Григорий Кобяков - Кони пьют из Керулена

• Название: Кони пьют из Керулена
• Автор: Григорий Кобяков
• Издательство: Восточно-Сибирское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1971

Книга забайкальского писателя посвящена дружбе и сотрудничеству советского и монгольского народов в годы Великой отечественной войны и после нее.

Молодая монгольская девушка во время бурана в степи находит замерзающего советского солдата и привозит его на пограничную заставу. Так начинается эта история…

---

Временное правительство, исходя из соображений необходимости установления полного порядка ц спокойствия, призывает вас немедленно изгнать из пределов пашей страны безнаказанно бесчинствующих белобандитов, полностью очистить от них нашу Родину.

Настало великое время возрождения монгольского народа, время объединить мечты, стремления и действия в борьбе за установление народного права, взамен отжившей деспотической власти.

Временное правительство опасается только, что корыстолюбивые князья и другие лица, гоняющиеся за чинами, титулами и разными привилегиями, ставящие свои интересы выше всего, могут стать изменниками и предателями своей Родины.

Временное правительство ставит перед собой следующие основные задачи; полностью освободить Родину от гнета китайских милитаристов; уничтожить вооруженные банды белогвардейцев, вторгшихся на ее территорию; обеспечить полную, безопасность жизни и сохранность имущества мирных иностранных граждан, проживающих в Монголии…

Монгольское Временное правительство, учитывая сложившуюся обстановку в стране, обращается ко всем гражданам с призывом быть готовыми послать своих представителей во всенародный Хурал для решения важнейший государственных дел и создания постоянного правительства независимого монгольского народного государства».

Гость закончил чтение, а в юрте по-прежнему стояла напряженная тишина. Он обвел всех присутствующих радостным взглядом, сказал:

— Ну вот, мы дождались времени, когда надо идти войной на всех грабителей-чужеземцев и на всех богатеев. Будем завоевывать свою, народную власть.

Кто-то из батраков спросил:

— А если сил не хватит? Гамины, белогвардейцы, свои Цамбы всякие. Снюхаются гады и Японцев позовут…

— Не исключено. И снюхаются, и японцев могут позвать. Но мы позовем на помощь рабочих и крестьян Советской России.

— А придут? — спросил тот же голос, — Придут. Их Красная Армия ставит единственную цель — помочь угнетенным и обездоленным народам в борьбе за освобождение. Главное — самим дружнее взяться. Если других вопросов нет, то предлагаю…

— Есть вопрос!

Все оглянулись на Лодоя. Он, смущенный, стоял у самой двери.

Говори.

— Я убью Цамбу! — выкрикнул Лодой.

Ничего не успел ответить гость. Ответил батрак, стоящий рядом с Лодоем:

— Хо! Хватился. Цамба еще вчера ночью убежал.

— Куда?

— Пойди да спроси.

Сход батраков закончился договоренностью о создании партизанского отряда, а вернее сказать, это уже был сбор партизанского отряда. Здесь решили вопросы о скакунах, которых надо взять в табунах Цамбы, об оружии, о времени выступления.

Прежде чем разъехаться, каждый из батраков подошел к столику и прикоснулся пальцами к листку с Обращением: Прикосновение к документу было выражением согласия с ним, присягой на верность.

Через два дня под командованием Гостя партизанский отряд, состоящий из тридцати семи всадников, напоив коней в Керулене, выступил в поход.

Перед тем как двинуться, командир отряда, с партийной кличкой Гость каждому партизану надел на шею голубой ходак с завязанной в нем винтовочной пулей. Это была молчаливая клятва не щадить жизни в борьбе за свободу своей Родины.

Отряд взял направление на северо-запад, к Алтан-Булаку, чтобы там влиться в Народно-революционную армию Сухэ-Батора.

…Военные ветры подхватили керуленских батраков, а с ними и юного Лодоя, и понесли их по длинным дорогам святой и справедливой войны за счастье народное.

Глава десятая

Юный батрак Лодой и такая же юная батрачка Дарь свою судьбу связали на дороге, по которой их вела Революция.

Морозный декабрь тысяча девятьсот двадцать третьего года. Сто парней и девчонок скачут на запад. Скачут днем, скачут ночью. Спешат. От уртона[7] к уртону.

На уртонных остановках, коротких, — как солдатский перекур — чтобы только немного размяться, выпить по две, по три пиалы горячего чаю и сменить лошадей — уртонные начальники спрашивали:

— Кто вы такие? Откуда скачете? Куда и зачем?

— Ревсомольцы мы, — дружно отвечали ребята, — а скачем из Баин-Тумэнского хошуна в столицу Республики Ургу на третий съезд Революционного Союза молодежи Монголии.

— Доброго пути вам, молодые революционеры!

Сотню юных бойцов-ревсомольцев, избранных на хошунной конференции делегатами съезда, вел секретарь комитета ревсомола Лодой. Немного, всего лишь трое суток, понадобилось юным всадникам, чтобы покрыть расстояние в восемьсот километров.

