Евгений Матонин - Яков Блюмкин: Ошибка резидента

• Название: Яков Блюмкин: Ошибка резидента
• Автор: Евгений Матонин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-235-03863-9

Короткая жизнь Якова Блюмкина (1900–1929) до сих пор остается вереницей загадок, тайн, «белых пятен», хотя он дружил, враждовал, застольничал со многими литераторами, среди них Есенин, Маяковский, Мандельштам, Георгий Иванов… Одни оставили о нем воспоминания, похожие на памфлеты, другие включили в произведения: «Человек, среди толпы народа / Застреливший императорского посла, / Подошел пожать мне руку, / Поблагодарить за мои стихи» (Н. Гумилёв). И это — убийство в 1918-м германского посла фон Мирбаха, давшее старт восстанию левых эсеров против большевистского правительства (как принято считать), — единственный факт его биографии, не подлежащий сомнению. Остальные невероятные приключения и обличья Блюмкина — чекист, организатор революции в Персии, «диктатор» Монголии, искатель клада барона Унгерна, военный советник в Китае, советский разведчик-нелегал на Ближнем Востоке, жертва предательства любимой женщины — воспринимаются как мифология, созданная не без его участия. Кем же он был на самом деле — революционером, авантюристом, разведчиком, провокатором, тайным агентом высланного из СССР Троцкого? Евгений Матонин, известный кинодокументалист, автор книг «Иосип Броз Тито», «Никола Тесла» («ЖЗЛ»), предпринял, пожалуй, первую попытку восстановить на основе сохранившихся документов, исторических исследований русской революции, воспоминаний реальную биографию этого колоритного «героя» своего времени, который являл собой все противоречия эпохи великих потрясений.　

знак информационной продукции 16+

---

«Непредвзятый анализ взаимоотношений Есенина и Троцкого ясно показывает: никаких мотивов для криминала нет, — считает литератор и историк Александр Говорков. — На „убийцу“ поэта Троцкий не только не „тянет“, но, мало того, именно он выглядит главным покровителем Сергея Есенина». Вполне вероятно, что Троцкого увлекала роль покровителя известного поэта (а вместе и льстила самолюбию) — он всегда искал публичной популярности, как мы уже видели в истории с музеем.

Сохранился любопытный документ. Буквально за два месяца до гибели Есенина, 25 октября 1925 года, один из ближайших сподвижников Троцкого, только что назначенный полпредом СССР во Франции Христиан Раковский написал записку Дзержинскому — с просьбой помочь «спасти жизнь известного поэта Есенина, несомненно, самого талантливого поэта в нашем Союзе». По словам Раковского, Есенин был болен туберкулезом, но «вследствие своего хулиганского характера и пьянства не поддается никакому врачебному воздействию». «Мы решили, что единственное еще остается средство заставить его лечиться — это Вы, — писал Раковский. — Пригласите его к себе и проберите хорошенько и отправьте вместе с ним в санаториум товарища из ГПУ, который бы не давал ему пьянствовать. Жаль парня, жаль его таланта, молодости». Дзержинский оставил на записке пометку для своего секретаря: «Т. Герсон. М. б., Вы могли бы заняться. Ф. Д.».

Впрочем, при желании эта записка тоже может служить «подтверждением» версии убийства Есенина чекистами — мол, решили заставить его уехать в санаториум «с товарищем из ГПУ», чтобы изолировать от общественности, Есенин сопротивлялся, и его случайно или намеренно убили. А кто уговаривал его «ехать в санаториум»? Ну, конечно же, Блюмкин.

На смерть поэта Троцкий откликнулся статьей в газете «Правда»:

«Мы потеряли Есенина — такого прекрасного поэта, такого свежего, такого настоящего. И как трагически потеряли! Он ушел сам, кровью попрощавшись с необозначенным другом, — может быть, со всеми нами. Поразительны по нежности и мягкости эти его последние строки! Он ушел из жизни без крикливой обиды, без ноты протеста, — не хлопнув дверью, а тихо прикрыв ее рукою, из которой сочилась кровь. В этом месте поэтический и человеческий образ Есенина вспыхнул незабываемым прощальным светом…

Есенин слагал острые песни „хулигана“ и придавал свою неповторимую, есенинскую напевность озорным звукам кабацкой Москвы. Он нередко кичился резким жестом, грубым словом. Но подо всем этим трепетала совсем особая нежность неогражденной, незащищенной души…

Наше время — суровое время, может быть, одно из суровейших в истории так называемого цивилизованного человечества. Революционер, рожденный для этих десятилетий, одержим неистовым патриотизмом своей эпохи, — своего отечества, своего времени. Есенин не был революционером. Автор „Пугачёва“ и „Баллады о двадцати шести“ был интимнейшим лириком. Эпоха же наша — не лирическая. В этом главная причина того, почему самовольно и так рано ушел от нас и от своей эпохи Сергей Есенин…

Нет, поэт не был чужд революции, — он был несроден ей. Есенин интимен, нежен, лиричен, — революция публична, эпична, катастрофична. Оттого-то короткая жизнь поэта оборвалась катастрофой…

Его лирическая пружина могла бы развернуться до конца только в условиях гармонического, счастливого, с песней живущего общества, где не борьба царит, а дружба, любовь, нежное участие…

Пусть же в чествовании памяти поэта не будет ничего упадочного и расслабляющего. Пружина, заложенная в нашу эпоху, неизмеримо могущественнее личной пружины, заложенной в каждого из нас. Спираль истории развернется до конца. Не противиться ей должно, а помогать сознательными усилиями мысли и воли. Будем готовить будущее! Будем завоевывать для каждого и каждой право на хлеб и право на песню. Умер поэт. Да здравствует поэзия!

