Варткес Тевекелян - Романы. Рассказы

• Название: Романы. Рассказы
• Автор: Варткес Тевекелян
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1981

Книгу известного советского писателя В. А. Тевекеляна (1902–1969) составили произведения, получившие широкое признание среди читателей. Романом «Жизнь начинается снова» В. Тевекелян дебютировал в литературе. Роман «Рекламное бюро господина Кочека» был последним крупным произведением автора.

Герои В. Тевекеляна — люди стойкие и мужественные, преданные своему народу, готовые отдать жизнь во имя Родины.

В сборник вошли также рассказы: «Купец, сын купца», «Мечта», «Мороз» и другие.

---

После двухчасовой езды, когда солнце уже вышло из-за гор, показалась убогая деревушка, притаившаяся между холмами. Закопченные одноэтажные домишки ее покосились, вросли в землю. На всем лежал отпечаток нищеты; даже бревенчатая церковь согнулась и покачнулась набок; казалось, что грубый деревянный крест вот-вот свалится с колокольни.

При появлении каравана вся деревня высыпала на улицу. До полусотни ребят разного возраста, с бледными, исхудалыми лицами и со вздутыми животами, одетые в лохмотья, окружили приезжих. Они удивленно рассматривали нежданных гостей. Мурад и его товарищи стояли неподвижно, опустив глаза, и дожидались возвращения своих попутчиков. Они смутно понимали, что в маленьком домике около церкви, где собрались караванщики и старейшины деревни, решалась их судьба.

Вскоре Теоредис окликнул Мурада:

— Эй ты, мальчик! Иди сюда, тебя зовут!

Мурад удивился, почему грек не назвал его имени, но, войдя в дом, понял.

— Твое имя отныне Николас! — сказал, улыбаясь, Теоредис. — Ты грек и мой племянник из города, жить будешь у нас. Твоего брата берет к себе священник, остальных пока пошлем на пастбище к чабанам, там народу немного. Отныне все вы греки, ты потихоньку растолкуй своим ребятам, чтобы они поменьше болтали. Ну что, батюшка, на этом и порешили? — спросил Теоредис седого священника.

— Да, так и сделаем, да поможет нам бог!

— Николас пойдет со мной, а остальных Захар поведет прямо к чабанам. Кстати, как вы назовете вашего?

— Пусть называется Георгис, по имени святого Георгия-победоносца, хотя грех без крещения называть святым именем.

— Что вы, батюшка! Ведь они христиане, крещеные! — возмутился Теоредис.

— Кто знает, как они крещены. Истинная вера наша, греческая. Христос, наш спаситель, сам крестил греков.

— Хорошо, батюшка, вы успеете их еще окрестить, — сказал Теоредис.

Оставив Качаза у священника, Теоредис повел Мурада к себе. На пороге его дома стояла сгорбленная старуха, закутанная во все черное. Голова ее все время тряслась.

— Здравствуй, мама! Вот и мы приехали, — как-то смущенно поздоровался спутник Мурада.

— Вижу, что приехал, а это кто с тобой?

— Сын моего друга Николас, он погостить приехал к нам.

— Уж не нашел ли ты клад? Может быть, разбогател, раз гостей привозишь с собой?

— Ладно уж, мама, где трое, там хватит и на четвертого, — с досадой возразил он. — Как-нибудь обойдемся.

— Дело твое, как знаешь. — И старуха, сердито хлопнув дверью, вошла в дом.

— Ты на нее не обращай внимания: она хоть и ворчливая, но сердце у нее доброе, — шепнул на ухо Мураду Теоредис.

Когда они вошли в низенькую, но довольно обширную комнату, навстречу Теоредису бросилась миловидная девушка лет семнадцати.

— Добро пожаловать, брат! А мы заждались тебя! Здоров ли ты?

— Спасибо, Марта, все в порядке. Вот я привез тебе еще брата, чтобы ты не скучала, только прошу его не обижать, он и так натерпелся. Помоги ему помыться, собери какую-нибудь одежду, в общем приведи его в порядок.

Марта, приветливо улыбнувшись, поздоровалась с Мурадом. Вечером, лежа на полу, рядом с постелью Марты, Мурад шепотом рассказывал ей о своих приключениях. Она тихонько вздыхала и плакала.

Вскоре Теоредис уехал, и они остались дома втроем. Несмотря на все старания, Мурад никак не мог угодить старухе. Утром, чуть свет, он бежал к речке за водой, чистил хлев, колол дрова, делал все, что ему приказывали, но старуха попрекала его каждым куском хлеба.

— Дармоеды! Стыда у них нет! Придут, сядут тебе на шею, а ты корми их! — вслух ворчала она каждый раз во время еды, и, если бы не Марта, Мурад, наверное, удрал бы куда глаза глядят.

Со дня приезда Мурад ни разу не виделся с товарищами, отправленными к чабанам. Но зато с Качазом он встречался часто. Качазу жилось значительно лучше, чем Мураду. Священник и его жена привязались к нему, как к родному, и решили его усыновить. Священник ждал какого-то праздника, чтобы по греческому обряду окрестить и после этого оформить усыновление Качаза.

