Людмила Минич - Жемчужина из логова Дракона[VolgoDon конвертируется в fb2]

• Название: Жемчужина из логова Дракона[VolgoDon конвертируется в fb2]
• Автор: Людмила Минич
• Жанр: Фэнтези

---

— Не бойся. Я же не дурак. — Ветер уже почти собрался.

— То–то и плохо… иногда бывает, — пробормотал хозяин уже в дверях.

Но Ветер его не услышал, потому что сейчас предвкушал другой успех, больше и значительнее, чем в мире городских харчевен, ремесленников и мелких торговцев. А вот удача в мире сильных… это и богатство, и настоящая слава. Она сможет изменить его судьбу. Кто знает, вдруг ему вскоре придется рассказывать свои истории при Царском дворе!

Большой Дом Ветру не понравился. Не дом, а настоящий дворец, громадой возвышавшийся прямо в центре Кетэрсэ. Резиденция всех Старейшин: и прошлых, и нынешнего. Как водится, в нижних этажах, на уровне земли, ютилась прислуга, еще ниже, должно быть, обитала стража. Не трудно было догадаться, что где–то очень глубоко — тюремные подземелья.

Приглашенного стихотворца ввели не с парадного входа. Предстояло пройти через нижние помещения, чтобы попасть наверх, туда, где слышались звуки музыки. Он с ужасом и содроганием увидел, как одни слуги, одетые получше, стегали кнутом других, словно надсмотрщики в Шарчеле, а стражники с удовольствием пребольно пинали поварят, пробегавших мимо по какому–то делу, приводя в восторг своих товарищей, состязаясь меж собою в изобретательности. Да чего он только не видел, пока поднимался! Казалось, тут каждый ищет себе жертву, чтобы покуражиться. Хозяин харчевни сказал чистую правду, здешний хозяин — зверь, и тем осторожнее следует быть Ветру, чтобы унести отсюда ноги, да еще и с честью.

Наверху все казалось иным, как неуместная позолота над выгребной ямой. Он прошел широкой галереей, с обеих сторон уставленной прекрасно исполненными статуями, стражники открыли перед ним тяжелые кованые двери, и до того приглушенный грохот музыки и людского собрания вырвался наружу, всей мощью обрушившись на Ветра. Кто–то из слуг грубо подтолкнул его, и Ветер двинулся вперед меж людей в роскошных одеждах.

Такого великолепия он не видел даже в доме Брана, куда являлись богатейшие из богатейших Ласпада. Его подвели к огромному, изукрашенному позолотой сиденью с высоченной спинкой. На нем обнаружился еще довольно крепкий, невзирая на свои преклонные лета, старик. С надменным, неживым лицом, будто высеченным из камня, но не до конца, словно мастер забыл что–то важное. Тяжелый взгляд никак не вязался с этой маленькой фигуркой, источенной временем. Зато и шляпа его, из–под которой торчали тщательно завитые остатки седых волос, и кадамч, и небрежно раскинувшийся поверх него парадный плащ черного бархата, были затканы золотом и обильно украшены жемчугом, белым, голубым и черным. И ни следа краски на лице, как это обычно принято у знатных стариков и старух.

Когда Ветра подвели к подножию высокого кресла, Старейшина Кетэрсэ изобразил своим старческим ртом подобие снисходительной гримасы.

— Ты и есть стихотворец? Которого зовут Ветер? — Его голос уже дребезжал по–стариковски, и ноты, звучавшие в нем, еще меньше располагали Ветра к почитанию. Скорее уж, к осторожности.

— Да, почитаемый господин Старейшина, это я, — ответил Ветер витиевато, как принято у витамов. — Приветствую всеуважаемого Старейшину в добром здравии и благополучии и жажду быть ему приятным.

Он низко поклонился, но старик приподнял одну руку над подлокотником. Очевидно, как простолюдин, стихотворец должен был облобызать ее. Ветра больно стукнули под лопатку, и он подошел к руке. Старейшине задержка не понравилась, поэтому второй раз он кивнул не очень–то благосклонно, едва–едва. Он поднял другую руку — и музыка тотчас прекратилась, а затем и разговоры стихли. Воцарилось молчание.

— Господа мои, — произнес старик, и его надтреснутый голос неожиданно далеко разнесся по залу. — Перед вами, наконец–то, тот самый стихотворец со странным именем, которого мы так желали услышать. — Вокруг зашептались, Ветер прямо кожей почувствовал всеобщий интерес. — И оценить, насколько те выдумки, что ходят по городу вот уже несколько дней, правдивы. Если хотя бы наполовину, то нас ожидает занимательнейшее развлечение.

Он прервался на миг, цепко ощупывая глазами стихотворца, которому тут же сделалось совсем муторно.

