Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3

• Название: Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3
• Автор: Андрей Болотов
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-85255-385-9, 5-85255-382-4

Автор этой книги Андрей Болотов - русский писатель и ученый-энциклопедист, один из основателей русской агрономической науки.

Автобиографические записки его содержат материалы о русской армии, быте дворян и помещичьем хозяйстве. Он был очевидцем дворцового переворота 1792 года, когда к власти пришла Екатерина II. Автор подробно рассказывает о крестьянской войне 1773 - 1775 годов, описывает казнь Е. И. Пугачева. Книга содержит значительный исторический материал.

---

 Но как он присылан был только для измерения одной, недалеко от нас находящейся казенной земли, а до нас ему дела не было, то, поговорив с ним, другого нам не оставалось, как ехать обратно домой, куда, чрез несколько дней, и возвратились мы благополучно.

 Вскоре после сего происшествия имели мы некоторою неприятность в доме, по случаю тяжких, удивительных и почти ненатуральных болезней многих людей, и как тому же злу подверглась кормилица меньшого моего сына, то принуждены мы были его от ней отнять. А вскоре за сим имели мы неожидаемое удовольствие видеть у себя обеих племянниц моих, Надежду и Анну Андреевен, приехавших к нам из Кашина для свидания.

 В первых числах сентября, по скучаю великого урожая в сей год орехов, пришла мне мысль завесть у себя, за вершиною, на клину регулярной сад, составленной из одного орешника, на тот конец, чтоб тут можно было орехам до тех пор давать вызревать, покуда они сами начали бы вываливаться.

 И как я во всех таких случаях бывал очень нетерпелив, то не успел сего вздумать, как захотелось мне затею сию в выполнить. Я тотчас начал все сие место, измерив, разбивать, по тогдашней склонности и охоте к регулярным садам, на разные косые и прямые куртины и назначать, где быть алейкам и дорожкам, коих назначил я превеликое множество. А по учинении сего тотчас и велел все сие место окапывать рвом, чрез что и получил тогда заовражной мой сад первое свое основание.

 Но все мое тогдашнее предприятие было неудачно и вышло, наконец, из сего места совсем иное, нежели я тогда себе воображал.

 Я хотя и засадил его в ту же осень сплошным почти орешником, употребив к тому несколько тысяч кустов, но как кустарник сей очень неприимчив, а я пожалел его весь по корень срезать, то он весь почти у меня на другой же год засох и не уцелело из них и ста кустов; почему место сие было опять предано на многие годы запустению и заросло березами и всякою дрянью, покуда, наконец, многие годы спустя, принявшись опять за оное, мало–помалу основал я тут плодовитой сад, оставив некоторые части в натуральной дикости, в каком состоянии находится он и поныне; и из посаженных тогда ореховых кустов не осталось и нескольких десятков, а место их заступили яблони и вишни, полюбившие отменно сие место. Со всем тем все оное и поныне еще ее доведено до желаемого совершенства

 Племянницы мои прогостили тогда у нас только две недели, и в половине сентября опять от нас поехали и оставили меня в превеликих хлопотах и расстройке мыслей; ибо в самое сие время получил я из шадской своей деревни досаднейшее известие, что межевщик в тамошние места действительно приехал и межевать собирается.

 Я хотя не знал, какой бы это был межевщик — казенной ли, или своекоштной, но как всякой был мне важен, в рассуждении покупной моей там земли и мне необходимо при сем случае быть там было надобно, то поелику и здесь межевые дела были еще не окончены, а сверх того и другие многие были нужды и обстоятельства, удерживающие меня дома, то горевал я о том, как быть и не знал что делать.

 Но как без езды туда никак обойтиться было не можно и надлежало еще всячески спешить, то желал я, что хотя б поехали со мною туда братья мои и мне бы не так было скучно. Но я должен был и с сей стороны иметь досаду. При предложении о том, один из них напрямки сказал, что у него строение и ему ехать нельзя, а другой хотя было и согласился и дал слово, но умнице жене его не захотелось с ним расстаться. Итак, послушавшись ее, прислал и тот с отказом, несмотря, что обоим им была такая ж нужда, как и мне, ибо у них была также покупная земля.

 Итак, и с сей стороны была только одна досада; но как переменить было нечем, то, сняв скорее с садов своих последние яблоки и дав лежебокам соседям моим нужные наставления, что им, в случае размежевки пустошей на них делать и какие брать предосторожности, и проводив племянниц своих, отъезжавших в самое сие время, в сей вторичной путь в тамбовские пределы 13 сентября и отправился.

 Но как письмо мое уже увеличилось, то дозвольте мне на сем пункте теперь остановиться и описание сего вторичного путешествия моего предоставить письму будущему, а между тем сказать вам, что я есмь и прочая.

(Генваря 22 дни 1808 года).

