Геннадий Красухин - Круглый год с литературой. Квартал четвёртый

• Название: Круглый год с литературой. Квартал четвёртый
• Автор: Геннадий Красухин
• Жанр: Цитаты из афоризмов

Работая редактором литературных изданий и занимаясь литературным преподаванием, автор вынашивал замысел о некой занимательной литературной энциклопедии, которая была бы интересна и ценителям литературы, и её читателям. Отчасти он воплотил этот замысел в этой книге-литературном календаре, в календарных заметках, которые вобрали в себя время – от древности до наших дней. Автор полагает, что читатель обратит внимание на то, как менялись со временем литературные пристрастия, как великие открытия в литературе подчиняли себе своё время и открывали путь к новым свершениям, новым открытиям, – дорогу, по которой идёт и нынешняя литература и будет идти литература будущего.

---

Это так. Но когда отца Александра убили, убийц не нашли. Так что прокурор поставить себе в заслугу раскрытие этого подлого преступления не смог бы. А, может, и не слишком старался…

* * *

Пётр Иванович Бартенев (родился 13 октября 1829 года) вместе с П.В. Анненковым считается основателем пушкинистики.

Он работал в архивах, издал в 1856 году собрание писем царя Алексея Михайловича, был близок к славянофилам, дружил с семейством Аксаковых. Консультировал Л.Н. Толстого во время работы писателя над «Войной и миром».

Занялся Пушкиным. Писал о нём статьи. Выпустил чрезвычайно ценную книгу «Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П.И Бартеневым в 1851–1860 годах». Редкий пушкинист обходится без неё. Выпустил ещё одну книгу – «Пушкин в южной России».

Невероятно ценным оказался и журнал «Русский архив», который Бартенев издавал с 1863 года. Как дополнение к нему появились сборник документов «Осьмнадцатый век» (1868–1869) и «Девятнадцатый век» (1872). Издан был и 40-томный архив князя М.С. Воронцова.

Увы, в старости Петр Иванович сблизился с черносотенцами. Вступил в организованный ими в 1905 году «Союз русских людей». Умер 4 ноября 1912 года.

* * *

Николай Николаевич Зарудин (родился 13 октября 1899 года) был весьма самобытным поэтом и прозаиком. В 1924–1932 году возглавлял литературную группу «Перевал».

Всё время попадал под огонь критики, которая отмечала «реакционные настроения» в его произведениях. В 4 томе «Литературной энциклопедии», выходившей в 1929–1939 годах и прерванном на 11 томе, статья о Зарудине отмечает его «идеализацию старой умирающей деревни, разочарованность, тоску, упадочничество». Повести писателя «Неизвестный камыш», «В народном лесу» действительно описывают русскую деревню накануне года великого перелома. Грозные перемены носятся в воздухе. Повесть «Неизвестный камыш», опубликованную в первом номере «Нового мира» за 1931 год, расценили как троцкистскую клевету на генеральную линию партии. Роман в 8 повестях «Тридцать ночей на винограднике» – о прошлом содержит, однако, немало политических намёков на тогдашнее настоящее, скрытых за различными словесными ухищрениями.

Немецкий славист Вольфанг Казак точно отметил, что «как проза, так и поэзия Зарудина написаны искусственным орнаментальным языком, переполненным эпитетами и сравнениями».

Вот типичное для Зарудина стихотворение «Пумра»:

Кто дал зловещие такие имена,
Такие странные и дикие, как пумра?
Петушьим криком спутавшийся сумрак
Голубобледным днём покорный трепет льна.
Там ветры скользкие, холодные вьюны,
Зелёные огни мигают между пнями.
И есть по-прежнему там, верно колдуны
С лесными веками и красными глазами.
Они у бани, полночью, в неверный лаз
Льют муть из горлышка на ржавые иголки,
И загорается тогда тревожный лунный глаз,
И хрипло воют сгорбленные волки.
Там в цепких сумерках столетия висят,
Ругают бога матерно седые колокольни,
А сквозь бельмо вдруг скажет свежий взгляд
Про чьё-то нежное, усталое приволье…
Какие песни знают там в лесах!
Над чёрным озером у журавлиной клики
Колтун растёт на жирных волосах
Под перешёпот земляники.
Там старики ведут свой счёт на пнях
О всех сказаниях, затерянных и жутких,
И звёзды светятся в торжественных ночах,
Как в зыбкой топи светят незабудки.
А каждая заря как будто на столе
Покойник – в новой призрачной колоде.
О скольких днях не сказано в народе!
Как много песен сгинуло в земле!

Вот сколько ассоциаций вызывает у Зарудина название деревни Пумра в родной ему Нижегородской области!

Поступили с Зарудиным так же, как почти со всеми «перевальцами». Арестовали в конце июня 1937 года. И уже 13 августа расстреляли.

