Вальтер Диггельман - Увеселительная прогулка

• Название: Увеселительная прогулка
• Автор: Вальтер Диггельман
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1973

Попытка главного героя романа превратить редактируемую им «тиражную» газету хотя бы в подобие порядочного и серьезного издания оборачивается необратимой и сокрушительной неудачей. Ему преподается наглядный урок, что полагаться в нашем мире на порядочность и благородство — слишком дорогостоящая иллюзия…

---

23 августа, 11 часов 20 минут

КАБИНЕТ ЭПШТЕЙНА

— Почему вы прислали за мной такси? Я вам так срочно понадобился? — спросил Оливер.

— Ты должен исчезнуть, Оливер, полиция напала на след, — ответил Зайлер.

— Полиция?

— Давай-ка сматывайся, — сказал Зайлер. — Я дам тебе пятьсот франков и билет до Лозанны. В Лозанне ты возьмешь такси и поедешь на улицу Шандьен, тридцать один. Там живет одна моя приятельница, ты можешь временно побыть у нее. Сегодня вечером, часов в одиннадцать, я тебе позвоню — не отсюда, а из автомата. Кто знает, может, полиция подсоединилась и к нашим телефонам…

— Полиция?

— Не валяй дурака, Оливер, полиция нашла улики в вашем домике на озере.

— Улики?

— Делай, что тебе говорят. Или я позвоню в полицию и скажу им, что ты здесь, пусть приезжают и берут тебя. Ты что, рвешься в тюрьму?

— Какие это улики нашла полиция?

— Последний раз тебе говорю, не валяй дурака. Ты-то ведь знаешь, что был в домике с Рут Кауц.

— Да, я был с Рут в домике, мы с ней катались на лодке, только не говорите папе, у меня есть второй ключ от зажигания. Мы поехали с Рут на Верхнее озеро, она хотела во что бы то ни стало покататься на водных лыжах…

— Значит, ты это признаешь?

— Рут хотела обязательно покататься на водных лыжах.

— А где она теперь?

— Этого я не знаю.

— Что ты потом сделал с Рут?

— Ничего.

— Где она теперь?

— Я же вам сказал, что не знаю. Рут ушла часов около пяти, я сейчас точно не помню, во сколько это было. Я еще попросил ее никому не говорить о моторной лодке, потому что у меня нет водительских прав, да и папа мне запретил… Рут пошла домой…

— Босиком?

— Почему?

— Полиция нашла в домике ее туфли.

— Рут часто ходила босиком, — сказал Оливер.

— Вряд ли полиция тебе поверит. Главное, что ей теперь известно: Рут была с тобой в домике на берегу. После этого Рут пропала. Может, она погибла.

— Это утверждаете вы, — сказал Оливер.

— Рут жива?

— Я не знаю.

— Вы с ней занимались любовью?

— Почему вы об этом спрашиваете?

— …И вдруг ты пришел в ярость, схватил ее за горло, стал душить…

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Ты слишком долго ее душил. Ты не хотел убивать Рут…

— Я, честное слово, не понимаю… — начал Оливер.

— Вполне естественно. Такие вещи вытесняют из памяти. Либо вытесняют, либо хвастаются. Многие убийцы хвастаются совершенными убийствами. Строят из себя героев. Рассказывают красочно, со всеми подробностями. Читают все, что пишут о них и об их преступлениях. Или вытесняют из памяти, а потом и в самом деле не могут вспомнить…

— Я не знаю, где Рут теперь.

— Ты хотел с ней переспать в лодке или в домике?

— И в лодке и в домике!

— Вот видишь?!

— Ну и что?

— Больше мне пока ничего и не надо знать. Сейчас я вызову тебе такси, поезд отходит через двадцать минут. Ты поедешь в Лозанну, сразу же направишься к моей приятельнице. Она живет одна, я ее предупредил, а в одиннадцать я тебе позвоню. Не делай глупостей, не выходи из квартиры, моя приятельница о тебе позаботится, и слушайся меня во всем, понял?

— Да, — сказал Оливер.

— Реветь теперь нечего, Оливер, чему быть, того не миновать. Все равно тебя могут судить только как несовершеннолетнего…

— Я хочу к папе, в Париж.

— Я же тебе сказал, тебя ищет полиция… Они схватят тебя на границе… Кстати, на Главный вокзал тебе ехать нельзя, они взяли под наблюдение все вокзалы в Цюрихе, я довезу тебя до Тальвиля, пойдем…

— Но я хочу к папе. Ведь я могу поездом добраться до границы, а границу перейти пешком, нелегально.

— Оливер, твоего папы в Париже нет.

— Мой папа в Париже!

— Твой папа где-то в Италии. Возможно, в Милане. Я звонил в Париж. Сказали, он прибыл и сразу же поехал дальше. В Милан.

— Но папа же не бросит меня в беде.

— Не реви. Никто не собирается бросать тебя в беде. Разве ты не видишь, что я стараюсь тебе помочь?

— Да, да, — сказал Оливер.

