Иван Катавасов - Ярмо Господне

• Название: Ярмо Господне
• Автор: Иван Катавасов
• Жанр: Ужасы и Мистика

Продолжение Шестикнижия инквизитора повествует о духовно-рыцарском ордене, противостоящем злонамеренной магии. Только для взрослых.

Религиозная сайнс фэнтези для верующих и не очень верующих в XXI веке от нашей христианской эры.

Насколько по содержанию, настолько и по форме, роман «Ярмо Господне» соотносится с «Коромыслом Дьявола», поэтому авторское предупреждение благосклонным читателям остается в силе и в неизменности.

Если кому-нибудь когда-нибудь придет в голову, будто бы ваш автор хоть как-то разделяет политические, натурфилософские и религиозные воззрения своих персонажей, значит, кто-то из нас в чем-то заблуждается. Совсем уж безысходно обманется тот, кто разглядит в этом повествовании что-либо физическое вместо метафизического.

---

Дама Прасковья, особый чистильщик Дальневосточной конгрегации, как никто другой способствовала углубленным раздумьям и медитациям рыцаря-инквизитора Филиппа. Она это знала и охотно согласилась ему помочь:

— …Принято к исполнению, братец Фил. Водички дистиллированной в баки зальем и полетели на твою рекогносцировку. На дозаправке водяным паром в активном разведывательном режиме на разных высотах много не налетаешь.

Осмотришься на местности, мыслью растечешься по горам и долам, мозги проветришь в полете. А я буду тебе исповедоваться духом и телом, бла-бла-бла и тра-ля-ля, вроде как тогда в Дагестане, над Каспием.

На воздусях доложу тебе по-сестрински в кривой девчачьей логике о здешней обстановочке. Назови меня Парашей, она — говно из говна. Думали, как обычно, отметелить ногами лежачего. Ан нет, не лезет толстая говняшка, хоть стой, хоть падай, ничего не выходит…

Без стеснения начав откровенничать и секретничать на земле, Прасковья и в воздухе не прекращала выкладывать все, чего у нее наболело. Время от времени она чутко умолкала, когда инквизитор погружался в углубленную медитацию, чуждый доступу внешней информации.

Лишь таким изощренным и парадоксальным способом он мог прийти к истинному пониманию происходящего и отыскать решение непростой задачи, стоявшей перед ягд-командой рыцаря Микеле. «Господи, направь и укрепи люди Твоя…»

— …Братец Фил, скажу тебе, отцы-командиры оченно уповают в неизреченных помыслах на чудо-рыцаря Филиппа православного, тако же вооруженного Вещим Прознатчиком меченосным.

Мой батяня князь Василь Василич молвил: экселенц Михелаус эрла Патрикуса особо за тобой отрядил в Европу, наказал без тебя не вертаться. Буде не доставит уникального дона Фелипе, интердиктом грозил от команды отлучить, из ножа зарезать, пистолетом застрелить. Мол, благолепней нам всем в убежищах отшельничать, нежели срам-говно имать от миссионерства провального средь земель и языцев поганских в афедроне африканском…

…Назови меня Парашей, братец Фил, но мы все тут неприличным голым задом дикобраза ищем, не боюсь повториться. Истинно древнеримский анус профундий.

Экселенц света Божьего не видит в конце прямой кишки. Барон, унзере юберменш, без шприца в задницу заснуть не может. Наваррский-растабарский король в «Хилтоне» в штаны наклал, подтереться забыл, уж пятую ягд-команду на подмогу зовет.

А у нас и без того людишек не протолкнуться, и никто знать не ведает, чё деется.

Близко к Апедемаку поганому не подойти, далеко от него не уйти. Мы его не видим, и коромысло диавольско его знает, чует ли он нас. И где оно то самое расстояние удара в квадратике пять на пять верст по долам и по горам?

Батюшка мой тако же растерялся и потерялся. Клинку своему Святогору родимец не доверяет. Хотя князь Василий им нехилого тигра-оборотня в Маньчжурии развоплотил двойным крестовым сечением. Барон Руперт не уверен, возьмут ли Апедемака наши альтерон-заряды. И чем этот львиный божок защищен, если духовидец наш, отец ноогностик Павел прорицает, как если б на поганце висит не меньше трех ритуалов сокрытия.

Скажу тебе, может, Апедемак и в звериной метаморфе, и соображает туго, и на чердаке у него не все дома… Но, назови меня Парашей, поганец неуязвим среди львов! С виду он ведь зверь как зверь, не больше и не меньше.

В кенийском Масаи-Мара мы, не бей лежачего, маркировали всех самцов. 283 особи технологично помечены радиоизотопами уже в заказниках и резерватах Серенгети, Нгоронгоро, Масвы… Причем объявляются неизвестные нам рыжие кошаки с запада, юга и севера…

Вникаешь в обстановочку, идальго Фелипе, назови меня Парашей? Быть может, пока мы тут рассекаем, рассуждаем, размышляем глубокомысленно, Апедемак уже на юге Африке в заповедник Крюгера забился?

— Он здесь, княжна Параскева, — оторвался от раздумий Филипп, — и ему от нас не уйти.

Мы для него, — не знаю, не убежден, — осознанно или нет, представляем собой притягательный источник харизмы, нечто вроде сирены маяка-ревуна в сплошном тумане или же проблеска дуговой лампы, отблеска на облаках. Притягивает и отталкивает, предупреждая об опасных рифах и мелях.