ВТОРИЧНАЯ ЕЗДА МОЯ В ШАДСК

ПИСЬМО 154–е

 Любезный приятель! Обещав в последнем письме моем описать вторичное мое путешествие в шадскую мою деревню, скажу, что сия езда моя далеко не была так достопамятна, как прочие, в разные времена туда предпринимаемые; но не только длилась недолго, но и не сопряжена была ни с какими особливыми и важными обстоятельствами и происшествиями.

 Со всем тем найдется и в ней что–нибудь занимательное. Я опишу вам ее так, как описывал я ее тогда в письмах к моей теще, сократив только некоторые места из оных.

 «Вы знаете, — писал я к ней по приезде своем в Тулу 14 сентября, — что я для дурной дороги и грязи отменил ехать прямою дорогою на Корники, а решился ехать чрез Тулу. Итак, в сем городе и пишу я и вам сие, где насилу мог отбиться и отделаться от известных тульских кузнецов, шлесарей и ружейных мастеров.

 Не успел истинно, приехав сегодня поутру, выйти из коляски и стать на постоялом дворе, как целая толпа их, равно как дожидавшаяся, окружила меня и всю избу наполнила. У иного набита была пазуха полна всякими безделушками; у другого был целый кулек с ними под мышкою; иной спрашивал, не изволю ли я того, другой — не изволю ли купить другого, и так далее. И я не знал, кого слушать и кому отвечать.

 В один миг превратилась квартира моя в настоящую лавку. Весь стол и часть лавок укладена уже была разными железными товарами и блестящими безделушками. Инде раскладены были пистолеты, инде кортики, инде разномерные замки, чернильницы, выдвижные безмены, ружейные марки, ногторезы, ножички и прочий такой вздор. Словом, никогда я такого множества разных мелочей вдруг не видывал, как в сей раз, не поверите ли? хотя не намерен был ничего купить, но не мог никак от них отделаться. Многие вещи прельстили меня, и я принужден был купить маленький пистолет, перник, чернильницу и замочек и за все заплатил 2 рубля: но насилу–насилу сжил их с своих рук.

 Теперь, слава Богу, все они ушли: но не думаю, чтоб они оставили меня с покоем. Верно знаю, что побывают еще несколько человек; однако более меня не обманут: не смотря ничего, буду отказывать.

 Теперь расскажу вам о своем вчерашнем путешествии. Распрощавшись с вами и отправившись в путь, имел я первую встречу, не доехав до Ченцова. Немка Яковлевна, идущая к нам, завидев меня и узнав, по усердию своему к нашему дому, не могла утерпеть, чтоб со мною не проститься, и перешла даже по воде через реку к нам, чтобы распрощаться.

 Езда наша в сей день была благополучна; коляска моя оказалась спокойнейшею, нежели я думал. Таково ажио хорошо и покойно в ней ехать! Один тот только недостаток, что коротенька, а то лучше желать не можно. Но и этот недостаток был сносный, хотя, правда, не однажды я желал, чтоб ноги мои были на вершок короче, — но так уже и быть!

 Другое беспокойство имели мы от преужасной пыли, несомой прямо к нам навстречу. Закрывшись сидеть было душно, а раскрывшись — пыль набивалась в рот и в глаза, и скоро дошло до того, что у меня даже глаза заболели, а о людях наших и говорить уже нечего.

 О! Желал бы я, чтобы вы видели вчера, каков был наш Тимофей! Истинно не лучше арапа. Так–таки черен от пыли, что одни зубы только белелись. Уже он, бедняк, совался–совался, но нигде не находил лучшего места. Садился напереди, садился назади, но везде было равно и везде худо.

 Впрочем, дорога была нам очень не скучна… Ехала нас изрядная ватага; было четыре повозки и семь человек, кроме нас. Ежеминутно встречалось с нами превеликое множество жнецов и баб, идущих обратно из степей большими ватагами и поющих песни, а по счастию, угомонились несколько и больные мои зубы.

 Александр Андреич, мой дорожный товарищ, помогал мне прогонять скуку, и я рад, что его взял с собою, все–таки не таково скучно! Что–нибудь молвишь, и то давай сюда!

 В рассуждении его не позабыл я употребить предосторожность, чтоб ему не быть без дела. Для него взял я с собою «Жилблаза» и заставил его дорогою читать вслух. Хотелось мне, чтоб он, прочитав всю сию книгу, научился читать проворнее и лучше и помнить, что читает. Для сего и заставливал я его, прочитавши каждый период, мне материю на коротких словах пересказывать.

 Но тут–то не мог довольно надивиться тупости его разума: так туп, так туп, что больше быть не можно. Поверите ли, что не успевал трех строк прочесть, как уже и забывал, что в них содержалось. Я сердечно сожалел о сем непроворстве его разума и помогал ему сколько можно в том, и, может быть, дальнейшее упражнение поможет несколько, и он будет попроворнее.

 Сим образом провожая время, приехали мы уже в сумерки ночевать в Сулему. Но думали ли бы вы, чтоб я в сей деревнишке мог препроводить сей вечер в приятной компании с одним гостем, знакомым мне человеком?