— Нам сообщили, — обратился он опять к гостям, — что этот самый Ветер сочиняет свои стихи без всякого труда, приличного доброму человеку, а… х-м…так сказать, прямо на ходу. Лишь укажи, что желаешь услышать. — Вокруг заахали. — Я хочу проверить это сейчас же, и без всякого обмана. Так вот, — и он постучал пальцем о подлокотник кресла, переводя свой тяжелый взгляд на Ветра, — я хочу, чтобы для начала ты воспел это славное и древнее здание, в котором рождались и умирали мои достойные предки. И учти, твои стихи должны быть достойными его величия. Их величия. — Он посмотрел еще строже. — Но если вдруг сумеешь угодить нам — не пожалеешь.

Он откинулся в кресле поудобнее, показывая, что все сказал.

— Можешь начинать.

Ветер очутился в полукольце витамской знати. Часть гостей, впрочем, осталась за широкими столами по краям залы, не проявляя особого интереса к стихотворцу. Он обвел глазами просторный покой, собираясь. Здешняя роскошь смотрела на него из всех углов. Высоко под самым сводом один за другим цепочкой чередовались огромные портреты в золоченых рамах. Острое зрение Ветра без труда позволяло различить их черты, местами благородные и не очень. Некоторые лица, изображенные на них, поражали мощью, силой, некоторые умом или хитростью, некоторые жестокостью, некоторые не поражали ничем.

«Скоро здесь будет и его портрет, — подумал Ветер с тоской, — и его потомок будет рассказывать всем о своем прославленном благородном предке».

Что же можно сказать о нем такого хорошего, чтобы непременно понравилось? Он решил отделаться обычным восхвалением, вроде тех, что писал когда–то Стэвир во славу сильных и знатных, и уже открыл рот, но не смог ничего выдавить. Исчезла куда–то легкость и свобода, с которой обычно лились его слова. Вместо этого перед глазами, как надоедливые мухи, мельтешили отвратительные картины, что пришлось повидать по дороге сюда. Из жизни нижних ярусов замка. А ведь он еще многого не видел! И Ветер со страхом ощутил, как отвращение, сверх всяких других чувств затуманило голову и полностью овладело разумом. «Ты не сможешь не пользоваться ее силой», внезапно вспомнились ему слова Дракона, и он заговорил:

— Когда б не гнев, что душит самого
В одном лишь взгляде на твои деянья,
То не сказал тебе бы ничего!
Я был бы нем, как эти изваянья!

И Ветер медленно повернулся, указывая назад, в сторону галереи с рядами безмолвных статуй.

— Достойные все лица вижу здесь,
Под сводом этой гордой, дивной залы…

Широким жестом он обвел портреты, со стен взиравшие на собравшихся.

— Но есть слова: достоинство и честь,
Вы с давних пор о них не вспоминали!

Люди вокруг него сразу и не поняли, в чем дело, слишком силен был удар, так неожиданно все случилось, и Ветер, пользуясь этим, продолжал говорить о том, что дом этот, конечно же, хранит воспоминания о многих страшных и даже кровавых событиях. Но ничего ужаснее того, что каждый день совершается там, внизу, далеко от величественного свода, где смеются люди и гремит музыка, ему, Ветру, видеть не доводилось.

Отвращение душило его, и он старался сбросить это удушье с потоком слов, все равно теперь конец. Мысль о том, что некуда больше деваться от судьбы, как ни странно, успокоила стихотворца. Теперь он продолжал вольно, уже без кома в горле, и говорил бы еще долго, ведь он только начал, но люди вокруг Ветра постепенно оправлялись от его несусветной наглости. Старейшина, наконец, тоже обрел дар речи.

— Стража! — заскрежетал он, перекрывая голос Ветра. — В подземелье его! Завтра тебя вздернут, паршивая крыса! — кричал он, ощерив немногие оставшиеся зубы.

Кто–то из стражников огрел Ветра по затылку, и он затих, лишившись сознания. Толпа знати разомкнулась, когда стихотворца выволакивали из залы, а затем сомкнулась вновь, невольно провожая его взглядами.

Очнулся он в подземелье. Должно быть, долго провалялся. Морщась, ощупал шишку на голове: ничего страшного, просто кожа рассечена да удар изрядный — видно, рукоятью приложили. Рана саднила несильно, но внутри, под черепом, вовсю изнывала тупая боль, поэтому он не сразу смог вспомнить что–то важное, тяжело было собраться с мыслями.

Да, его же завтра вздернут. Вот он каков, Драконий подарочек!

Он криво усмехнулся непослушными губами. Все равно бы вздернули рано или поздно. А теперь… по крайней мере, не как уличного вора, а возмутителя спокойствия, оскорбившего самого Старейшину! Есть, чем гордиться. Ветер вспомнил Ильмару. Куда же его, в самом деле, все время несет? Как она сказала? Кто может вольный ветер привязать… Да кто пожелает, тот и привязывает. И все–таки… он знал и славу, и людское жадное внимание, пусть недолго, но все равно Дракону сердечная благодарность. За все в этом мире приходится платить. Он привалился к холодной каменной стене и затих, обняв колени. Через некоторое время он уловил шаги, а затем лязг запоров. «Ну вот, пришли уже», — подумал без особого страха.