Сергей Щепотьев - Супруги Голон о супругах Пейрак

• Название: Супруги Голон о супругах Пейрак
• Автор: Сергей Щепотьев
• Жанр: Филология

---

Вся ситуация — угроза гибели, необходимость бегства без оглядки, «божественное» явление возможности спастись, соленый привкус на губах Анжелики — следствие морского ветра — рождают у авторов блестящую и вполне обоснованную ассоциацию: Анжелике, проведшей несколько месяцев в окружении постоянно читающих и цитирующих Библию гугенотов, вспоминается жена Лота, обратившаяся в соляной столб из-за промедления при бегстве из Содома.

Но сопоставление набожной, благочестивой Ла-Рошели с библейским хрестоматийным образчиком падения нравов — это ли не кощунство со стороны авторов? Ничуть. Ибо Ла-Рошель — это и ханжеское Общество Святых Даров, это изувер Бомье, попирающий свободу совести. И, как ответная реакция, — это мрачный подвал бумаготорговца Мерсело с люком, открывающимся в бездну океана. Подвал, неоднократно скрывающий жертвы тайной войны гугенотов.

Не голуби, но черный ангел смерти витает над городом. Не потому ли и за спасением Анжелика обращается к мефистофельского вида пирату Рескатору, в искусительной обстановке обиталища которого она находит защиту и покой!

Покой, впрочем, относительный. Психологическую сложность встречи Анжелики с Рескатором, завершающей эту книгу и возвращающей нас от жанра романа разбойничьего к жанру морского романа, сложность этой встречи во всей ее полноте не представляют себе пока ни Анжелика, ни читатель.

Супруги Голон о супругах Пейрак. Ч.10

«Анжелика и ее любовь» — один из самых интересных томов романа. Здесь отражен своеобразный пик отношений супругов Пейрак, момент, когда в этих отношениях тесно переплетаются радость обретения друг друга после пятнадцатилетней разлуки с нагромождением взаимного недоверия, упреков, подозрений.

Погружая героев в хорошо знакомую нам по книгам Купера, Меллвила, Фаррера, Лоти романтическую атмосферу, авторы мастерски сочетают внешнюю динамику сюжета с глубокой точностью изображения психологической дуэли между мужчиной и женщиной.

Неотделимый от окружающей его морской стихии, такой же независимый, гордый и грозный, Пейрак-Рескатор заставляет нас вспомнить куперовских Лоцмана и Красного Корсара, капитана Ахава из романа Мелвилла «Моби Дик». Как Лоцман и Корсар, он вольнолюбив, бесстрашен и мужественен. Как капитан Ахав, говорит загадками и парадоксами, считает человека, в том числе и себя, равным Богу.

Увлеченный объяснением-игрой с Анжеликой, он не замечает, как временами жестока эта игра, — например, когда Жоффрэ поддерживает в супруге сознание утраты сыновей, вменяя ей в вину их мнимую гибель. Убежденный в верности своих принципов, Пейрак смело противопоставляет свою любовь к Анжелике скованной пуританской моралью любви мэтра Габриэля Берна — купца из Ла-Рошели, в доме которого нашла Анжелика приют. И гугенот, не зная о подлинных отношениях супругов Пейрак, начинает сомневаться в том, кого предпочтет женщина: добропорядочного семьянина или средиземноморского пирата. Но сам Пейрак далек от уверенности в том, что его любовь нужна Анжелике. Он то и дело то вслух, то про себя уличает ее в физической и духовной неверности, более того, он готов задушить в себе самом огромное чувство к ней.

Со своей стороны, Анжелика испытывает раздражение от того, что любимый человек позволяет себе играть ее чувствами. Возвращение утраченного мужа и его страсти к ней она готова торжествовать, но ощущение одураченности заставляет ее бунтовать против него, как ни старается она убедить себя в том, что произошло главное, чего она ждала пятнадцать лет — он вернулся к ней, а то, что вышло это не совсем так, как ей мечталось, — мелочи, пусть и досадные.

Смятение, однако, в равной степени охватывает обоих супругов, когда между ними встает живой «барьер» — трехлетняя рыжеволосая Онорина.

Пейрак способен добродушно рассмеяться над вызывающим тоном ребенка, укравшего ради самоутверждения его драгоценности. Но, несмотря на то, что, как и его соратники, он тут же примет участие в спасении девочки из пучины океана, до той минуты, когда он сам вручит ей бриллиант и скажет: «Я ваш отец, мадемуазель», он пройдет через душевные муки, достойные тех, которые пережила в связи с рождением Онорины сама Анжелика.

