Пьер Вери - Завещание Базиля Крукса

• Название: Завещание Базиля Крукса
• Автор: Пьер Вери
• Жанр: Классический детектив
• Год: 1930

Роман «Завещание Базиля Крукса» получил 1-ю премию на французском конкурсе романов приключений 1930 года. На русском языке роман публиковался в выходившей в Париже русской эмигрантской газете «Возрождение» с 8 по 28 декабря 1930 г. Переводчик не указан. Данный текст романа воспроизводится по факсимиле номеров газеты «Возрождение» с сайта Принстонского университета.

---

— Мой второй вопрос, — заявил вдруг Пигот, обращаясь к Родериго, — умеете ли вы ездить на велосипеде?

— И даже очень хорошо. В прежние годы я предпринимал на нем далекие экскурсии.

У Пигота дрогнули веки. Каучо понял важность вопроса и вдруг сделал карандашом какой-то знак в записной книжке. Поднявшийся на цыпочки Транкиль, видел, что он поставил крестик перед фамилией капитана.

— Родериго, — продолжал Пигот, — не приходилось ли вам встречаться с одним антикваром, по фамилии Грегорио?

— Антиквар Грегорио?

Капитан делал видимое усилие, чтобы вспомнить.

— Возможно, — ответил он, наконец, — не скажете ли вы мне, каков на вид этот человек? Я как-то заходил в одну лавку на улице Трех Деревьев, и мне запомнилось, что хозяин был лысый, на редкость некрасивый человек, крепкого сложения.

У Пигота вновь засверкали глаза.

— Он самый! Это был Грегорио. А теперь, капитан, представляете ли вы себе, кто был человек, который так поспешно бежал с «Альдебарана»?

— Я его почти не видел и потому не имею по этому вопросу никакого суждения. Что же, неужели этот человек и был Грегорио.

— Это был он! И он же убит сегодня утром. Вы понимаете теперь, почему нам так важно установить, кто был тот морской офицер, который прибыл к вам на борт сегодня в седьмом часу утра. Вполне возможна связь между убийствами Тейа и Грегорио.

— Судьба против меня! — воскликнул капитан. — Я не имею никакого отношения к обоим преступлениям. Вот при каких обстоятельствах я познакомился с Грегорио. Это произошло пять с половиной месяцев тому назад в Сантандере. Проходя мимо его лавочки, я случайно увидел в витрине полное собрание сочинений Лопе де Вега в хороших переплетах. Я зашел и купил книги. Сознаюсь, что я мало читаю, но у меня в каюте была пустая этажерка, и мне захотелось закрыть пустоту. С тех пор я больше никогда не видел Грегорио и не имею представления, зачем он был на «Альдебаране» в день убийства.

— Теперь последний вопрос, Родериго. Что вы скажете по этому поводу?

С этими словами Пигот протянул капитану записку, полученную накануне Нунецом. При чтении ее капитан вздрогнул.

— Судьба, действительно, немилостива ко мне. Да, я произнес эти слова. Во время допроса я не счел нужным их повторять, так как они не имеют никакого отношения к убийству, равно как моя ночная поездка в Сантандер. И теперь, как и по только что названному вопросу, я не имею возможности дать никаких дополнительных объяснений.

Эти слова вызвали удивление на лицах Нунеца, Пигота и Каучо. Невозмутимым остался только Транкиль, который продолжал внимательно следить за капитаном. Он смотрел на него с ласковостью, и это хорошо заметила Лаура.

— Не кажется ли вам, Нунец, — заговорил вдруг француз, — что поставленный капитану вопрос наилучшим образом доказывает его невиновность? В самом деле, если бы капитан думал о яде, то его вопрос не имел бы никакого смысла. Цианистый калий, как знает всякий, убивает мгновенно, и капитану незачем было справляться у синьоры Лауры не пила ли она из стакана. Ясно, что синьора не прикасалась к нему иначе она была бы мертва. Значит, капитан имел в виду нечто совсем другое.

Рассуждение было настолько убедительно, что Пигот не мог с ним не согласиться.

— Но кто написал записку?

— Ясно: кто-то находившийся в это время на яхте, и притом поблизости от бара.

При этих словах француза Каучо начал сильно волноваться.

— В центральном помещении, — заговорил Пигот, справившись со своей записной книжкой, — находились доктор Каучо, который беседовал с Тейа. На кухне был Рамон, а в баре синьора Лаура. Что касается Грегорио, то он был далеко.

— Тейа умер, — вмешался Нунец, — Каучо заявляет, что ничего не слышал. К тому же, он был со мной, когда мне доставил записку какой-то мальчишка. Рамон неграмотен. Остается синьора Лаура, но это предположение нелепо. Кроме того, в своем заключении, полицейский эксперт заявляет, что записка написана несомненно культурным человеком, привыкшим обращаться с пером.

— Да, — подтвердил Транкиль, внимательно рассмотрев записку, — ее писал скорее всего доктор, или адвоката: и те и другие славятся неразборчивостью почерка.

