Константин Кислов - Рассказы Матвея Вьюгина

• Название: Рассказы Матвея Вьюгина
• Автор: Константин Кислов
• Издательство: Средне-Уральское книжное издательство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1965

---

— Кончится конференция, тогда видно будет. Может, и на попутных уедете, а попутных не окажется — на одиннадцатом номере за милую душу. Эх, и избаловались же вы, друзья. Каждый кавалерист должен быть отличным пехотинцем, должен уметь ходить. А пограничник — тем более…

Так оно и получилось: конференция кончилась, пришлось топать пешком. Подтянули мы снаряжение, подобрали полы шинелей, винтовки — за спину. Только вот шашки в пешем строю — ненужная роскошь, да ничего не попишешь. Так и пошла наша конница. Перед выходом дежурный, как бы между прочим, заметил:

— Тридцать семь километров, а может, и все сорок — пять ходовых часов и дома. Большой привал минут на сорок, короткие привалы само собой. В общем, засветло доберетесь. Я позвоню вашему начальнику.

Утро выдалось холодным. Небо, как солдатская шинель, серое, все в низких тяжелых тучах. Земля пристыла, и под ногами позванивал тонкий ледок, замаскировавший кое-где мелкие лужицы. Когда мы выходили из селения, начал сыпаться редкий снежок. Снежинки летели медленно, потому что было совсем тихо, и легонько кружились, словно бы играли друг с дружкой.

Потом снежинок стало больше, они, как белые мухи, кружились перед глазами, садились на ресницы, щекотно касались разгоряченной кожи лица и таяли, оставляя капельки влаги.

— Похоже, и сюда, на юг, подобралась настоящая зима, — сказал мой земляк Семен Усов. — Как, Вьюга, рассуждаешь на этот счет?

— Ничего я не рассуждаю, зима так зима, это дело природы. Зима нам впривычку, пусть себе подсыпает, не испугаемся. Я даже соскучился по настоящей зиме.

— Не об этом говорю. Знаю, что коренного уральца не испугаешь зимой. А по свежей пороше зайчишек погонять, а?

— Чего зря болтать? — ответил я. — Собак у нас нет, а с винтовкой за зайцем — это, братец, одна глупость… Да уж и пороша — какова эта пороша? Сейчас, поди, все зайцы укрылись…

А снег сыпал и сыпал. Теперь не редкие щекотливые снежинки — сплошная завеса нависла над степью. Земля исчезла под белым покровом. Только придорожный бурьян все еще торчал вдоль колеи, да кое-где на дороге бурыми пятнами проступали из-под снега потревоженные лужи. Вначале мы даже не задумывались над тем, что происходит в степи, шли своей дорогой, подшучивали друг над другом. До большого привала, который мы решили устроить в деревне Архангеловке, все шло в лучшем виде: отмахали больше половины пути. Ног не потерли, и никто из сил не выбился. Легко прошли. Остановились в старой избе на окраине деревни, подзаправились как следует — с собой у нас сухой паек был. Молока у хозяйки попросили. Напились и опять стали в дорогу собираться. Хозяйка поглядела в окно и говорит нам:

— Переночевали бы, ребята. Зги не видать в поле. И время вроде бы не позднее, а смеркается. А уже несет-то как — не приведи бог, сроду такого здесь не было.

— Нельзя нам на полпути оставаться, мамаша, — ответил ей Усов. — Ждать нас будут. К вечеру все равно доберемся…

Оделись и в путь. Однако шли теперь непрытко. Снегу было за щиколотки, а сапоги, размокнув, сделались такими тяжелыми да вертлявыми — едва на ногах держались. Дороги не видно, ее можно было угадать, только присев к земле и приглядевшись — там, где лежит дорога, снег ниже. Так мы прошли еще с полчаса. Запуржило. Снег закружился косматыми столбами, и они, словно какие-то волшебные развесистые деревья, поднялись по всей степи.

— Конечно, баба правильно говорила, остановиться надо было и переночевать. Ничего бы не случилось. Все боимся: дисциплина, дисциплина будет нарушена. Непорядок. У, черт… Куда вот теперь идти?..

Старшим у нас был Усов. Он шел впереди. Ноги у него мосластые и длинные, поэтому сапоги кажутся короткими и широкими в голенищах. Теперь и он шел не так уверенно и прямо, как в начале пути. И шлем держался на его голове не с той ухарской картинностью — сбился чуть набок, обнажив остриженный висок. Он часто приседал и разглядывал дорогу, которая совсем затерялась под снегом. Мы шли целиной и уже чуть не по колено проваливались в рыхлом снегу.

— Сложная обстановочка, Вьюга, — сказал Усов. — Сколько, по-твоему, мы прошли от Архангеловки?

— Километров пять.

— Пожалуй, нет. Три, от силы — четыре. С дороги, считай, сбились, теперь ее никакими судьбами не найдешь. Запомните, слева от нас пограничная полоса. Граница. А справа должна быть линия связи, столбы. К ним и надо нам поджиматься.

