Юрий Бородкин - Поклонись роднику

• Название: Поклонись роднику
• Автор: Юрий Бородкин
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-270-00380-5

Имя ярославского прозаика Юрия Бородкина известно читателю по книгам «Кологривский волок», «Летние заморозки» и другим.

Новый роман «Поклонись роднику» посвящен людям, хранящим верность земле, взрастившей их, по-сыновьи любящим свой край. В нем поднимаются и художнически анализируются острые проблемы современной деревни.

В центре произведения — образ молодого председателя колхоза, навсегда связавшего свою судьбу с судьбой односельчан.

Книга написана по социальному заказу.

---

«Директору совхоза т. Логинову А. В.

Секретарю парторганизации т. Гусеву В. С.

Обращаю ваше внимание на то, что в совхозе недостаточно проводится работа по укреплению трудовой дисциплины и сокращению потерь рабочего времени. РК КПСС требует принять дополнительные меры к нарушителям трудовой дисциплины, особенно к лицам, допускающим пьянство на рабочем месте, прогулы. Каждому случаю нарушения дисциплины должна даваться принципиальная оценка на рабочих и партийных собраниях, товарищеских судах, заседаниях профкома.

В. Кондратьев».

— Прочитай, Виталий Сергеевич, — Логинов подвинул парторгу журнал телефонограмм.

Тот пробежал взглядом по странице, сделал свое заключение:

— Начинают закручивать гайки.

— Позавчера Куликова в Покровском пьяного с машины ссадили. Решением комиссии райисполкома оштрафован на пятьдесят рублей.

— Как это он оплошал? Всегда хвалился, что его милиция не останавливает.

Куликов — старейший шофер, пожалуй, во всем районе, все его знают, и ГАИ и милиция всегда относились к нему снисходительно, но вот пожалуйста, попал под указ.

— При нехватке людей трудно с них взыскивать, — озабоченно почесал затылок Гусев.

— Тем не менее надо принимать меры: дисциплина у нас действительно расхлябалась.

— В этом месяце проведем открытое партийное собрание с этой повесткой дня, — предложил Гусев, дескать, у меня административной власти нет, штрафовать и депремировать не могу. — Чего еще? — пожал он плечами.

— Виталий Сергеевич, давно хочу сказать тебе: нельзя свою работу ограничивать проведением собраний. Вспомни, перед Восьмым марта я подсказывал тебе: напиши заметочку в газету, поздравь наших лучших работниц, побывай в деревнях, скажи доброе слово женщинам — ты и не подумал. Вот идет посевная, неужели сам не догадаешься выехать в поле, поговорить с людьми, рассказать механизаторам, как идет соревнование, вывесить прямо там «Молнию?»

— Так ведь даем показатели на доске у конторы.

— Люди-то с утра до вечера в поле, в контору заглядывают редко. Надо оживлять работу с ними. Кстати, как спрашивать с других, если сам ты готов выпить в любой компании?

— Бывает другой раз…

— Не должно этого быть.

Гусев мало оправдывался, только обиженно помаргивал, сведя брови: не ожидал такого разговора.

Логинов, поначалу как-то расположившийся к парторгу, стал разочаровываться в нем. На серьезную помощь с его стороны рассчитывать не приходится, потому что исполняет свои обязанности формально, любит выпить. Избрать бы другого, да не вдруг найдешь дельного человека…

Трактористы перед выездом в поле сбились в кучку, подтрунивают друг над другом, надеясь, что кампания по борьбе с пьянством временная.

— Переживем как-нибудь: не первый раз принимают такое постановление.

— Вряд ли чего получится.

— Денег в банке не будет, зарплату не из чего станет выдавать, к старому и вернутся.

— Конечно, доход огромный. Чем его возместишь?

— Ну, сократят продажу вина и водки, а много ли наторгуешь на соках?

— Нет, мужики, на этот раз вопрос поставлен очень серьезно — не забалуешься, — произнес вмешавшийся в разговор Мишаткин. — Попался первый раз пьяный — тридцать рубликов штрафу, второй — пятьдесят, третий — сто! Не слишком ли начетиста получится выпивка? И правильно принимают меры, потому что некоторые распустились донельзя! Ладно мужики, бабы-то навадились пить! — Сердито сверкнул он очками.

— Ладно, не пугай..

— Видали, намёкивает! Сам не пьешь, а другим не мешай, — белозубо улыбнулся Сашка Соловьев.

— Теперь помешают.

— Наверно, поднимут цену на водку, — предположил Николай Баранов.

— Куда уж поднимать-то?

— Вот говорите, получку нечем будет выдавать, — вмешался в разговор Николай Силантьев, — а я бы прибавил цену на хлеб. Именно потому, что он стоит копейки, выбрасывают как попало куски, скармливают буханками скотине. А достается хлеб солоно, уж мы-то знаем. Что нынче вырастет, если все лето будет дождливое? Одни затраты могут получиться.