Авторы соблюдают столь точную пропорцию в проникновении во внутренний мир каждого из героев, что мы не успеваем занять сторону ни одного из них, каждый раз соглашаясь с правотой то мужа, то жены, ибо то и дело наталкиваемся на новые аргументы, свидетельствующие в пользу кого-нибудь из них, — словно в тенцоне трубадуров, своеобразном поэтическом турнире двух певцов.

И при этом мы увлечены сюжетом, который не дает времени на то, чтоб утомиться статикой психоанализа: что ни десяток страниц, то новые головокружительные его коллизии!

То взбалмошная дочь одного из гугенотов, взятых на борт корабля Рескатора «Голдсборо», провоцирует слугу Пейрака и едва не становится его жертвой, то привыкшие к постоянным нападкам гугеноты усматривают в действиях спасшего их от смерти пирата стремление причинить им вред и поднимают на корабле бунт.

Авторов отличает большой вкус в композиционном построении как всего сюжета, так и отдельных эпизодов. Покажем для примера, как строится сцена совершения правосудия над спровоцированным девушкой-гугеноткой слугой Рескатора Абдуллой.

Рескатор вызывает пассажиров на верхнюю палубу; охваченные страхом гугеноты и Анжелика выходят из отведенного для них помещения — и тут следует пространное описание картины построенного на палубе экипажа, пестроты костюмов, оттенков кожи и т.д.

Сходный прием применил украинский режиссер Александр Довженко в фильме «Арсенал».

«У меня, — писал он, — рабочие заряжают орудие, которым они будут бить по городу... Я помню, я решил так: думаю, постой, это великая минута. Я не должен ее продешевить. И я не стреляю. Я показываю разных людей в городе... Я растягиваю время и создаю атмосферу, чтобы показать, как это отразится на судьбе этих людей. И вот почти статично вы ощущаете величие минуты»[99].

В самом деле, остановившись в своем рассказе на изображении замерших на палубе матросов, авторы романа доводят до максимума напряжение читателей. И тем сильней срабатывает взмах руки Рескатора, указывающей на болтающееся под фок-мачтой тело Абдуллы.

Впрочем, читательское внимание обеспечивает не только искусность, с которой супруги Голон пользуются возможностями композиции, не только ситуативная пестрота эпизодов, показывающая героев с разных сторон. Мы с неослабевающим вниманием вчитываемся в страницы книги еще и благодаря словарному их разнообразию, проявляющемуся не только в языковой персонификации действующих лиц, но и в богатстве авторской лексики: здесь и романтическая приподнятость стиля в строчках, посвященных супружеским и любовным отношениям Анжелики и Жоффрэ, и обилие навигационных терминов, создающих в сочетании с яркой пейзажной палитрой атмосферу морского романа, и неожиданно близкие к спортивному комментарию авторские ремарки в передаче психологических поединков Пейрака и Берна.

Разнообразна, однако, не только художественная авторская палитра: необычайно широк круг внимания авторов. Они обращаются к самым разным проблемам — от вопросов психологии супружеских отношений до вопросов мировоззренческих.

Так, размышляя вместе с Пейраком о сущности двух величайших религий мира — христианской и мусульманской, — они приходят к выводу об объединяющих эти две враждебные платформы, отнюдь не благовидных, чертах: о том, что всякий религиозный фанатизм чужд гуманизму и прогрессу.

«Рыцарство было не столько учреждением, сколько идеалом»[100].

Лелеющий традиции рыцарства Жоффрэ де Пейрак, интеллигентный, яркий, независимый и непохожий, противостоит в этой книге групповому портрету трусливых лицемеров, какими обернулись на борту «Голдсборо» протестанты из Ла-Рошели. Во второй части тома авторы срывают личину истовости с этой стаи хищных ханжей: не пальмовые ветви, но мушкеты в их руках. Толпа обывателей — потомки тех, кто кричал Понтию Пилату «Распни Его!», и предки тех, кто, заливаясь слезами радости, будет отвечать бредовым призывам бесноватого фюрера тысячеголосым «Хайль!», — вот кто они, эти недавние кандидаты на галеры, в монастыри, гонимые за веру. Они залили палубу «Голдсборо», на котором бежали от расправы драгун, кровью своих спасителей, разделивших с ними свой паек и отдавших свежую пищу их детям.

Пожалуй, кроме дочери пастора Бокера, Абигель, душа которой так же красива, как лицо, только дети по-настоящему благодарны Пейраку — Рескатору, только они оценили чистоту его помыслов и разделяют его энтузиазм в стремлении к «Земле обетованной», какой, по планам графа, должна стать его колония Голдсборо.

Но Пейрак великодушен, хотя корни его великодушия, возможно, не льстят протестантам, ибо кроются они в его презрении к их косности, лицемерию и стяжательству. И все-таки он оказывается выше своих врагов. Он открывает для них врата рая, каким хотел бы видеть свое поселение.