Андрей Зберовский - Сократ и афинская демократия

• Название: Сократ и афинская демократия
• Автор: Андрей Зберовский
• Жанр: Философия
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-94617-096-3

Монография представляет собой социально-философское исследование причин конфликта афинского демократического общества V века до н. э. и знаменитого философа Сократа.

В ней преодолевается однобокое восприятие Сократа как выдающегося философа-этика, рассматривается общественно-политическая составляющая деятельности и мировоззрения этого выдающегося афинского мыслителя.

Прежде всего идеологическая направленность многих его идей и рассуждений, соотносимость или несоотносимоть их как с господствующей идеологией правящего в демократических Афинах демоса, так и с оппозиционной идеологией средних и зажиточных страт афинского общества.

Книга будет интересна не только специалистам по социальной философии, истории философии и антиковедению, но и самому широкому кругу читателей, интересующихся личностью выдающегося афинского философа Сократа.

---

Чем же определялось философское сознание и поведение Сократа в первые десятилетия его жизни и философствования? Благодаря Ксенфонту, мы знаем: всю свою жизнь Сократ с удовольствием и оптимизмом брался за рассмотрение совершенно любого вопроса и давал советы абсолютно в любой области. При этом свои способности он обосновывал тем, что если бы кто–то пришел к нему за огнем или водой, а у него их не было бы, то Сократ мог бы легко привести этого человека туда, где можно было бы легко достать его. И даже музыке он мог бы помочь научиться, поскольку смог бы показать людей, искусных в музыке. И все это потому, что, по его словам, Сократ всю свою жизнь интересовался теми, кто в Афинах являлся главным знатоком в той или иной области, и общался с ними [2].

По свидетельству все того же Ксенофонта, Сократ был практик и рационалист до мозга костей: «Так, геометрию, например, надо изучать, говорил он, лишь в таком объеме, чтобы быть в состоянии, в случае надобности, отмерить участок земли правильно, согласно с измерением, принять, передать, разделить или представить отчет о работе. А вот доходить до труднопонимаемых чертежей он находил ненужным; пользы от этого, говорил он, не видно; хотя он сам не был профаном в этой науке, но говорил, что занятие ею может поглотить у человека целую жизнь и помешать изучению многих других полезных наук.

Он рекомендовал также изучение астрономии, но тоже лишь в таком объеме, чтобы иметь возможность определять время ночи, месяца и года для поездок сухопутных и морских и для караулов и чтобы вообще для всякого рода занятий, приуроченных к известному времени ночи, месяца и года, пользоваться разными признаками, определяя время этих знаний. И этому легко научиться, говорил он, у ночных охотников, кормчих и многих других, кому нужно знание этого. Напротив, изучать астрономию в таком объеме, чтобы узнать даже те небесные тела, которые не вращаются вместе с другими, именно планеты и блуждающие звезды, и мучиться над исследованием их расстояния от Земли, времени и причин их вращения, — от этого он усиленно старался отвлечь своих друзей: пользы, говорил он, и в этом никакой он не видит; хотя он и по части астрономии имел сведения, но говорил, что и занятие ею может поглотить у человека жизнь и помешать изучению многих полезных наук. Вообще, он не советовал заниматься изучением небесных явлений, как бог производит каждое из них; этого, думал он, людям не удастся постигнуть, да и богам не доставит удовольствия, кто исследует то, чего они не захотели открыть, к тому же рискует сойти с ума, кто занят такими изысканиями, как сошел с ума Анаксагор, очень гордившийся своими объяснениями действий богов» [3].

Скажем больше. Во все тех же только что процитированных нами «Воспоминаниях о Сократе» Ксенофонт говорит еще более четко: «Да он и не рассуждал на темы о природе всего, как рассуждают по большей части другие; не касался вопроса о том, как устроен так называемый философами «космос» и по каким непреложным законам происходит каждое небесное явление. Напротив, он даже указывал на глупость тех, кто занимается подобными проблемами» [4].

Давайте чуть внимательнее отнесемся к сообщению Ксенофонта. Итак, по его словам, Сократ прямо не рекомендовал своим ученикам глубоко вдаваться в физику, астрономию, геометрию, но при этом… сам–то он, судя по диалогам Платона и самого Ксенофонта, знал все это в совершенстве! Как же все это совмещается? Судя по всему, достаточно просто. Все дело в том, что дошедшие до нас апологии Сократа — Платоновская и Ксенофонтовская, являлись все–таки именно апологиями, то есть по сути защитительными речами в пользу Сократа. А поскольку одним из пунктов осуждения философа являлось то его обвинение в безбожии, которое когда–то прозвучало в адрес учителя Сократа Анаксагора, активно занимавшегося как раз физикой и астрономией, то, ученики Сократа, разумеется, стремились обелить своего учителя, «задним числом» стараясь изъять из его учения все то, что доказывало бы точность обвинения, его обоснованность.

