Ольга Елисеева - Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века

Скачивание начинается... Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Описание книги "Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века"
Описание и краткое содержание "Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века" читать бесплатно онлайн.
Так уж получилось, что именно по текстам классических произведений нашей литературы мы представляем себе жизнь русского XVIII и XIX веков. Справедливо ли это? Во многом, наверное, да: ведь следы героев художественных произведений, отпечатавшиеся на поверхности прошлого, нередко оказываются глубже, чем у реально живших людей. К тому же у многих вроде бы вымышленных персонажей имелись вполне конкретные исторические прототипы, поделившиеся с ними какими-то чертами своего характера или эпизодами биографии. Но каждый из авторов создавал свою реальность, лишь отталкиваясь от окружающего его мира. За прошедшие же столетия мир этот перевернулся и очень многое из того, что писалось или о чем умалчивалось авторами прошлого, ныне непонятно: смыслы ускользают, и восстановить их чрезвычайно трудно.
Так можно ли вообще рассказать о повседневной жизни людей, которых… никогда не существовало? Автор настоящей книги — известная исследовательница истории Российской империи — утверждает, что да, можно. И по ходу проведенного ею увлекательного расследования перед взором читателя возникает удивительный мир, в котором находится место как для политиков и государственных деятелей различных эпох — от Петра Панина и Екатерины Великой до А. X. Бенкендорфа и императора Николая Первого, так и для героев знакомых всем с детства произведений: фонвизинского «Недоросля» и Бедной Лизы, Чацкого и Софьи, Молчалина и Скалозуба, Дубровского и Троекурова, Татьяны Лариной и персонажей гоголевского «Ревизора».
знак информационной продукции 16+
Из внутренней потребности разрыва и рождается сцена прощания-обиды. Сначала герой не желает встречаться со стариком. Потом говорит нечто формальное. И, наконец, оскорбленный штабс-капитан, ясно понимая, что больше не нужен близкому человеку, готов отдать дневник Печорина солдатам на «пыжи».
«Лошади были уже заложены; колокольчик по временам звенел под дугою… Я обернулся к площади и увидел Максима Максимыча, бегущего что было мочи… Через несколько минут он был уже возле нас; он едва мог дышать; пот градом катился с лица его; мокрые клочки седых волос, вырвавшись из-под шапки, приклеились ко лбу его; колени его дрожали… он хотел кинуться на шею Печорину, но тот довольно холодно, хотя с приветливой улыбкой, протянул ему руку. Штабс-капитан на минуту остолбенел, но потом жадно схватил его руку обеими руками: он еще не мог говорить».
Щемящая сцена. И дальнейший диалог между Печориным и Максимом Максимычем только добавляет ей горечи. Даже благодарность героя за то, что отец-командир не забыл его, кажется неискренней. «Старик нахмурил брови… он был печален и сердит, хотя старался скрыть это.
— Забыть! — проворчал он. — Я-то не забыл ничего… Ну, да бог с вами!.. Не так я думал с вами встретиться».
Можно оправдывать Печорина, как часто делают наши педагоги. Можно расстраиваться за Максима Максимыча, как поступил император. Но суть описанного конфликта не изменится: дети уходят от родителей, часто раня их и даже оскорбляя в самых лучших побуждениях.
Почему? Лермонтов попытался объяснить. Полное непонимание. Глухая стена. Кажется, представители разных поколений говорят об одном и том же. А слышат разное. Красноречива зарисовка в конце «Фаталиста»: «Возвратясь в крепость, я рассказал Максиму Максимычу все, что случилось со мною и чему был я свидетель, и пожелал узнать его мнение насчет предопределения. Он сначала не понимал этого слова, но я объяснил его как мог, и тогда он сказал, значительно покачав головою:
— Да-с! конечно-с! Это штука довольно мудреная!.. Впрочем, эти азиатские курки часто осекаются, если дурно смазаны или не довольно крепко прижмешь пальцем; признаюсь, не люблю я также винтовок черкесских; они как-то нашему брату неприличны: приклад маленький, того и гляди, нос обожжет… Зато уж шашки у них — просто мое почтение!
Потом он примолвил, несколько подумав:
— Да, жаль беднягу… Впрочем, видно, уж так у него на роду было написано…
Больше я от него ничего не мог добиться: он вообще не любит метафизических прений».
Очевидно, что даже язык, на котором говорят герои, разный. По-своему штабс-капитан очень неглуп. Но в рамках иного, не печоринского мировосприятия. Мало того что герой получил лучшее образование, он еще и мыслит шире, задается теми вопросами, до которых его отцу-командиру и дела нет.
Что же сказать об императоре? То, что Печорины лучше образованны, — во многом его заслуга. Число университетов и высших учебных заведений за николаевское царствование возросло почти вдвое. Но то, что окончившие их люди чувствовали себя стесненно, также было во многом на совести государя.
Фрейлина А. Ф. Тютчева, дочь поэта и дипломата Ф. И. Тютчева, писала о Николае I: «Он не хотел и даже не мог допустить ничего, что стояло бы вне особого строя понятий, из которых он сделал себе культ. Повсюду вокруг него в Европе под веянием новых идей зарождался новый мир, но этот мир индивидуальной свободы и свободной индивидуальности представлялся ему во всех своих проявлениях лишь преступной и чудовищной ересью, которую он был призван побороть… без угрызений совести, но со спокойным и пламенным сознанием исполненного долга»[525].
