Виктор Строгальщиков - Край

• Название: Край
• Автор: Виктор Строгальщиков
• Издательство: «Пальмира»
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2003
• ISBN: 5-94957-023-5

После распада России журналист Владимир Лузгин, хорошо знакомый читателю по трилогии «Слой», оказывается в Западносибирской зоне коллективной ответственности. Ее контролируют войска ООН. Чеченские моджахеды воюют против ооновцев. Сибирские мятежники — против чеченцев, ооновцев и федералов. В благополучной Москве никто даже не подозревает об истинном положении вещей. В этой гражданской смуте пытается разобраться Лузгин, волею журналистской судьбы оказавшийся в зоне боевых действий. Помалу он поневоле начинает сочувствовать тем, кого еще недавно считал врагом.

Присущие авторуострое чувство современности, жесткий и трезвый взгляд роднят остросюжетный роман Виктора Строгалыцикова с антиутопиями Джорджа Оруэлла и Олдоса Хаксли. Но, в отличие от прославленных западных образцов жанра, «Край» оставляет надежду. Надежду на то, что лучшие, родовые черты российского народа помогут ему остановиться у края…

---

— …Вы меня слышите? — дошёл до Лузгина голос старлея.

— Да-да, конечно. Извините, Алексей.

— Пойдёмте спустимся в укрытие. Ребята ждут.

— Сейчас, — сказал Лузгин. — Только из сумки диктофон возьму… О, чёрт! — Он стукнул себя кулаком по бедру. — Сумка же в машине!

— Да вы начните, Саша сейчас подъедет. — Было видно, что Елагин торопился «отбыть номер», забрать Лузгина и уехать отсюда, и Лузгин, ещё раз чертыхнувшись, побрёл за ним, как на привязи.

Спуск в яму — спуск в укрытие, одёрнул он себя, — был оборудован солидной деревянной лестницей, что Лузгин отметил с одобрением, как, впрочем, и всё, что он увидел далее: крепкий струганый стол с такими же крепкими лавками по бокам, на которых чинно сидели солдаты, спрятав руки под столом и стреляя в пришедших глазами, и брезентовый тент на растяжках, изнутри казавшийся светлее, чем снаружи, и досками зашитые земляные стены.

— Здравствуйте, товарищи! — сказал Лузгин.

— Здравжелам! — ответили солдаты, вскакивая с мест. Лавки стояли очень близко к столу, и подняться в рост не получалось, приветствовали Лузгина на полусогнутых.

— Отделение, садись! — скомандовал старший лейтенант. — Представляю вам, Владимир Васильевич, отделение сержанта Коновалова. В течение двух недель его подразделение будет выполнять боевую задачу по охране дороги федерального значения Ишим — Петропавловск.

Лузгин, старлей и сержант Коновалов стояли у торца стола, вокруг единственной невесть откуда взявшейся здесь крашенной в синий цвет табуретки. Я, значит, сяду, прикинул Лузгин, а они будут маячить за спиной? Хорошее, однако, интервью получится, откровенное и содержательное…

— Беседуйте, — сказал Елагин. — А мы с сержантом не будем вам мешать.

«Он умнее, чем я думал…» Лузгин с благодарностью пожал руку старлею и напомнил про магнитофон. Когда отстучали ботинки на лестнице, он сел к столу и, улыбаясь, посмотрел по обе стороны, выискивая лица посмелее, и сразу узнал Храмова — того, что спрашивал его под Го-лышмановом про независимость России.

— Здравствуйте, Храмов, — сказал он приятельски. — Познакомьте-ка меня с товарищами. Не надо вставать, сидите…

Он всегда полагал, что фамилия есть штука неслучайная; она так же, как имя, предопределяет человека и судьбу. Вот он сам — шелуха от разлузганных семечек… Он слушал Храмова и вглядывался в лица, пытаясь угадать городских и деревенских, добровольцев и забритых по призыву, шпану и маминых сынков, но так и не смог ничего уловить и спросил наобум, есть ли среди них контрактники. Ему ответили молчанием, и только Храмов подал голос: нет, контрактников среди них нет. Тогда Лузгин спросил ещё: «Ну как служится, земляки?» Ему ответили: «Нормально». — «Далеко до дембеля ещё?» Немного посмеялись. «Домой не хочется?» Улыбки, пожимание плеч, шарканье ног под столом. «Как относится к вам местное население?» — «Нормально относится». — «На танцы в деревню ходите?» — «Да нет в деревне танцев!» — «А почему?» — «Да клуба нет». — «А просто так, без клуба, на лужайке? Или местные парни ревнуют?» Снова смех, движение, шёпот на конце стола. «Куда пойдёте после дембеля — работать, учиться?» — «Да работать, наверное, или учиться». — «Кто-нибудь из вас уже участвовал в боевых действиях? Поднимите руку…»

Никто руки не поднял, и это поразило Лузгина. Как же так, ведь рота воевала, по словам Воропаева, и совсем недавно, летом, так где же ветераны? Неужто повыбило всех? Нет, так думать не хотелось, и Лузгин предположил, что просто дембель подоспел и роту пополнили новобранцами.

— А сегодня? — нашёлся Лузгин. — Сегодня кто стрелял по грузовикам?

— Наводчик Шевкунов. — Красивый смуглый парень поставил руку столбиком, как в школе.

— Ну вот, а вы говорите: никто, — ободряюще хмыкнул Лузгин. — Как считаете, попали или нет?