И в этой связи вполне можно согласиться с А. Н. Чанышевым в том, что, по иронии судьбы, Сократу пришлось расплачиваться за физику Анаксагора. Ведь именно из–за его воззрений в Афинах был принят закон, объявляющий государственными преступниками тех, кто не почитает богов по установленному обычаю или объясняет научным образом небесные явления. Сократа обвиняли в том, что он якобы учил, что Солнце — камень, а Луна — земля. И как Сократ ни доказывал, что этому учил не он, а Анаксагор, его не слушали [5].

В итоге и получается то, что мы имеем: Сократ и Платон, заставшие только последние двадцать жизни Сократа, действительно, вполне могли слышать от него рекомендации не изучать физику, астрономию и геометрию. Однако, во–первых, они могли и не задумываться о тех истинных причинах, почему он так рекомендовал, а, во–вторых, они все–таки беспристрастно донесли до нас информацию о том, что сам–то Сократ разбирался во всем на высшем уровне!

Забегая вперед, заметим: с нашей точки зрения, фигурирующее у Ксенофонта заявление о вредности физики, астрономии и геометрии, скорее всего, было для Сократа вынужденным и явилось следствием как преследований Фидия и Анаксагора, так и атакой на Сократа со стороны Аристофана. Вследствие этого, всерьез опасаясь за судьбу своих последователей, в возрасте за пятьдесят лет, Сократ, на самом деле, мог советовать воздерживаться от натурфилософского изучения устройства мироздания. Однако мы можем совершенно точно быть уверены: будучи в молодости учеником Анаксагора и Архелая — Физика, Сократ был просто обязан получить все те знания, что были на тот момент времени последним словом эллинской науки.

В связи с этим, вспомним, что Диоген Лаэрций совершенно твердо сообщает нам о том, что Сократ был учеником сначала Анаксагора, а затем Архелая — Физика. И по сообщению того же Диогена, отказавшись от решения собственных хозяйственных проблем и от государственных дел, в ответ на замечения сограждан о том, что ему совершенно безразлична судьба его полиса, Анаксагор ответил: «Отнюдь, нет; мне очень даже есть дело до отечества!», — и указал на небо [6]. Как можно убедиться, и отказ от забот о своем благосостоянии и от государственых дел Анаксагора совершенно тождественны последующему поведению Сократа. Так что Сократ, при все нашем к нему уважении, вряд ли был оригинален; скорее он следовал традиции учителя.

Кроме того, Анаксагор учил: «Солнце — есть глыба, огненная насквозь, а величиной она больше Пелопоннесса, что на луне есть дома и даже холмы и долины. Первоначало же таково: как золото состоит из так называемой звездной пыли, так и все представляет собой связь подобочастных маленьких телец. А первоначало движения есть Ум. Такие тяжелые тела, как земля, занимают нижнее место; легкие, как огонь, — верхнее; а вода и воздух — среднее. Ибо именно так поверх плоской земли отстаивается море, и влага превращается в пары под солнцем.

Звезды, по мнению Анаксагора, первоначально двигались куполом, так что полюс был виден над самой вершиной земли и лишь потом получил отклонение. Млечный путь есть отражение звезд, не освещающихся солнцем; кометы — скопище планет, испускающих пламя; падающие звезды — подобие искр, выбрасываемых воздухом. Ветры возникают оттого, что солнце разрежает гром; гром — это столкновение туч, молнии — трение туч; землетрясение есть обратное проникновение воздуха в недра земли. Живые существа рождаются от влаги, тепла и земнообразности, а потом уже друг от друга… А что касается вопроса о смерти, то, он утверждал, что спуск в Аид отовсюду одинаков» [7].

Безусловно, все эти утверждения явно опережали свое время и могли показаться современникам Анаксагора сущим безбожием. И, вне всякого сомнения, молодой Сократ был просто обязан если не проникнуться данными убеждениями, то, во всяком случае, быть с ними ознакомленными. Причем, с нашей авторской позиции, правильнее всего считать, что данные утверждения были Сократом вполне разделяемы. Разделяемы хотя бы просто потому, что после осуждения взглядов Анаксагора и изгнания его из Афин, Сократ не только не бросил философские штудии, но и продолжил свое обучение у Архелая, который ничуть не уступал Анаксагору как в научной смелости, так и в предмете своего научного анализа.

К тому же, благодаря Платону, до нас дошла одна из самых последний речей Сократа (возможно, самая последняя), где, вспоминая свою молодость, Сократ следующим образом рассказывает своему другу Кебету свое отношение к натурфилософии:

«В молодые годы, Кебет, у меня настоящая страсть к тому виду мудрости, который называют познанием природы. Мне казалось удивительным и необыкновенным знать причину каждого явления — почему что рождается, и почему погибает, и почему существует. И я часто метался из крайности в крайность, и вот какого рода задавал я себе в первую очередь: когда теплое и холодное взаимодействуя, вызывая гниение, не тогда ли, как судили некоторые, образуются живые существа? Чем мы мыслим — кровью, воздухом или огнем? Или же ни тем, ни другим, ни третьим, а это наш мозг вызывает чувство слуха, и зрения, и обоняния, а из них возникают память и представление, а из памяти и представления, когда они обретут устойчивость, возникает знание? (выделено автором).