Дело не только в том, что Николай I не менялся сообразно времени. Его ценности оставались вневременными — почерпнутыми из Библии. Отшумели страсти середины XIX века, обветшали идеи, близкие Тютчевой. Кто-то шел вперед вместе со всем человечеством. Кто-то предупреждал: там яма. Лермонтов словно разорвался надвое: его Печорин уезжает от штабс-капитана, обидев старика, но героя ждет смерть. В неоконченной повести «Вадим» 1833–1834 годов, сравнивая XVIII и XIX столетия, Лермонтов писал: «…каждая жизнь была роман; теперь жизнь молодых людей более мысль, чем действие; героев нет, а наблюдателей чересчур много, и они похожи на сладострастного старика, который… хочет пробудить погаснувшие силы». Но старик ли Печорин?
«В улыбке что-то детское»Герой-рассказчик постарался описать внешность Печорина, построив свою зарисовку на контрастах: «тонкий стан» и «широкие плечи», «пыльный бархатный сюртучок» и «ослепительно чистое белье», «маленькая аристократическая рука» и необыкновенная сила, «прямой стан», который сгибается так, «словно в спине его не было ни одной косточки», глаза, которые не смеялись, когда сам персонаж смеялся…
Получился, как учили, первый психологический портрет в русской литературе. Сразу ясно, что перед нами человек молодой, но усталый и крайне издерганный. С внутренним надломом. Если в «Герое…» Печорин — списан с красавца Нарышкина или, на худой конец, с бретера из числа «кружка шестнадцати» Столыпина-Монго, то еще в «Княгине Лиговской», незаконченном романе-предыстории, возникшем в 1836 году, персонаж на лицо — вылитый автор. А потому попытка откреститься от себя самого в предисловии — детское кокетство.
Лермонтов много своих черт передал герою. Например, демонстративное чувство превосходства и стремление изводить окружающих насмешками. Близко знавший поэта и на Кавказе, и по петербургской жизни князь А. В. Мещерский писал: «Лермонтов, к сожалению, имел непреодолимую страсть дразнить и насмехаться… Сблизившись с Лермонтовым, я убедился, что изощрять свой ум в насмешках и остротах постоянно над намеченной им в обществе жертвой составляло одну из резких особенностей его характера. Я помню, что раз я застал у него одного гвардейского толстого кирасирского полковника З., служившего в то время жертвой всех его сарказмов, и хотя я не мог не смеяться от души остроумию и неистощимому запасу юмора нашего поэта, но не мог также в душе не сострадать его жертве»[526].
Узнаваемо? «Желчь моя взволновалась, я начал шутя, а кончил искренней злостью», «мне хотелось его побесить», «мои насмешки были злы до неистовства», «неизъяснимое бешенство», «мое единственное назначение на земле — разрушать чужие надежды», «судьба заботится о том, чтобы мне не было скучно», «необыкновенные импровизации в разговорах» — все это Печорин о себе. Любование через отрицание. Обаяние в несносности.
Дерзость как форма преодоления застенчивости свойственна подросткам. Принято говорить о молодости Лермонтова. Де, в столь ранние годы он создал такую зрелую повесть. Очень характерен отзыв Булгарина: «„Герой нашего времени“ — первый опыт в прозе юного автора, первый — понимаете ли!.. Виктор Гюго написал множество плохих романов и повестей, пока создал „Notre Dame de Paris“. Бальзак долго влачился по земле, пока возвысился до „Евгении Гранде“, „Отца Горио“, „Истории тринадцати“ и „Шагреневой кожи“. Вальтер Скотт начал писать свои романы уже в зрелых летах… Автор „Героя нашего времени“ в первом опыте стал на ту ступень, которой достигали другие долговременною опытностью, наукою, трудом и после многих попыток и неудач»[527].
Белинский, по крайней мере, признавал, что «молодо-зелено», хотя и очень талантливо.
Мы же считаем нужным поговорить о подростковой составляющей текста. Описывая Печорина, Лермонтов обозначил возрастные границы: «С первого взгляда на лицо его, я бы не дал ему более двадцати трех лет, хотя после я готов был дать ему тридцать». В «Княгине Лиговской» упомянуто, что Жорж уже офицером принимал участие в войне с поляками в 1830–1831 годах. При этом герой мыслит как юноша. А с ним и писатель, ибо дистанции между автором и персонажем практически нет. Так случается, когда возрастная разница невелика.
Печоринские «беспощадные» самохарактеристики отличает подростковый максимализм. Когда княжна Мери замечает, что он, с его острым языком, хуже «убийцы», герой произносит целый монолог падшего ангела: «Да, такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было, — и они родились. Я был скромен — меня обвиняли в лукавстве; я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли; я стал злопамятен; я был угрюм, — другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, — меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, — меня никто не ПОНЯЛ: и я выучился ненавидеть… Лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду — мне не верили; я начал обманывать… И тогда в груди моей родилось отчаяние — не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой».
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!
Похожие книги на "Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века"
Книги похожие на "Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Отзывы о "Ольга Елисеева - Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века"
Отзывы читателей о книге "Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века", комментарии и мнения людей о произведении.