Любовь Овсянникова - Вершинные люди

• Название: Вершинные люди
• Автор: Любовь Овсянникова
• Издательство: Стожары
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2016

В новой книге из цикла «Когда былого мало» автор показывает интересно прожитую жизнь любознательного человека, «путь, пройденный по земле от первых дней и посейчас». Оглядываясь, она пытается пересмотреть его. Говоря ее же словами — «так подвергаются переоценке и живот, и житие, и жизнь…»

Это некое подобие «Тропика Рака», только на наш лад и нашего времени, это щедро отданный потомкам опыт, и в частности — опыт выживания в период перехода от социализма и перестройки к тому, что мы имеем сейчас.

---

24 ноября. Под давлением оппозиции и массовых демонстраций в отставку ушло руководство Коммунистической партии Чехословакии. Новым генеральным секретарем партии избран Карел Урбанек, еще один могильщик коммунистической идеи. Как и все персоналии смуты, он просидит в кресле недолго — в 1990 году он проведет решение об отмене положения Конституции, которое давало Коммунистической партии монополию на власть. После этого уйдет туда, откуда вынырнул — в мрак и безвестность.

10 декабря. Уход в отставку президента Чехословакии Г. Гусака. Сформировано новое правительство с некоммунистическим большинством. 29 декабря Президентом Чехословакии избран Вацлав Гавел — писатель, диссидент, правозащитник. Дальше о нем можно не писать, теперь мы все хорошо понимаем, что это означало — зловонное амбре.

22 декабря. В Румынии свергнут и расстрелян вместе с супругой глава государства и Румынской компартии Н. Чаушеску. Президентом Румынии стал лидер Фронта национального спасения И. Илиеску. Это он положил начало опасному прецеденту в новейшей истории, став президентом на крови.

А в самом СССР продолжалась пресловутая перестройка, а по существу «мягкая» революция. Какая же она «мягкая», если взрывом происходил откат назад в историческом развитии, стремительно приближался конец нормальной жизни, стабильности и порядка… У нас разрастался настоящий крах, рвались последние производственные связи, сокращался выпуск продукции, иссякала организационная инициатива и энергия «красных директоров». А на них самих началась настоящая охота с целью психологического отстрела — и не только психологического, иных находили в реках с петлей на шее, ибо они еще удерживали то, что враждебные силы стремились разрушить. То тут, то там люди, подстрекаемые претендентами на роль новых апостолов, выступали против правительства и профсоюзов. Развал экономики приводил к сокращению рабочих мест на предприятиях и в учреждениях. Народ терял почву под ногами, нервничал и вымирал от стрессов. И снова этим пользовались деструктивные силы, чтобы организовывать беспорядки и кричать о вине правительства, о пороках социализма, о продажности коммунистов. Наша страна агонизировала, вступала на тот же пагубный путь, который уже прошли менее устойчивые ее собратья.

Более объективную оценку тогдашним обвальным процессам я для себя сложила позже, когда появилась возможность оглянуться и увидеть их издалека, на фоне других времен и событий. А тогда мы просто жили, видя и понимая, что время планов и поступательных продвижений к намеченным целям закончилось. Нам надо было уцелеть, не утонуть во вспучившейся, кипящей страстями реке из своекорыстия, лжи и предательства. И снова, по словам поэта, «мы диалектику учили не по Гегелю — бряцанием боев она врывалась в жизнь». Мы на ходу учились вписываться в галопирующие перемены, причем учились друг у друга, за неимением других учебников.

Щедрая судьба и тут позаботилась, и очень вовремя подсунула мне прибыльное занятие — торговлю книгами. Как она возникла, я расскажу не сейчас, тут важно другое — благодаря первым шагам в собственном деле я быстро научилась смотреть по сторонам и видеть, что и где можно использовать для пополнения кармана.

Что касается в частности типографии, то мы существовали как бы в тихой заводи, ибо нас не затронули первые превратности. Как и во времена планового хозяйствования, мы выпускали союзные тиражи книг по заказам пяти издательств (это была художественная литература днепропетровского «Проминя», школьные учебники харьковского «Прапора», научная литература киевских «Сельхозкнига» и «Наукова думка» и московского «Недра»). Еще оставалось среди наших постоянных заказчиков и то электротехническое предприятие, которому мы печатали этикетки на батарейки. Были у нас постоянные заказчики и в группе ширпотреба, например, Днепропетровский радиозавод, которому мы поставляли текстурную бумагу «под дерево» для оклейки корпусов телевизоров. Короче, пока что все шло своим порядком. И все же беда надвигалась. А я хотела ее хотя бы задержать и хотя бы локально — для себя.

Как? Для этого надо вернуться к событиям предшествующего этому года.