— Теперь пошли. Я довезу тебя до Тальвиля. Иди вперед, спускайся во двор и садись в мою машину, она на стоянке твоего папы. Я буду через три минуты. Если спросят из полиции, скажу — да, он был у меня, но ушел. В случае, если вообще спросят… Ступай!..

23 августа, 11 часов 30 минут КВАРТИРА РОДИТЕЛЕЙ СИЛЬВИИ В БИЛЕ

— Почему ты вечно сваливаешься как снег на голову? — спросила мать Сильвии. — Нельзя было позвонить? Взяла и приехала. А если бы меня не оказалось дома? Садись, садись. Снимай плащ. Зачем ты вообще надела плащ? Что, у вас в Цюрихе дождь? Почему ты не захватила с собой Оливера? Как поживает Эп? Эпа мы теперь совсем не видим, неужели он Так занят в своей газете? Господи, уже семнадцать лет, как вы женаты! Этого года мне никогда не забыть, у меня было такое чувство, что это самый ужасный год в моей жизни, не считая, разумеется, того, когда я вышла за твоего отца. Господи, зачем я вышла за Густава, ты только посмотри, как я живу…

Сильвия сняла плащ и повесила его на спинку стула.

— Оливер же в школе, — сказала она.

— Хочешь кофе? А может быть, рюмку вина или вермута или что-нибудь еще? У меня и пирожные есть.

— Ты все еще состоишь в своем обществе любителей птиц? — спросила Сильвия.

Она опустилась на софу и принялась разглядывать свои ноги и потертый выцветший ковер. Мать поставила на стеклянную крышку курительного столика бутылку красного вермута и два бокала. Она тоже села.

— На новый ковер он мне денег не дает, скупердяй этакий. Он лучше в трактир пойдет. Я думаю, у него есть любовница. Какая-нибудь официантка…

— Но мама, ведь папе уже семьдесят три года! — воскликнула Сильвия.

— Ну и что?! Я ведь не говорю, что он с ней спит. Мужчины и в таком возрасте ухитряются брать свое.

— Почему же ты вышла за отца?

— Я работала у него секретаршей на часовом заводе.

— Это еще не основание для того, чтобы выйти замуж.

— Он хотел на мне жениться.

— Ты могла сказать «нет».

— Но мне хотелось сказать «да».

— Вот видишь!

— Знала бы ты, как нас воспитывали…

— Как?

— В католическом духе.

— А что это значит?

— Правда, я была католичкой только формально. Не то чтобы я сомневалась, есть ли бог, но вот в церковь… Вспомни, ты когда-нибудь видела, чтобы я ходила в церковь?

— Ну так в чем же дело? — спросила Сильвия.

— И не спрашивай, — ответила мать. — Густав уже тогда занимал положение, все ждали, что он вот-вот станет директором, коммерческим директором он был и в то время, когда мы с ним обручились, и сам распоряжался на заводе всеми финансами.

— Ты пошла за него потому, что этот брак означал для тебя материальную обеспеченность?

— Потому, что он упорно хотел жениться только на мне, и ни на ком другом.

— А вот наш Герберт проучился десять лет, но так ничего и не добился.

— Да, к сожалению, — согласилась мать.

— Нет, — ожесточенно возразила Сильвия, — неверно, что он ничего не добился, он добился как раз того, что ему по душе, а большего ему не достичь.

— Да, я думаю, Герберт доволен своим положением.

— Но ведь ты хотела, чтобы твой сын стал профессором.

— Да, у меня были свои планы на этот счет.

— А какие планы были у тебя на мой счет?

— Ты права, Герберта я любила больше. Но я уже загладила свою вину перед тобой.

— Когда и как?

— Я тебе помогала, когда ты вышла замуж.

— Ты сделала все, чтобы помешать моему замужеству.

— Но когда вы все-таки поженились, я тебе помогала.

— Ты даже не приехала на свадьбу.

— Я подарила тебе полдюжины простынь и пододеяльников, а папа послал двадцать белых роз.

— А когда я тебе сказала по телефону, что я беременна…

— Вполне понятно, что тогда это показалось мне безумием. Твой муж — мелкая сошка, его заработка едва хватало вам на стол… Ну а кто купил тебе детскую коляску, оплатил твое пребывание в больнице — это, между прочим, была частная клиника, — кто пригласил тебя, твоего мужа и Оливера на месяц к морю? И вообще откуда мне было знать, что твой муж и правда выйдет в люди?

— Как это он «вышел в люди»?

— Во всяком случае, теперь я тебе завидую. У тебя хватило смелости выйти за настоящего авантюриста, можно сказать, за босяка, ничтожество, а сегодня твой муж солидный человек, главный редактор, у вас собственный дом с плавательным бассейном, две машины, моторная лодка, а посмотри на меня… — Мать Сильвии встала и подошла к балконной двери, чтобы опустить шторы — в окно било солнце.

— Я развожусь с Эпом, — сказала Сильвия и тоже встала.

Мать не обернулась, но, не успев опустить шторы, так и застыла с поднятой рукой. Оконное стекло отражало ее постаревшее лицо. Она молчала.