Встречаясь, ребята строили десятки планов, один фантастичнее другого. То они возвращались в город и восстанавливали свои сгоревшие жилища, то уезжали в Россию и поступали в университет. Мурад, чтобы выполнить волю отца, хотел стать врачом, а Качаз — непременно офицером, а потом знаменитым полководцем, который стал бы воевать с турками…

Прощаясь, Качаз все же спрашивал:

— Неужели мы позволим себя крестить, потерпим такой позор? Ведь мы не турки какие-нибудь!

— Пусть крестит, от этого у нас с тобой ничего не убавится и не прибавится, — философствовал Мурад.

— Мне жаль попадью, уж очень добрая она, — говорил Качаз, — иначе я удрал бы.

— А куда?

Наступало молчание. Сознавая свою беспомощность, они шли домой: Качаз — к своим новым родителям, а Мурад — к злой и жадной старухе.

Однажды произошло крупное столкновение из-за куска хлеба и головки лука, съеденных Мурадом. Старуха, рассвирепев, выгнала Мурада из дому, и ему пришлось провести ночь под открытым небом.

На следующий день Мурада определили на работу к общественному пастуху, пасшему скот, который не был отправлен на пастбище. Пастух был глухонемой, и Мураду приходилось целыми днями молчать. Крестьянские дворы кормили их по очереди, и никто больше не попрекал Мурада куском хлеба.

Изредка приносила еду Марта. Она садилась рядом с ним и без умолку рассказывала деревенские новости. Каждый раз она говорила, что скоро вернется ее брат и опять возьмет его домой. Мурад провожал Марту до речки, и там, держась за руки, они говорили до тех пор, пока Марта не убегала домой. Мурад долго смотрел ей вслед, и лишь когда она исчезала за холмами, он с грустью возвращался к своему стаду.

Лето и осень пролетели быстро. Наступила зима. За одну ночь все вокруг покрылось снегом… В этот день стадо осталось в деревне. Вскоре спустились с гор чабаны, вернулись и товарищи. Они за это время заметно поправились, научились сносно говорить по-гречески.

Пастушата устроили в хлеву нечто вроде комнаты, и все, за исключением Качаза, поселились там. По вечерам, при тусклом свете коптилки, они развлекались как могли. Иногда к ним приходили крестьяне. Мурад читал стихи на память и рассказывал сказки, слышанные от бабушки. Смпад играл на дудке, Ашот пел грустные песни. Утром они брали топоры, веревки и отправлялись в лес. Там рубили деревья, собирали хворост и вечером, навьючив на себя связки дров, возвращались в деревню, — за это деревня кормила их.

Однажды в субботу, когда они, усталые и замерзшие, вернулись из леса, на окраине деревни Мурада остановила Марта.

С ней была какая-то незнакомая женщина.

— Вот это Мурад, — сказала Марта женщине, показывая на него.

— Один твой знакомый хочет тебя повидать, Мурад. Он недалеко отсюда. Завтра мы могли бы сходить с тобой к нему, — сказала незнакомка.

— Кто же он такой? — спросил он с волнением.

— Он из ваших и хорошо знает тебя. Остальным ребятам ты пока ничего не говори.

— Брату моему тоже нельзя сказать?

— Нельзя! — твердо ответила женщина.

На следующий день Мурад с незнакомкой отправились в путь. Наступила оттепель, снег стал рыхлым, идти было трудно, путники то и дело проваливались в снежные ямы. Часа через три они добрели до полуразрушенной мельницы, одиноко стоявшей на берегу замерзшей реки. Их встретил старик могучего сложения, с длинной седой бородой. Он напоминал отшельника из старинных сказок. Старик ласково расцеловал Мурада.

— Очень рад видеть тебя, Мурад, — заговорил он тихо. — Вот где пришлось нам с тобой встретиться! Не узнаешь меня? Пойдем в дом. Ты, наверное, замерз?

Мурад пристально смотрел на старика, но никак не мог представить себе, кто это, хотя в голосе незнакомца было что-то знакомое, родное. В комнате за столом сидел еще один человек, он что-то писал. Увидев вошедших, он поднялся навстречу им. Это был красивый юноша с длинными вьющимися волосами.

— Представь, Сако, он не узнал меня. Наверное, я очень изменился за это время, — с горечью сказал старик.

Узнал, узнал! — радостно закричал Мурад.

Старик оказался директором школы, в которой учился Мурад, Сако — его сыном.

Всю ночь, сидя у дымящегося очага, они рассказывали друг другу грустную историю своей жизни, десятки раз переспрашивая о малейших подробностях. Учителю с сыном приходилось значительно труднее, чем ребятам. Не смея показаться кому-нибудь на глаза, они питались только тем, что приносила им добрая женщина, спутница Мурада. Но больше всего их мучило отсутствие бумаги. Старик захватил с собой грамматику армянского языка и теперь занимался ее усовершенствованием, а сын его писал историю армянской резни 1915 года.