Руфь Рома - Повесть и рассказы

• Название: Повесть и рассказы
• Автор: Руфь Рома
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1985

В книгу Р. Ромы вошла ее «Повесть про Тину», состоящая из небольших самостоятельных новелл, раскрывающих детский характер.

Многие годы своей жизни Р. Рома была артисткой театра, возглавляемого Аркадием Райкиным. О начале пути артиста, гастролях его знаменитого театра рассказывает Р. Рома.

---

Так и в этот вечер, поужинав с нами, она подсела к остывшему самовару, взяла книгу, и глаза ее остановились между строк.

Я стала раскладывать пасьянс. Кто-то из друзей научил меня его раскладывать, и тогда был самый разгар моего им увлечения. Раздался звонок. Хозяйка кинулась к двери. Раиса вошла и остановилась перед нею, придерживая платок обеими руками странным жестом, как бы схватив себя за горло. Некоторое время мать и дочь — обе стройные, высокие, с яркими чернобровыми лицами — глядели друг на друга не отрываясь, глаза в глаза.

— Молчите, мама! — выкрикнула дочь навзрыд. — Не говорите мне ничего.

— Я-то молчу… — ответила мать, отворачивая лицо. — Я-то молчу… — повторила она и, не глядя на нас, быстро прошла в свою комнату.

Я чувствовала себя неловко. Раиса, по-прежнему кутаясь в платок, остановилась у стола.

— Все гадаешь? — неожиданно спросила она.

— Нет, не гадаю, это пасьянс.

— Погадай мне.

— Я же говорю — это не гаданье…

— Мне очень нужно.

— Не умею я гадать, правда.

— Ну что ж, — протянула она, укоризненно подняв брови, опустив глаза, — раз не умеешь, ничего не поделаешь. А жаль, очень жаль.

Она налила себе остывшего чаю, не стала пить его за столом, помедлив у двери, обернулась, хотела сказать что-то еще, но удержалась и ушла в комнату матери.

Глядя ей вслед, я подумала, что мы сверстницы и ей хотелось, наверное, поделиться со мной как с чужим человеком, именно как с чужим, которому легко рассказать то, что от близкого надо скрывать, что тяжело кипит на сердце в молчании, а высказанное — облегчает душу. Мне хотелось встать и вернуть ее, но я удержалась, боясь показаться навязчивой, и вернулась к своему пасьянсу.

На следующий день, когда я собиралась уходить, в дверь позвонили. У порога стоял широкоплечий мужчина лет тридцати, с твердым лицом и внимательным взглядом. Он был бледен и весь, с головы до ног, покрыт мелкой светлой пылью. Она набилась в тонкие морщины у крыльев носа, у глаз, сделала махровыми ресницы и матовой потертую кожаную куртку.

— Раисы нету, — сказал он утвердительно, прошел в комнату и сел на диван, вытянув одну ногу.

— Вы ее муж, — сказала я.

— А вы у нас живете? — спросил он и взглянул на меня из-под густых запыленных бровей.

— Да, живем.

— Давно?

— Нет, дня четыре.

— Ну, я пошел, — неожиданно сказал он и стал тяжело подниматься с дивана, пытаясь скрыть свою неловкость.

— Куда же вы? — спросила я. — Рая скоро придет.

Я хотела задержать его, испытывая не жалость, а скорее участие и потребность сделать что-то хорошее для этого человека.

— Нет, не могу, ждать не могу. Вот передайте, пожалуйста, Раисе или матери. — Он протянул пакет, завернутый в газету. — Здесь деньги, — добавил он, а потом, уже прощаясь, сказал: — Послезавтра, ко дню рождения, приеду.

День рождения Раисы праздновали скромно. Кроме нас, все равно присутствовавших в доме, была еще тетка Раисы, удивительно непохожая на свою сестру, — быстренькая, кривоногая, с каким-то смыленным лицом, без ясных черт, с розовыми глазками и маленьким круглым пучком чуть пониже макушки. Она суетилась больше всех — что-то резала, пекла, расставляла на столе.

Муж Раисы пришел поздно, к самому ужину. Он сразу стал умываться с дороги, и Раиса подбежала к нему с полотенцем. Оно развевалось сзади как белый флаг.

Мать пригласила к столу. Муж Раисы вышел последним, сел на один из свободных стульев рядом со мной — ему было все равно, где сидеть. Держал он себя как-то буднично, помалкивал, только изредка взглядывал на жену, когда она не смотрела в его сторону.

С удивлением я поняла, что он жалел ее. Жалел, замечая ее скованность, смущение, прижатые к телу локти, встречая робкий, уклончивый, виноватый взгляд.

Было невесело. Раису поздравляли, минорно звенели рюмками, она принимала поздравления, сверкала зубами, улыбаясь своим красивым ртом. Тетка не переставая жевала и охотно пила водку. Она следила за Раисой круглыми осоловевшими глазками и время от времени укоризненно покачивала головой, ведя сама с собой безмолвный разговор.

Мать наклонилась к зятю и спросила:

— Тебя завтра будить или сам встанешь?

