Валерий Перевозчиков - Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого - 2

• Название: Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого - 2
• Автор: Валерий Перевозчиков
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 5—239—00483—8

В книгу, посвященную жизни и творчеству Владимира Высоцкого, вошли воспоминания о нем друзей и родственников, товарищей по театру Л. Филатова, В. Смехова, А Демидовой и других. Кроме того, сюда включен текст интервью с В. Высоцким для телевидения в Пятигорске. Значительное место в сборнике отведено выступлениям В. Высоцкого на концертах.

---

— Да, не вышел этот спектакль. Мы его начинали готовить как вечер памяти… А потом поняли, что он достоин выйти и на широкого зрителя. И мы его сыграли, по-моему, раз шесть. Официально это были прогоны. Но мы получали выговоры за то, что были зрители. Но как же проверить спектакль без зрителей? Это невозможно.

— Будет ли возобновлен спектакль «Владимир Высоцкий»?

— Я думаю, что да. Во всяком случае, это мнение художественного совета театра и главного режиссера Николая Николаевича Губенко. Спектакль «Владимир Высоцкий» должен быть!

Ноябрь 1987 г.

ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ МЕЖЕВИЧ

В 1968 году я пришел в Театр на Таганке — первая встреча с Высоцким (хотя раньше слушал его в концерте). Была робость перед ним — точно помню свои ощущения, именно робость. Потом на репетиции спектакля «Берегите ваши лица» по Вознесенскому услышал «Охоту на волков» — впечатление было потрясающим, Володя меня просто покорил.

Говорить о Высоцком трудно. Всегда чувство опасности— не дай бог посягнуть на что-то… Я знал Высоцкого— вместе работали в спектаклях, были на гастролях, разговаривали. Он менялся, он сам по себе был разным. И герои его разные, а часть героев в нем присутствовала… Да и все мы разные. Он бывал замкнутым и открытым и, как всякий поэт, нуждался в одиночестве. Бывали и взрывы… А когда его одолевали сомнения — «черные человеки», бывал открытым, нуждался в общении.

Его актерские возможности неподвластны анализу. Знаете, как сороконожку спросили: с какой ноги она ходит?.. В «Гамлете» я был занят с самого начала репетиций. Володя шел к роли трудно, для него особенно тяжело было преодолеть «нулевой цикл».

Его манера петь менялась, совершенствовалась, выработалась специфика голоса. Знаете же, он говорил: «Я с детства хрипел…» Во время концертов иногда просил прибавить света в зале, ему нужно было видеть лица… Когда был в ударе, его воздействие на людей было ошеломляющим!

Когда «Пугачева» посмотрели мои друзья, кто-то из них сказал: «А что, у вас все читают, как Высоцкий?!» Понимаете? Хотя все было наоборот, Володя многое в своей манере взял от театра. А так как он обладал огромным темпераментом и поэтическим даром, то в нем эта таганская манера более всего сфокусировалась. Кроме того, его голос был уже заявлен на всю страну, поэтому и было такое восприятие — все читают, как Высоцкий…

Зимой 1980 года, уже после Володиной смерти, я встретился с Леонидом Осиповичем Утесовым. Он рассказал, что некоторое время Высоцкий и Марина Влади снимали квартиру в его доме, более того, они жили на одной лестничной площадке с Утесовым. Володя и Марина пригласили Леонида Осиповича в гости. Высоцкий спел «Охоту на волков»» и песню «Про любовь в каменном веке». И Утесов спросил: «Володя, когда вы говорите, у вас нет такого тембра, такого хрипа, как в пении. Почему?» Высоцкий ответил: «Знаете, Леонид Осипович, иначе будет неинтересно…» Ведь каждый артист ищет свою индивидуальность, какую-то уникальность… Все-таки свой голос Володя сделал сам.

Для Володи естественнее была гитара, оркестр может от чего-то отвлекать. А гитара и голос — это естественные формы выражения, характерные именно для авторской песни.

Естественно, Володя любил то, что делал, так и надо. В первую очередь надо делать то, что должно понравиться тебе, потом оно может понравиться и другим… А делать то, что нравится другим, а тебе не нравится, это, как говорил Розов, абракадабра!

Конечно, Володя понимал масштаб и значимость того, что делает. Из бардов мало кого признавал, кроме Булата Окуджавы. Любил слушать Вертинского, иногда просил меня спеть…

В Болгарии по инициативе Вани Бортника я пел Володе Вертинского. Я начал петь, а Володя говорит: «Еще, еще…» Редко я его видел таким увлеченным. Он знал Вертинского, но тогда некоторые песни услышал впервые. В какой-то мере для Володи это было открытие Вертинского.

1973 год. Ташкент и Алма-Ата — эти две поездки были подряд, одна за другой. Володя пригласил меня к себе в номер и показывал какие-то культуристические упражнения. Показал и говорит: «Делай эти упражнения, и через два месяца тебе придется перешивать пиджаки». Мы тогда долго разговаривали, Володя вспоминал, как он начинал писать песни… Потом сказал: «Иногда берешь текст, смотришь и удивляешься: неужели это я написал?!» Он имел такую способность — посмотреть на свою работу со стороны, некоторое отстранение…

Еще запомнилось, что Володя назвал свою первую песню «Татуировка» и что он удивлялся: оказывается, его записи есть даже в Мурманске. Приезжали друзья — а это было начало 60-х годов — и рассказывали, что слышали его записи в Мурманске.