Мы ничего не ответили Усову, а просто пошли за ним, устало передвигая ноги. Мы понимали, что теперь во что бы то ни стало надо идти вперед. Дороги назад уже не было. Ветер дул сильнее, шумными порывами и не с гор, а с моря, он был не особенно студеный, но какой-то тяжелый и сырой, словно пропитанный солью. И снег летел влажный, большими липучими хлопьями. Выбрались, наконец, к телефонным столбам. Измотались. Подолгу сидели у каждого столба и курили, не в силах подняться. А в проводах тревожно и непрерывно гудело. Я сидел и невольно думал: «Может, о нас лопочут они. Беспокоятся».

На бугорке Лунев заметил редкие кусты ракитника и нечто похожее на развалины какого-то строения.

— Деревня близко! — закричал он. — Ребята, деревня! Похоже, огород какой-то вижу…

Подошли — разочаровались: обычная глинобитная развалина. Может, остатки кочевки, может, старый завалившийся колодец. И пока мы стояли возле безмолвных камней, засыпаемых снегом, и думали, рядом послышался слабый стон.

— Слышишь, Семен? — спросил я.

— Ага, слышу…

Усов обошел груду камней, разрывая ногами глубокий снег, и неожиданно вскрикнул:

— Глядите сюда!

У глыбы окаменелой глины, бывшей когда-то стеной строения, лежал человек. Снег засыпал его так, что на поверхности осталась одна голова, замотанная каким-то тряпьем. Лицо немолодое, морщинистое, в густой красной бороде — хной выкрашена[4]. Глаза закрыты.

Мы откопали человека из-под снега и ужаснулись: он был бос. В хурджуме[5], который висел у него через плечо, в одной сумке лежал кусок черствого леваша и три луковицы, в другой — толстая, засаленная книга на арабском языке.

— Снегом надо попробовать растереть. Может, отойдет, — проговорил Усов. Он снял с себя лишнее снаряжение и принялся растирать старику лицо и уши.

— А вы ноги и руки трите, только осторожно, ободрать можно. Босиком… Вот он юг-то какой обманчивый. Человек не знает зимы и не готовится к ней…

— Может, потерял обутки-то, в снегу застряли.

— И это может быть, — согласился Усов. — Эх, неугомонный же ты человек, — продолжал удивляться Усов, — несет тебя жизнь в погоду и в непогодь, и днем и ночью, и не знаешь ты, где настигнет тебя конец.

— Это правильно, — сказал Лунев. — Оттираем его, а кто он такой — ты знаешь? — спросил он, прищурив глаз.

— Человек, — не сразу ответил Усов. — А чего еще надо знать? Может, тебе анкету его подать? Биографию и две фотокарточки, так, что ли?

Человек открыл глаза и простонал глухо. Лицо, руки и ноги у него теперь горели жаром. Падавший на них снег тотчас же таял. Старик, приподнявшись, как-то пугливо и растерянно разглядывал нас. Мы пытались заговорить с ним, услышать от него что-нибудь о себе — все было напрасным: он ни одного слова не произнес.

— Отходили. Слава богу. А что будем делать с ним? — спросил Лунев.

— Возьмем с собой, не бросать же его на гибель, — недовольно проворчал Усов. Он снял с себя сапоги, разорвал портянки, половину намотал себе на ноги. Обулся. Потом стал заматывать оставшимися портянками ноги старика.

— Давай, Вьюга, и твои, моих не хватит…

А когда обернули ноги, оказалось, что идти он все равно не может.

— Да-а, — задумчиво произнес Усов. — Задача.

— Погоди, попробую санки сварганить, — сказал я. — Дайте-ка сюда шашки…

Из трех шашек, связанных темляками, я смастерил что-то вроде салазок. На эфесах закрепил винтовочный штык, чтобы шашки не разъезжались и привязал к нему лямку от вещевого мешка. Еще один штык приладил поперек ножен. Положил хворосту, а сверху — порожний вещевой мешок.

— Вот и кошевая готова. Поехали…

Семен передал мне свою винтовку, а сам впрягся в лямку и потащил по снегу неудобную ношу. Пока мы возились со стариком, снегу прибавилось. Следов наших было уже не видно. Ветер с глухим рокотом гнал но степи снежную карусель. Над нашими головами кружились большие белые совы. Их было много. Устав бороться с ветром, они садились прямо в снег или на редкие кустики бурьяна, не занесенные еще снегом, и глядели на нас немигающими, мудрыми глазами. Мы шли. И совы перелетали на другое место. Они почему-то все время кружились возле нас.

Ношу тащили попеременке. Тонули в снегу. А Усов то и дело справлялся у старика, как он себя чувствует. Старик мотал головой, и нельзя было понять, лучше ему или очень плохо.

— Тащим, а кого — не знаем. Может, шпиона или кого-нибудь почище, — раздраженно проворчал Лунев. Остановился, тяжело дыша, и бросил лямку. — Не могу больше! Впереди ничего не видать, кроме этих проклятых сычей. Гибель, что ли, нашу почуяли, кружатся, глаз не спускают.