Сорвалось в обрыв незащищенное человеческое дитя. Да здравствует творческая жизнь, в которую до последней минуты вплетал драгоценные нити поэзии Сергей Есенин».

К Троцкому можно относиться как угодно, но в литературном чутье и слоге «демону революции» не откажешь.

Для сравнения любопытно привести оценку поэзии Есенина Николаем Бухариным. «С легкой руки Сергея Есенина, — писал Бухарин в „Правде“ 12 января 1927 года, — этой „последней моды“ дня, у нас расползлось по всей литературе, включая и пролетарскую, жирное пятно от этих самых „истинно русских“ блинов. Между тем есенинщина — это самое вредное, заслуживающее настоящего бичевания, явление нашего литературного дня».

* * *

Есть, конечно, и более «материалистические» объяснения «убийства поэта чекистами». Одно из них состоит в том, что Есенин случайно вмешался в «большую политику». Другими словами — в борьбу за власть в партии между Сталиным и его противниками: Троцким, Каменевым, Зиновьевым.

Сторонники этой версии выводят ее из эпизода, который вроде бы произошел 23 декабря 1925 года, то есть накануне рокового отъезда Есенина в Ленинград.

В этот день Есенин встретил в редакции Госиздата прозаика Александра Тарасова-Родионова. Вместе они пошли в пивную. И там, согласно воспоминаниям последнего, Есенин ему сказал: «Я очень люблю Троцкого… уверяю тебя, очень люблю. А вот Каменева… не люблю. Подумаешь, вождь. А ты знаешь, когда Михаил отрекся от престола, он ему благодарственную телеграмму закатил за это самое из Иркутска… Телеграмма-то эта, где он мелким бесом семенит перед Михаилом, она, друг милый, у меня».

Речь шла о приветственной телеграмме «первому гражданину свободной России», которую Лев Каменев вроде бы отправил в марте 1917 года из Ачинска, где находился в ссылке, великому князю Михаилу — после того, как тот отрекся от престола[51].

Далее, по мнению авторов этой версии, Тарасов-Родионов, будучи сторонником троцкистско-зиновьевской оппозиции, оперативно сообщил кому-то в окружении лидеров оппозиции о том, что у Есенина имеется серьезный компромат на Каменева. Так что в Ленинграде поэта ждала уже группа во главе с Блюмкиным. Они потребовали отдать телеграмму. Есенин отказался — у него ее, скорее всего, и не было. Завязалась драка, в ходе которой поэта убили (возможно, случайно). Чтобы замести следы, убийцы инсценировали самоубийство.

Забежим немного вперед. Сценка — из стенограммы — на VII расширенном пленуме Исполкома Коминтерна (22 ноября — 16 декабря 1926 года). Разногласия между Сталиным и Троцким, Зиновьевым и Каменевым уже в самом разгаре. И Сталин припоминает давние события (которые еще в 1917 году описывали буржуазные газеты и тогда же опровергала «Правда»):

«Дело происходило в городе Ачинске в 1917 году, после Февральской революции, где я был ссыльным вместе с тов. Каменевым. Был банкет или митинг, я не помню хорошо, и вот на этом собрании несколько граждан вместе с тов. Каменевым послали на имя Михаила Романова… (Каменев с места: „Признайся, что лжешь, признайся, что лжешь!“).

Молчите, Каменев. (Каменев: „Признаёшь, что лжешь?“). Каменев, молчите, а то будет хуже. (Председательствующий Тельман призывает к порядку Каменева).

Телеграмма на имя Романова как первого гражданина России была послана несколькими купцами и тов. Каменевым. Я узнал на другой день об этом от самого т. Каменева, который зашел ко мне и сказал, что допустил глупость (Каменев с места: „Врешь, никогда тебе ничего подобного не говорил“).

Так как тов. Каменев здесь пытается уже слабее опровергать то, что является фактом, вы мне разрешите собрать подписи участников апрельской конференции, тех, кто настаивал на исключении тов. Каменева из ЦК из-за этой телеграммы (Троцкий с места: „Только не хватает подписи Ленина“). Тов. Троцкий, молчали бы вы! (Троцкий: „Не пугайте, не пугайте…“) Вы идете против правды, а правды вы должны бояться (Троцкий: „Это сталинская правда, это грубость и нелояльность“)».

Допустим, телеграмма в самом деле существовала. Как она могла оказаться у Есенина? В чем можно согласиться с авторами этой гипотезы, так это в том, что никакой телеграммы у него, конечно, не было. Скорее всего, — если действительно имел место его разговор с Тарасовым-Родионовым, — он просто сболтнул о ней «по пьяному делу». Слухи о телеграмме Каменева ходили давно, так что Есенин вполне мог слышать или читать в газетах об этой истории.

Вину за «убийство Есенина из-за телеграммы» сторонники этой гипотезы почему-то возлагают на Каменева, хотя, если уж на то пошло, с еще большей вероятностью это могли бы сделать и люди Сталина — чтобы заполучить компромат на одного из лидеров оппозиции. К тому же ОГПУ подчинялось именно Сталину, а не Каменеву. Есть, правда, и другая разновидность этой гипотезы — операцию устроил все тот же «демон» — союзник Каменева по оппозиции Троцкий (понятно — кто же пойдет обыскивать и убивать Есенина ради какого-то безвольного интеллигента Каменева?).