Не знаю, как выразить, потому что катафатические симулякры суть неуместны…

Однако же язычник Апедемак явно чувствителен к носителям Даров Святого Духа… Так же, как и мы, прорицая, приблизительно определяем местопребывание его харизмы и следы прохождения тела пост фактум, ретроспективно.

Его влечет к нашей христианской харизматике. Она для него подобна тайне, какая должна оборотиться явью в силу предопределения свыше. И она же его от себя отчуждает.

— Жаль, плакала, значит, моя гениальная идея ловить львиного божка на живца. Я-то думала хватануть втемную за рифтовыми озерами на западе десяток сильных практикующих колдунов и неслабых колдуний-знахарок. Засадить им в поганое брюхо, скажем, в мочевой пузырь по высокотехнологичному маячку и отпустить с Богом до дому, до хаты тащиться в ихнюю Уганду-Руанду. Мол, всесильные духи предков над вами, козлами и козлицами, смилостивились…

Авось и клюнул бы Апедемак на их козлиную волшбу и шаманство по пути. Совсем было б хорошо, если кто-нибудь из черножопой погани обернулся бы в дороге четвероногой тварью для легкости бега. Именно этакими львиный божок продовольствовался в Камеруне и в Конго…

— А потом перестал, посему как учуял идоложертвенное мясцо гораздо вкуснее. К примеру, твои аппетитные для особей мужского пола девичьи окорочка, филейчики и всяко прочее, аттрактивное, снизу и сверху.

— Со мной этот номер не пройдет, отец инквизитор. Сегодня поутру я на мои сексапильности монашеский обет воздержания наложила. От мужчин себя отторгла на год, до Пасхи Христовой. Только бы проклятого Апедемака изловить, истребить!

— Не клянись суеверно и ложных клятв не давай, дщерь Евина. Ибо чревато чреватостями, предупреждаю нешутейно.

— У меня без суеверий, отец Филипп. Кавалерственное обетование «рерум экстернарум» есть благороднейшая и святая орденская традиция поста и воздержания, идальго.

— И она близка к суевериям, княжна Прасковья. Станет невмоготу, обратишься ко мне, я разрешу тебя от строгостей обета по случаю празднеств и скоромных дней. Но на период Филиппова поста и на Великий пост ты уж, будь добра, крепись, приснодева Параскева. А я уж помолюсь за благоутробие твое и крепость затворенну.

— Оп-ля! Истинно метанойя просветленна. Сказал и душу мне неизреченно облегчил.

Фил! Твоим женщинам всегда уютно и приятно поверять тебе дамские тайны от всей полноты и глубины их разумных душ. Так бы и рассекала с тобой сам-друже в небесах до скончания века.

Возьми меня к себе в орденское звено, братец Фил. Будет у тебя еще одна духовная дочь рядышком, я тебе спинку в душе буду тереть после спарринга, на кухарне помогать, ежели дозволишь…

Ну что тебе стоит? Клерот Павел с моим переводом к вам поможет, он нынь ух какой большой босс у модераторов.

— Не могу, Прасковья, у меня в звене уже перебор с женщинами. Вторую даму-зелота мне политически никто не позволит — ни Восток, ни Запад.

— Ну как знаешь, идальго Фелипе, тебе видней свысока…

Между прочим, лорд Патрик просил меня ему подсобить с тренингом ваших неофиток и с моими говна-пирога клеротами договорился.

— Адепту Патрику все можно. Он — птица высокого и свободного полета, не нам чета.

— Не прибедняйся, братец Фил. Негоже и непригоже тебе сиротой казанской прикидываться.

Ты и Патрик — здесь, в этой африканской заднице, единственные, кто чувствует уверенность в своих силах и знаниях. Вы знаете, зачем вы тут и что вам делать.

Не могу сказать, насколько правильно вы оба покамест действуете в этой говенной обстановочке. Однако ж, назови меня Парашей, твой Регул и его Престер дорогого стоят, и вы умеете обращаться с вашим рыцарским оружием.

И ты и он уверены, что непреложно достанете Апедемака здесь и сейчас, не так, так эдак, не мытьем, так катаньем. И шкурку его на просушку! Может, поганец тушкой пойдет или чучелом в кунсткамеру.

Ничтоже сумняся что-то такое эдакое мне шепчет моя женская интуиция, извилинами крутит бабская логика, намекает предвосхищение… Предположим, не дуром и недаром я себе ритуально и духовно женственность запечатала…

О положительных результатах рекогносцировки на плато Серенгети дама Прасковья не спрашивала рыцаря Филиппа. Пожелает — сам о том уведомит.

Филипп и осведомил ее, с одной стороны, выразившись неопределенно и параболически, а с другой, поставил четкие задачи.

— …Невыразимое прорицание паче выразительного предзнания. Отрицательное каузальное знание изрядно существеннее позитивных эффектов и следствий.

Однажды, Прасковь свет Васильевна, мне посчастливилось отыскать потерянный в темноте серебряный доллар, лишь выйдя на свет яркого уличного фонаря. Следственно, подальше утратишь вчера — поближе найдешь сегодня. Ищите и обрящете то, чего не упускали из виду… Между отрицанием и утверждением…