— Спасибо, мама, я ночевать не буду. За мной приедут через час. В ночь выезжаем — срочное задание.

— Может, останешься? — спросила она, пытаясь заглянуть ему в глаза, а он, скользя взглядом по комнате, ответил рассеянно и тихо:

— Нет, не могу. Не могу — не имею права. — Потом поднял рюмку и сказал: — Поздравляю тебя, Рая. Спасибо за все. Желаю тебе счастья и здоровья.

Раиса вскочила и выбежала из комнаты.

Я долго не могла заснуть и решила погадать Раисе. Я не имела права ни советовать, ни подсказывать и вообще вмешиваться в жизнь незнакомых мне людей. Но то, что я не могла сказать ей прямо, могло быть высказано косвенно, через гаданье, основанное на случайной моей осведомленности.

Утром, когда мы остались вдвоем, я сказала Раисе, что согласна ей погадать.

— Вот видишь, — сказала она и быстро села к столу. — Я так и знала, что ты умеешь.

Я никогда не умела гадать, и мне пришлось выдумать целую историю.

— Понимаешь, — отважно начала я, тасуя карты, — этому гаданью меня научила одна испанка. Она предупредила, что им можно воспользоваться только три раза в жизни. Тебе я буду гадать в последний раз. И никому про это не рассказывай. Поняла?

— Что ты! Разве можно…

Раиса смотрела на меня с отчаянием, доверчивым ожиданием.

Мне стало страшно. Я почувствовала, что несу ответственность за каждое сказанное мною слово. Надо было играть роль равнодушного человека, которому не известно ничего из жизни этой женщины и людей, ее окружающих. Любая фальшь могла меня выдать. Но отступать было поздно.

Я подняла колоду над столом и бросила вверх рисунком. Одна из карт упала вниз лицом. Я открыла ее. Это был король пик.

— Вот твой темный король, — сказала я, и сердце у меня заколотилось.

Собрав карты, я стала раскладывать их улиткой, положив в середину червовую даму.

— Это ты, — сказала я уверенно.

— Я? — протянула Раиса дрожащим голосом и хотела сказать что-то еще.

— Молчи, не задавай вопросов.

Мне надо было собраться с мыслями, распределить все карты по ролям пьесы, которую разыгрывала жизнь, и перевести все на малознакомый мне «марьяжный» язык. Передо мной лежал пестрый хоровод глуповатых королей, нахальных валетов и надменных дам. Черная масть — отрицательные персонажи, красная — положительные.

— У тебя на сердце два короля. Темный король — обман. Вот рядом черная десятка — его неправда и твоя печаль. Погоди… вот еще чья-то печаль… ага, это плачут две дамы… пожилые. А вот еще одна, молодая. Но не ты. А эта черная двойка — твои слезы.

По моему гаданию все дамы плакали. Ничего не поделаешь, так было в жизни.

— У тебя какой-то стыд на сердце. Он уйдет, когда будешь со своим добрым королем. Вот он. Твоя судьба с ним. Около него красная десятка — это его правда и твое счастье. А это что? — Я показала ей туз пик и спросила, не поднимая глаз: — Была какая-то большая болезнь?

— Была, — ответила Раиса чуть слышно. — Он умирал. Был тяжело ранен.

— Вот видишь, — сказала я, — значит, правда.

— Да, удивительно… — снова прошептала Раиса.

— Молчи. Отвечай только, когда буду спрашивать, — сказала я, тоже невольно переходя на шепот.

— Слушай. Вот что говорят карты. Ты ошиблась. Все пройдет и забудется только с твоим королем. Он страдает. Не хочет тебе мешать. Думает, это произошло потому, что он раньше был здоров, а теперь болен. Думает, что ты его больше не любишь. А карты показывают, что любишь. Ведь любишь, правда?

— Люблю, — ответила Раиса, не отводя от карт завороженных глаз.

— А тот, темный, — твоя ошибка. Он плохой человек. Нечестный, легкомысленный. С ним у тебя не будет счастья. И потом, там у него жена… то есть дама. Вот… какой-то ребенок… валет.

В подтверждение я протягивала ей первые попавшиеся карты. Я уже совсем запуталась и начала говорить Раисе, что думаю обо всей этой истории. Она или не заметила, или ей все равно было, какими словами сказано то, что ей важно было услышать от кого-нибудь без наставления, без укоризны. Услышать то, что давно, наверное, было решено ею самой.

— Но как же, — шептала она, — какими глазами… Ведь он не простит меня никогда…

— Простит. Увидишь. Он настоящий человек. И не вспомнит ни разу. И ты забудь, если можешь, как страшный сон.

Она подсела ко мне, обняла крепко и заплакала.

Мы долго сидели, обнявшись, как будто знали друг друга с детства. Потом она, приподняв голову, взглянула на меня и спросила тихо:

— А откуда ты знаешь…

— Да карты, карты, — перебила я, смущенно собирая в кучу дам, королей и валетов. — Это гаданье такое — особенное. А теперь вот что сделаем.