1975 год. Гастроли в Болгарии, первая наша поездка за границу. В Болгарии нас хорошо принимали! Стоял сентябрь, а в Болгарии это продолжение лета… Вначале была София, потом поездка по стране, и снова возвращение в Софию. И вот во второй раз Володю попросили записать пластинку. На студию приехали Володя, Шаповалов и я, — три гитары. Пластинку записали сразу, без единого дубля.

Спектакль «В поисках жанра» возник неожиданно. Заболела Славина, надо было отменять спектакль. Но зрители уже пришли… А отмена спектакля, когда зрители уже в зале, — это всегда сложно. На сцену вышел Любимов и сказал: «Чтобы не отменять спектакль, мы предлагаем вам наш импровизированный концерт». А перед этим позвонил Владимиру, он, к счастью, оказался дома… Зрителям тогда наш концерт понравился, и Любимов подумал, почему бы не существовать спектаклю в таком необычном качестве. В первом спектакле участников было гораздо больше, а потом остались Владимир, Золотухин, Филатов и я.

Конечно, бывали срывы, бывали загулы… Юрий Петрович в очередной раз говорил: «Все! С Высоцким расстаюсь!» Но вот Володя появлялся в театре, и все куда-то уходило — и срочные замены, и отмены спектаклей.

Мне кажется, что он был не волен в своем творчестве — это было естественно, как мать рожает дитя Его песни — это от бога. И не мог остановиться, сделать паузу, его песни — кони, которых он не мог остановить.

Потерю Высоцкого театр почувствовал — что-то у нас нарушилось… В последнее время (съемки, концерты, длительные поездки) его часто не бывало, но всегда было чувство: в театре — Высоцкий. Трудно привыкнуть к его смерти, это был удар… И еще такое ощущение, что потеряны какие-то отмычки к его личности, возможности общения, а они были… Не спросили, не выяснили, не поговорили.

Ноябрь 1987 г.

VI. ВИТАЛИЙ ВЛАДИМИРОВИЧ ШАПОВАЛОВ

— В Щукинском училище вы учились у Любимова?

— Нет, Юрий Петрович выпустил курс в 64-м. Вернее, курс был не его, а Анны Алексеевны Орочко, а он на этом курсе сделал спектакль «Добрый человек из Сезуана». И этот курс влился в труппу старого Театра драмы и комедии, стал Театром на Таганке. В 64-м году я поступил в Щукинское училище и четыре года спустя, в 68-м, пришел в этот театр.

— А до этого вы про Таганку, естественно, слышали?

— Конечно, слышал все четыре года. С первого курса Таганка уже как театр существует. Шум вокруг Таганки: они такие бандиты, они долго не продержатся, они все равно себя изживут, потому что это показуха — эти свитера, эти гитары… А потом помпа была дикая. Ребята таганские ходили гордые, носы у них вздернутые, к ним вообще подступиться нельзя было. Это была такая высота — я робел перед ними.

Еще студентом в Рузе я отдыхал в актерском доме, подошел к Юре Смирнову и говорю: «Простите, а как Юрий Петрович?..» — «А что Юрий Петрович?» Он так это сказал. Неприличные вопросы задаю, уже нарвался на «интонацию».

Высоцкий… Слышу: Высоцкий, который писал еще песни хулиганские, блатные, в тот период… Кто-то ругается уже на него, что ходит по Москве в заячьем треухе, в шапке заячьей, «шпандерит» свои песни… А мне нравилось это, тем более что я на гитаре с девятого класса играю. Так что к этой «касте» был уже приобщен. И я его какие-то песенки тоже выучивал.

Я пришел на Таганку. Тут же на меня свалилось… Любимов мне сказал: «Готовьте роль в «Послушайте!» Маяковского вместо Высоцкого, потому что он ненадежный. На него очень трудно рассчитывать — он может уехать, исчезнуть, а наш театр должен работать.

Я не могу больше с этим мириться, готовьте эту роль. И готовьте роль Пугачева, учите текст». А Коля Губенко уже «намыливал лыжи» в кино, к Герасимову. Тем более что ему не давали квартиру. Он закрывался в шкафу у Дупака: «Николай Лукьянович, заходите, я квартиру получил, заходите в гости!» Он у Любимова жил в свое время… Любимов его очень любил, он у него был актер номер один — Коля Губенко.

— Жил у Юрия Петровича?

— У него дома, да. Поэтому Любимов обиделся, когда Губенко ушел. «Он у меня жил, я его принял по-отцовски, а он взял и ушел из театра…» Но он ушел в кино. И тут, естественно, на меня свалился и «Пугачев». То есть я не знаю, как сложилась бы моя судьба в театре, если бы Володя нормально работал, всегда вовремя приходил, был в форме… Но вот я пришел на стыке, когда с Володей такие неприятности и Коля уходит, и я как раз оказался нужным, влился… Сразу получил главные роли: два ввода — Маяковский и Пугачев плюс «Макинпотт» — главная роль, первая роль «от и до».