскрывать как можно дольше.

Георгий Агабеков, впрочем, упоминал об одном из агентов Блюмкина в Палестине — это некий бухарский еврей по фамилии Исхаков. Он содержал в городе Яффа пекарню, которая служила прикрытием его разведывательной работы. Возможно, Блюмкин оценил его предприимчивость и сообразительность — ведь несколько лет назад он сам содержал в Яффе прачечную. По информации того же Агабекова, на контакт с местными коммунистами Блюмкин все же не пошел и попросил своих подчиненных собрать о них дополнительную информацию.

В августе 1929 года в Палестине начались серьезные волнения и столкновения между арабами и евреями. Причина была в доступе к священной для иудеев Стене Плача в Иерусалиме. Они устанавливали там стулья для молящихся и перегородки между мужским и женским отделениями. Арабы, в свою очередь, посчитали, что это нарушение существовавших со времени Османской империи законов, которые запрещали евреям какое-либо строительство в этом районе.

Конфликты между арабами и евреями переросли в массовые демонстрации, а затем — в вооруженные столкновения. В ходе волнений погибли 133 еврея и 116 арабов. Британская администрация в Палестине к таким событиям оказалась не готова, и поначалу полиция практически в них не вмешивалась.

События в Палестине застали советское руководство врасплох. Агентура Блюмкина сработала плохо, и в Москве слабо представляли себе их суть и главное — на кого ставить в борьбе против «британского империализма» — на евреев или на арабов? В Коминтерне тем временем пытались объединить еврейских и арабских коммунистов, чтобы заменить национальные противоречия классовыми и направить их общую борьбу против местной и колониальной буржуазии, но из этого мало что вышло.

Сам Блюмкин в это время уже был в Москве. Неэффективная работа возглавляемой им агентуры в Палестине отчасти подорвала его имидж героя-разведчика. (В октябре 1929 года, когда на должности резидента в Константинополе Блюмкина сменит Агабеков, ему поручат разобраться в причинах этих просчетов и проанализировать классовые и национальные противоречия в Палестине, чтобы все-таки понимать, кого поддерживать в случае новых восстаний и беспорядков.)

В начале августа 1929 года Блюмкин возвратился в Турцию.

«Я вернулся в Константинополь 5 августа, — показывал он, — и сейчас же послал в Москву телеграмму о необходимости, по целому ряду организационных вопросов, моей работы и на основе свежего материала моей восточной поездки непосредственного совещания с тов. Трилиссером.

Я утверждаю со всей искренностью и со всей категоричностью, что я не подгонял необходимость моего приезда в СССР под потребность оппозиционной работы».

Получив одобрение Москвы на просьбу приехать в СССР, Блюмкин начал собираться в дорогу. Он и не подозревал, что собирается на эшафот.

ПОСЛЕДНЯЯ ОСЕНЬ

«Этот товарищ, разложившийся в заграничной обстановке…» Болтливый пассажир

О том, что он собирается в Москву, Блюмкин через Седова сразу же сообщил Троцкому. В условленное место Лев Седов принес две книги, которые Блюмкин должен был передать в Москве его жене или сводной сестре. Секрет этих книг заключался в том, что в каждой на одной из страниц между строчек Троцкий написал специальным химическим раствором письмо своим сторонникам в Советском Союзе.

Кроме того, Блюмкин захватил с собой в Москву книгу Троцкого «Что и как произошло?»[63], которая, как отмечал он, продавалась во всех книжных магазинах Константинополя, и экземпляр вышедшего в Париже «Бюллетеня оппозиции».

Через два с половиной месяца Блюмкин каялся: «Ложный стыд отказаться от своих первоначальных заявлений Л. Троцкому — и остатки оппозиционных настроений содействовали тому, что я принял от Троцкого через Льва Седова поручение по связи в СССР, я взял два письма, написанных химически на страницах 103 и 329 прилагаемых при сем книг. Химически проявитель мне неизвестен, на основании растворов знаю, что примитивный».

«Я должен был передать эти письма кому-либо из следующих четырех лиц: Анне Самойловне Седовой (жене Льва Седова), которую я должен был разыскать в ГУМе, в одном из институтов НКПС, где она работает, или дочери Троцкого[64], или ее мужу Волкову, которого должен был разыскать через некую Дудель, проживающую в доме Моссовета на Гнездниковском пер. в № 912… — уточнял Блюмкин в показаниях. — В подтверждение получения Анна Самойловна должна была послать телеграмму с условной подписью. В доказательство, что я человек, заслуживающий доверия, я никакого пароля не получил, а должен был напомнить ей, что она провозила из Алма-Аты почту в подушке. В случае моего возвращения в Константинополь я должен был привезти информацию, которую мне дала бы Анна Самойловна. По своему усмотрению я должен был встретиться с теми лицами, которых бы мне указала в Москве Анна Самойловна. К этому сводилось все поручение: оно было чисто информационное и почтовое и не содержало в себе никаких активных или организационных заданий».

Десятого августа, в день отъезда, Блюмкин еще раз встретился с Седовым, который передал ему настоятельное пожелание Троцкого: «Главная задача — связь и еще раз связь». Необходимо было любыми способами наладить связь между троцкистами в СССР и их лидером — через Ригу, Европу с Константинополем. Всем «настоящим революционерам», говорил Троцкий, нужно как можно скорее объединиться.

Простившись с Седовым, Блюмкин отправился в порт. Там ему предстояло пройти еще одно, последнее испытание в Турции.

* * *

Между прочим, пароход «Ильич», на котором Троцкий прибыл в Турцию, совершал регулярные рейсы по маршруту Одесса — Константинополь — Одесса. Построенный по русскому заказу в Англии, он когда-то носил название «Император Николай II». После отречения Николая его переименовали в «Вече», а к лету 1922 года, отремонтировав, снова переименовали, на этот раз — в «Ильича».

В декабре 1931-го «Ильич» чуть не утонул во время шторма, наскочив на камни у острова Сагиб. Пассажиров удалось переправить на берег, а сам пароход пытались стянуть со скал аж до 3 января 1932 года, когда это удалось, наконец, сделать. Кстати, моряки окрестили его «роковым судном»: в 1908 году он потерпел аварию в Средиземном море, в 1918-м — опрокинулся в Одесском порту, в 1931-м — наскочил, как сказано, на камни, в 1934-м — при выходе из Одессы столкнулся с Воронцовским маяком.

Всем участникам спасения парохода в декабре 1931-го — январе 1932-го вручили специальный нагрудный знак — «За спасение п/х „Ильич“», на котором изображен сам пароход с дымящейся трубой и развевающимся красным флагом с серпом и молотом.