— Какой вздор! — воскликнул Каучо, от гнева. — Вы, как я вижу, намекаете, будто записку писал я. Я же утверждаю, что ничего не слышал. А по почерку автором ее мог бы быть и архивариус.

— Совершенно с вами согласен, — любезным тоном произнес Транкиль. — Но меня не было на яхте в то мгновение, а вы были. И очень похоже на то, что записку писали вы. Но в чьих интересах была она написана? В интересах убийцы!

Француз спокойно, точно не замечая действия своих слов, продолжал:

— Итак, только убийца мог написать ее, а, с другой стороны, ее некому было написать, кроме вас. Но успокойтесь доктор, — продолжал француз, не обращая внимания на отчаянную жестикуляцию старика. — Я не утверждаю ни того, что вы убили, ни того, что вы — автор записки. Я видел ваш почерк и имею еще и другие основания полагать, что записку составили не вы. Но пусть этот маленький эпизод кое-чему научит вас. Я видел, что вы легкомысленно поставили крест перед фамилией капитана, как несомненного виновника преступления. Убедитесь теперь, что в данную минуту все улики против вас и откажитесь от ремесла сыщика, в котором ничего не смыслите.

Отведя душу, Транкиль принял характерный для него чуть-чуть недоуменный вид. Пигот, который начинал находить, что француз забирает в руки руководящую роль в расследовании, слегка нахмурился. Каучо покорно принял выговор.

— Я был не прав, — сказал он, — я понимаю, что вел себя, как старый осел. Простите меня, Родериго за то, что я осмелился заподозрить вас.

Достав записную книжку, он вырвал из нее знаменитый список.

— Пустяки, дружище! — произнес капитан. — По правде говоря, каждый имеет право меня подозревать.

ГЛАВА 16. Невидимый убийца.

— Кто бы ни был автор письма, — заявил Нунец, — тайна бара остается полностью неразгаданной. Как мог убийца действовать и передвигаться в присутствии семи человек, из которых ни один его не видел?

— О том, как он мог войти в бар и выйти из него, оставшись незамеченным, у меня уже есть некоторая гипотеза, — спокойно заявил Транкиль. — Разгадка, по-видимому, крайне проста. Возможно, что я еще кое-что прибавлю к этим словам после того, как осмотрю бар.

Пигот раздраженно передернул плечами. Как смел этот француз надеяться найти что-либо там, где ничего не нашел он, Пигот?

Маленькая группа направилась к бару. С палубы доносился звонкий голос Уллохо, который распевал какую-то цейлонскую песенку, подслушанную им за время прошлогодней стоянки в Коломбо.

Транкиль медленно обошел бар.

— Этот бар, — сказал он, — самое обыкновенное помещение. В него не ведут никакие таинственные ходы... Прекрасно! Это значит, что нам следует искать убийцу среди лиц, хорошо знакомых с «Альдебараном». Этот человек должен был совершить убийство при помощи психологического приема. Я выражусь яснее попозже, когда буду располагать данными, которых у меня пока еще нет. Я не сомневаюсь, что мы найдем этого человека. Ибо, обратившись в бегство, он выдал бы себя.

— Но Грегорио бежал! — воскликнул Нунец.

— Как отлично выяснил инспектор Пигот, Грегорио никак не мог налить яд в стакан Тейа. К тому же, он отнюдь не принадлежал к окружению капитана Родериго.

— Вы говорите о психологическом приеме, мосье Транкиль, — опять заговорил Нунец. — Со своей стороны, я опасаюсь отвлеченных рассуждений. Все они строятся на предположении, что человек есть существо, действующее логично, а я давно убедился в том, что это не так.

— Значит, ложна применяемая вами логика. Я утверждаю, что люди так же мало могут избавиться от повиновения законам логики, как числа от подчинения законам математики. Часто кажется, что человек действовал нелогично. Но подумайте, и вы убедитесь, что его поступками руководила высшая логика.

Говоря так, Транкиль продолжал осмотр. Внимательно оглядел иллюминатор и передвинул бутылки на прилавке. Наклонившись, что-то поцарапал на ковре. Поднял футляры от соломинок, которыми пренебрег Пигот и быстро отбросил их.

Он казался озабоченным; внезапно зашагал по комнате и стал вполголоса считать шаги; измерил также высоту иллюминатора над ковром. После этого задумался и, видимо, стал производить какие-то арифметическая выкладки.

Наконец, подняв голову, он заявил:

— Бар мог сказать мне немного. Впрочем, то, что он мог, он мне сказал, но я еще не вполне понимаю...

Затем он попросил Пигота осмотреть вместе с ним остальные помещения рубки. Осмотр был недолог. Проведя безрезультатно несколько времени на кухне, в каюте капитана и в столовой, Транкиль направился в гостиную.

Родериго объяснил французу то самое, что рассказал несколько раньше Пиготу.