Шевкунов пожал плечами, вокруг захихикали, и обиженный наводчик стал оправдываться, что вот-де в учебке он стрелял из БМП, там пушка малокалиберная, а здесь пулемёт; «бэтэр» совсем старый, а вот из пушки он бы те грузовики прикнокал только так. Ага, машинально отметил Лузгин, это называется не «броник», а «бэтэр», речевая аббревиатура БТР без лишнего звука «э», надо запомнить; и спросил, кто стрелял на шоссе по бандитскому джипу. «Не мы, — ответили ему со всех сторон, — мы шли в хвосте, даже не знаем, кто стрелял».

— Не скучно здесь, на блокпосту?

— Конечно, скучно, — сказал Храмов, а Шевкунов сказал, что нет, нормально, вот только, если дождь, в футбол играть нельзя.

— С кем, с местными? — спросил Лузгин, почуяв интересный поворот в беседе.

— Да нет, сами с собой, — с улыбкой сказал Шевкунов. — Прямо на дороге и играем трое на трое.

— А остальные?

— Так в карауле остальные, — удивился Шевкунов луз-гинской непонятливости.

— Еду сами готовите?

— Вон, — сказал Храмов, — у нас снайпер Потехин за повара.

— Ага, — повернулся к снайперу Лузгин. — И какое ваше фирменное блюдо?

— Ералаш! — за Потехина ответил Шевкунов; все засмеялись, снайпер тоже. — То есть всё в одну кастрюлю, что осталось, и варить до тех пор, пока ложка не будет стоять.

— Обязательно рецептик запишу, — серьёзным голосом подытожил Лузгин.

Позади раздался топот.

— Извини, Василич, — сказал водитель Саша и положил на стол чёрную коробку диктофона. В сумке рылся без спроса, отметил Лузгин с неприязнью, да чёрт с ним, на зоне манерам не выучишься. Он кивнул посыльному и нажал педалькузаписи.

— Для истории, — пояснил он солдатам. И как обрезало беседу: далее никто уже не смеялся, не сыпал репликами через стол, отвечали односложно, с насторожёнными лицами, а Шевкунов и вовсе замолчал и отковыривал занозу на столешнице. Зря я включил эту штуку, с досадой подумал Лузгин. И вообще всё это зря: и разговор, и глупая поездка, и глупый заголовок, вертевшийся вторые сутки в лузгинской глупой голове: «Командировка на войну». И самое печальное, самое стыдное заключалось в том, что он никак не мог сообразить, придумать настоящие вопросы, чтобы проникнуть в души сидящих перед ним таких простых, таких понятных, как ему показалось вначале, стриженых молоденьких парней. Подобное случалось с ним и раньше, особенно когда человек или тема были безразличны Лузгину, но и тогда, как правило, его выручали контактность и навыки, профессиональная имитация живого интереса и некая мудрость во взоре: мол, понимаю, продолжайте… А здесь не сработало, и Лузгин обрадовался даже, когда по лестнице опять затопали ботинки.

— Закончили? — спросил Елагин. Лузгин кивнул ему в ответ, и сержант Коновалов скомандовал отделению «встать» и «на выход». Вокруг Лузгина толкались в тесноте, он решил сидеть, пока не выйдут все, и перематывал назад кассету в диктофоне.

— Привет, Володя, — раздался за его спиной незнакомый тихий голос. Лузгин развернулся на табуретке и увидел рядом с Елагиным пожилого мужичка в старой боло-ньевой куртке, с отвислыми щеками на продолговатом лице и прядью волос через лысину. — Не узнаешь?

— Привет, — сказал Лузгин. — Не узнаю. А что, должен узнать?

— Нет, не должен, — с улыбкой сказал мужичок, и что-то памятное было в той улыбке. — Лет тридцать прошло или меньше? Ты вон тоже пополнел, солидный стал… Да Дякин я, Дякин! — сказал мужичок, поднимая брови в такт на звуке «я».

— Не может быть! — пропел Лузгин. — Ну, Славка, ты даёшь!.. — Он обнял Дякина за плечи. — Вот не поверишь, я как раз тебя вспоминал, когда через Казанку ехали.

— Я тоже не поверил, — Дякин потряс головою, и прядь на лысине встала торчком, — когда мне сказали «Лузгин». Ты как здесь очутился-то?

— Нет, — перебил его Лузгин, — это ты как здесь очутился?

Дякин снова поднял брови и пришлёпнул прядь к макушке, за него ответил старший лейтенант: «Вячеслав Петрович Дякин является старостой деревни Казанлык, и он сейчас коротко расскажет о проблемах местного населения».

— Почему коротко? — спросил Лузгин.

— Времени в обрез, — сказал Елагин. — Вы простите, но… Садитесь, Вячеслав Петрович.

— Ну и что у тебя за проблемы? — спросил Лузгин, усаживаясь тоже. На этот раз Елагин не ушёл, стоял между ними, заложив руки за спину. — Как ты вообще сюда попал, Славка?

— У меня же родители здесь, — ответил старый лысый Дякин. Раньше, комсомольским боссом, он любил держать себя начальственно, даже на рыбалку выезжал в белой рубашке. Он был на год старше Лузгина, а если тебе чуть за двадцать, то целый год разницы — большое дело, да и был тогда Лузгин всего лишь простым корреспондентом. А сейчас — ещё неизвестно кем, и Дякин его явно опасался, как, впрочем, и старлея, нависшего над дякинским плечом.

— Староста, значит, — сказал Лузгин. — Это хорошо.

Дякин промолчал, а старлей пояснил Лузгину, что Вячеслав Петрович пользуется авторитетом среди населения.