Много разъезжая по стране, бывая в центральных издательствах, встречаясь с издателями и писателями, беседуя с ними, я убеждалась, что наше благополучие долго не продлится. Конечно, всего будущего ужаса я не представляла, даже помыслить не могла, что в экономике исчезнет плановость и воцариться хаос, но то, что перемены движутся в сторону ухудшения, не сомневалась. Эти настроения уже не оставляли меня.

Как-то, в очередной раз обходя цеха в плановом порядке, я задумалась о судьбе нашего законного брака. Он возникал повсеместно, то есть почти на каждом технологическом переделе, и покоился в кучах на отведенных местах, дожидаясь отправки на участок, где бумагу резали на лапшу, а затем паковали в огромные тюки и отправляли на бумажную фабрику в переработку.

Я не оговорилась, часть брака действительно была законной — предусмотренной технологическим процессом, и его количество регулировалось специальными нормами по расходованию материалов. В печатных цехах он возникал при подготовке к работе — приправке машин. Так называли установку печатной формы, при которой на листах оставался ровный по интенсивности отпечаток. Иногда тут появлялся и непредусмотренный брак, если бумага не соответствовала стандарту и намагничивалась при трении. Тогда в местах захвата она шла на печать не отдельными листами, а по несколько штук. И хорошо, если на выходе приемщик вынимал и отбрасывал белые листы, и этим все заканчивалось. А бывало и хуже — бумага комкалась прямо под формой и забивала машину. Это приводило и к сбою рабочего ритма, отставанию от графика работ и к перерасходу бумаги. Случался брак и по причине некачественной краски, когда она что называется не ложилась на бумагу, а сворачивалась комками и отбивалась от листа, приводя к возникновению марашек, или не впитывалась и размазывалась по тексту.

Случался брак и на фальцовке, где из отпечатанных листов формировались тетрадки — части будущего книжного блока.

В переплетном цехе были свои нормы брака и предусмотренные или непредусмотренные причины для него. Только тут его возникало еще больше, ввиду обилия процессов, связанных с клеями, подборкой и шитьем блоков, изготовлением крышек и другими операциями.

Отбор в брак шел по нескольким уровням: на местах — самими исполнителями, цеховым мастером по качеству; на выходе готовой продукции и сдаче ее на склад — приемщиком отдела технического контроля; наконец при приеме тиража — заказчиком.

Вот так и получалось, что иногда при некачественной бумаге, красках, клеях или других материалах брака возникало больше предусмотренной технологиями нормы. И это наносило убыток предприятию. Но не мириться же с потерями, не брать на себя расходы по ним! Выход находили либо за счет заказчика, когда менее щепетильно перебирался брак и в тираж отдавались не совсем качественные книги, либо за счет поставщиков материалов, которым писались претензии с предложением покрыть возникший по их вине ущерб. Для регулирования этих вопросов существовала юридическая служба.

Как видно, жизнь на производственном предприятии была неспокойной и разнообразной. Имелось достаточно возможностей злоупотреблять и выпускать внеплановую продукцию, извлекая из этого дополнительную прибыль. Правда, на типографиях этим не пользовались, потому что книги — товар копеечный, а громоздкий, он доставлял больше хлопот, чем пользы. Да для нормального человека и невыгодно было мошенничать. Например, за своевременное выполнение плана мы получали премии, весомо превышающие то, что можно было бы извлечь преступным путем, таким как подпольные допечатки.

Но в новом времени многое начало меняться, в частности, начало исчезать понятие брака, совести, партнерского долга. Это подогревалось тем, что теперь приветствовалась экономическая инициатива, предприимчивость, стяжательство, что позволяло по-другому взглянуть на традиционное положение вещей.

После обхода предприятия я зашла в кабинет директора, видимо, не с таким видом, как всегда. Конечно, я же волновалась, имея намерение произнести совершенно крамольные фразы.

— Что-то случилось? — упредив меня, спросил директор.

— Я только что прошлась по цехам...

— Ага, — безмятежно перебил меня он, — мало там производственники шляются да нервируют рабочих, так ты еще иди добавляй.

Впрочем, его ворчание было не беспричинным. Наш производственный отдел в последнее время получил право принимать заказы на изготовление мелкооптового ширпотреба, минуя директора. Это были визитки, поздравительные адреса, подарочные папки, эксклюзивные календари, всевозможные именные еженедельники, альбомы и прочая канцелярская дребедень. И не то чтобы деньги за выполнение этих заказов шли кому-то в карман, а просто эти работы технологи протискивали вне плана, выбивая все предприятие из графика. А за такое пособничество получали подарки или взаимные услуги от заказчиков. Со временем этим начали грешить и другие сотрудники управления, если кому-то надо было достать мебельный гарнитур, устроиться на операцию или определить своего ребенка на теплое место. Да мало ли у людей забот?! Вот Николай Игнатьевич и обо мне такое подумал, что я хожу по цехам и продавливаю свои заказы из меркантильных соображений… Обидно.