Старые люди говорят, что женихов в Монголии оценивали прежде всего по тому, как они в седле умеют держаться, как под ними кони идут. Шутка это или не шутка, только Дарь, юная батрачка с берегов синего Буир-Нура, похоже, что жениха себе приглядела именно по этому признаку. Все восемьсот километров она скакала рядом с Лодоем.

И еще старые люди говорят: украшением коня является седло, а украшением жизни — женщина. Для украшения своей жизни Лодой избрал Дарь. В Урге, в дни съезда, они поженились.

Свой медовый месяц молодожены провели в дороге. Сразу после съезда группу ревсомольцев, в их числе были Лодой и Дарь, направили на учебу в Советскую Россию, в Институт народов Востока, на долгих четыре года.

После учебы Лодой стал партийным работником, Дарь — учительницей.

Конец двадцатых, начало тридцатых… Трудные это были годы для страны. Новая жизнь рождалась в муках, в жестокой классовой борьбе. Скотоводы-кочевники радовались, когда началась конфискация имущества богатеев. Они горячо поддерживали предложения об открытии в селах-сомонах школ. Батраки были благодарны, когда революционная власть безвозмездно стала наделять их скотом, отнятым у нойонов и лам.

Среди степняков у Лодоя появилось много друзей. В старых, почерневших от непогод, латаных и перелатаных батрацких юртах его встречали как дорогого гостя. И пусть на столе в этих юртах не часто появлялись кумыс и архи, сушеный творог и жирная баранина, зато вдоволь было сердечности и радушия.

— Что нового? — приезжая, спрашивал Лодой.

— Новостей ждем от тебя. Ты, наверное, привез их полную седельную сумку.

— Ну, сумку не сумку, а кое-что привез.

Проходил на западную, мужскую, половину юрты, садился на низенькую скамеечку или на кошму, подобрав под себя ноги калачиком.

— Все ли здоровы?

— Спасибо, здоровы все.

— Учатся ли дети?

— Учатся.

— Жирен ли скот?

— Жирен…

— Хороши ли пастбища?

Не торопясь пили чай, а вечером под вздохи и сопение овей, живым кольцом обложивших юрту, начинали вести деловой разговор. Лодой рассказал степнякам о городе Ленина, о колхозах и совхозах, которые создавались в Советском Союзе, о новых решениях партии и революционного правительства.

Лодоя слушали. Кому не хочется узнать, что делается в мире? Кому не хочется заглянуть в свой завтрашний день? А то, что разговор шел о завтрашнем дне — никто не мог сомневаться.

Лодою, в недалеком прошлом батраку и сыну батрака, степняки верили. Если человек борется за новую коллективную жизнь, значит она лучше. Кто же будет бороться за худшее? Все это, конечно, так. И все же со старым укладом, привычным, многовековым, расставаться как-то боязно. Кто ее знает, как она, эта новая жизнь, пойдет, в какие узлы начнет завязывать судьбы людские?

Революция совершалась во имя того, чтобы покончить с бедностью. Но бедность пока оставалась. И Лодой знал причины ее. Иной арат в постоянной работе и хлопотах накопит деньжат, приобретет две-три дюжины овец, а подойдет непогодливая зима — сразу лишится всех, потому что укрыть овец на время бурана негде. Другого одолевают вечные несчастья и болезни. У третьего — ртов полная юрта. Со всего круга только к слышишь: «Дай молока. Дай мяса. Дай лепешку». А где взять? Четвертый услышит про водку — слюнки текут, а про работу услышит — будто на шило сядет. Пристрастится такой к горькой — и на все махнет рукой.

Несчастна доля бедняцкая: за ее плечами постоянно ходит нужда, выбиться из которой в одиночку не под силу. Уж что-что, а эго Лодой хорошо знал. В годы своего батрачества он хорошо узнал, в какой юрте тепло, а в какой холодно, кто прав, кто не прав, где справедливость, а где обман. Если ты батрак — нет тебе защиты.

Сейчас времена не те, ну, а бедность-то пока остается. И покончить с нею можно лишь объединившись, создав коллективные хозяйства. Лодой часто вспоминал слова Гостя, вполне применимые и здесь: «Если кричать— то в одни голос, если трясти — то всем сообща».

Да, это была самая правильная правда, найденная Лениным.

Но, создавая колхозы, а курс был взят именно на колхозы, кое-кто, как казалось Лодою, слишком торопился. Не учитывалась ни материальная подготовленность, ни психологическая. Готовя аратов к объединению, надо было повести решительную борьбу с темнотой, невежеством, суевериями, надо было вырвать люден из-под влияния лам, которые выступали воинственными проповедниками седой старины. Траву косить — нельзя. Землю пахать — нельзя. Коней ковать — нельзя. На тракторах работать — нельзя. Учиться — нельзя. Казалось, на всей жизни лежит запрет Всевышнего — нельзя. Попробуй, переступи… А не переступив запретов — нечего и думать о развитии хозяйства.