* * *

Вообще больше всех для покойного Алексея Тимофеевича Прасолова (родился 13 октября 1930 года) сделала критик Инна Ростовцева, его близкая подруга. Помню, как она приходила в «Литгазету» с его стихами, как откликалась на его имя с всегдашней готовностью написать о нём, написать рецензию на вышедшую после его смерти (он покончил жизнь самоубийством 2 февраля 1972 года) очередную книжку стихов.

Известность пришла к Прасолову в 1964 году, когда Александр Твардовский опубликовал в «Новом мире» (№ 8) большую подборку его стихотворений. Прасолов рассказывал, что Твардовский помог составить его книжку «Лирика», которая вышла в 1966 году. Да, он приходил к нам в «Литературную газету», но близкого знакомства с ним ни у кого из нас не возникло: мешала его хроническая тяга к алкоголю.

Это потом, усилиями всё той же Инны Ростовцевой стихами Прасолова заинтересовался влиятельный критик Вадим Кожинов, написавший о нём, составивший его книги в издательстве «Советская Россия» в 1978-м и в соавторстве с И. Ростовцевой в 1983 году. Даже обычно не принимавший современников поэт Юрий Кузнецов соглашался, что Прасолов – поэт настоящий. Он подарил мне книгу Прасолова, вышедшую в «Современнике» в 1988 году с его послесловием.

Разумеется, Кожинов и Кузнецов прописали покойного поэта в свой русофильский лагерь, представили его выразителем их воззрений. Не знаю, проживи Прасолов больше, он, может быть, и соблазнился примкнуть к людям, имевшим большие возможности печатать своих сторонников и в периодике, и в издательствах. Но я помню Прасолова, читающего не только любимых Блока и Тютчева, но и любимых Твардовского и Слуцкого. И, конечно, свои стихи, многие из которых действительно прекрасны:

Мирозданье сжато берегами,
И в него, темна и тяжела,
Погружаясь чуткими ногами,
Лошадь одинокая вошла.
Перед нею двигались светила,
Колыхалось озеро до дна,
И над картой неба наклонила
Многодумно голову она.
Что ей, старой, виделось, казалось?
Не было покоя средь светил:
То луны, то звёздочки касаясь,
Огонёк зелёный там скользил.
Небеса разламывало рёвом,
И ждала – когда же перерыв,
В напряженье кратком и суровом,
Как антенны, уши навострив.
И не мог я видеть равнодушно
Дрожь спины и вытертых боков,
На которых вынесла послушно
Тяжесть человеческих веков.

* * *

Прекрасная переводчица «Малыша и Карлсона, который живёт на крыше» и вообще книг Астрид Линдгрен, героиня пятнадцатисерийного телефильма «Подстрочник» Лилиана Зиновьевна Лунгина как раз в этом фильме так отозвалась об Алексее Александровиче Суркове: «Это был злой, хитрый, опасный человек, типичный аппаратчик». Я Алексея Суркова злым или опасным не застал. Хотя имел с ним дело как сотрудник «Литературной газеты».

Конечно, я хорошо знал биографию этого номенклатурного работника, родившегося 13 октября 1899 года. Знал, что он был в руководстве РАППа. Знал, что работал он в журнале «Литературная учёба» под руководством Горького. Знал, что он воевал. Что написал знаменитую свою «Землянку», ставшую известной песней после того, как попал в окружение, сумел выбраться из землянки и дойти до своих. Его шинель была изрешечена осколками, и он произнёс, глядя назад: «До смерти четыре шага». А потом в один присест написал стихотворение и отправил родным в Чистополь треугольным солдатским письмом.

Великолепное стихотворение посвятил Суркову Константин Симонов.

Но знал я, конечно, и о том, что был он в руководстве Союза писателей, а в 1953–1959 годах и его первым секретарём. Что он опубликовал статью против Пастернака ещё задолго до кампании с «Доктором Живаго». Что он переводил стихи Мао-Цзедуна. Наконец, нисколько не удивился, увидев его подпись в «Правде» под письмом против Сахарова и Солженицына в августе 1973-го.

Хотя, мне кажется, что подпись свою он поставил вряд ли с большой охотой. Он умрёт через 10 лет – 14 июня 1983 года. Но и тогда в 1973-м был уже в солидном возрасте. А мне показалось в 1970-м, когда мы общались, что ему безумно хочется замолить свои грехи, которых было у него немало.

Но не хватило решимости отказаться. Прошлое подсказывало ему, что может сделать советская власть с отступником.

Мне он много рассказывал про своё окружение. Он презирал большинство тех, кто заслуживает презрение. Вспоминал, что помогал Ахматовой.

Сталина, который дал ему две сталинских премии – одну за дело – за песни в 1946-м, другую за бездарный сборник стихов «Миру – мир!» в 1950-м, когда он был ответственным редактором «Огонька», ректором Литературного института, членом Центральной ревизионной комиссии партии, – так вот Сталина он не любил. Вспоминал о нём, как о злодее и душителе талантов. Старался откликнуться на какие-то новые веяния. Например, хорошо мне говорил о Вознесенском и Ахмадулиной. Я не был их горячим поклонником, но оценил его доброе расположение.