— В других краях уродится — страна велика, — беспечно махнул рукой Сашка Соловьев.

— Вот и привыкли надеяться, что без хлеба никого не оставят.

— А я считаю, что хлеб надо ценить и уважать не за то, что он дорого стоит, а просто за то, что он хлеб — основа всему, — рассудил Мишаткин, привыкший поучать трактористов по праву старшинства.

— Извини, для этого у нас не хватает воспитания.

— Ну, завели серьезный разговор! — поморщился Сашка Соловьев.

— А ты небось думаешь, как бы похмелиться с утра пораньше? Нет, брат, шалишь. Отгуляли сорокалетие Победы — и кончен бал! — наставительно говорил Мишаткин.

— Скоро посевную отметим.

— Выдумал! Вон в «Михайловском» посадили картошку, директор вместе с трактористами выпил прямо в поле, так его через день вызвали в райком, едва не сняли с должности, выговор влепили.

— Мы — рядовые, нас от должности не отстранишь, — продолжал храбриться Сашка. — А начальство пусть поприжмут.

Завидев приближающегося Логинова, трактористы начали расходиться, пора было выезжать в поле, завершать сев…

А ближе к обеду на лавочке возле магазина сошлись те, кто посвободней: пенсионер Афанасий Капралов да городской отпускник Венька Озеров. Явился осокинский Федор Иванов, поздоровавшись и отирая ладонью пот со лба, спросил:

— В два, что ли, откроет?

— Должна открыть, ждем.

— Надо купить, поскольку началось такое ограничение. Веня, в городе-то как после постановления?

— Строго. На улицах редко увидишь пьяного, и попробуй появись — нарвешься на штраф! Если выпил, сиди дома, а в общественном месте, в транспорте лучше не возникай. О производстве я уж не говорю. Одним словом, трезвость — норма жизни, — охотно поддержал разговор отпускник.

— Да, круто взялись, — покачал головой Федор.

— Здесь-то что! Один участковый и тот свой — Иван Иванович. Мне, например, никто не указ: имею право отдохнуть, на то и отпуск.

— Само собой! — согласился Иванов. — У нас с Афанасием Кузьмичом тоже не посевная. Верно? У меня бабы на ферме управятся.

— С посевной нынче дело затянулось как никогда: не помню, чтобы сеяли до такой поры. Пожалуй, зря бросаем зерно в землю, — повернул разговор на серьезный лад Афанасий. Он сидел, по-стариковски облокотившись на колени и посасывая сигарету, торопиться ему было некуда.

— И конца не видно дождям. Вообще год тяжелый: посмотришь телевизор — везде наводнения, землетрясения, ураганы.

— Комета Галлея приближается к Земле, — со значением изрек Венька.

— Это что? — насторожился Капралов, сверкнув из-под козырька кепки голубенькими льдинками глаз.

— Небесное тело такое… Еще рисуют летящим по небу с длинным белым хвостом, — приблизительно объяснил Венька, потому что и сам не знал толком, что такое комета. — Оказывается, все влияет: вон спутник пустят — и то погода портится.

— Раньше как-то определенно было: уж лето — так лето, зима — так зима. Нынче и в огороде ничего не растет, — посетовал Капралов.

— Ну, где наша Марья запропастилась? Холера ее возьми! — нетерпеливо посматривая на часы, беспокоился Федор Иванов. Поприглаживал наполовину седые, с рыжей прожелтью, волосы, прилипшие ко лбу и вискам.

— Поди, корову доит.

— Беда с нашей торговлей! Прибежишь за шесть километров, да еще невпопад.

Пока рассуждали, продавщица Марья Степановна, женщина дородная, неторопливая, появилась из-за угла магазина, прикрепила на дверь тетрадный листок-объявление и повернула в обратную. Заждавшиеся покупатели встревоженно рванулись за ней, взмолились:

— Марья Степановна, куда ты?

— Читайте объявление.

— Открой на минутку магазин-то!

— Я русским языком говорю: поехала за товаром в Покровское.

— Нешто зря ждали тебя битый час? Хоть отпускника уважь, — показал на Веньку Капралов.

— Ничего, трезвее будете, — отмахнулась продавщица.

— Кабы жил в селе, так и разговору не было бы. Топаешь, топаешь от Осокина, а ты — бумажку на дверь и до свиданья. Тебя по-человечески просят — долго ли отпустить штучный товар? — стучал себя в грудь кулаком вспыльчивый Федор Иванов.

— Не умрете. Я и без того опаздываю.

Сказала и невозмутимо направилась к конторе сельпо, возле которой ее поджидал грузовик.

— Ах ты чурка толстопятая! — возмущался Федор. — И слушать не хочет. Обнаглела!

— Такое обращение теперь с нашим братом, — заключил Капралов.

— Вот попали впросак! Чего делать-то? — запустил пятерню в густые черные волосы Венька.

Все трое подошли к дверям магазина, для чего-то прочитали уже известное и привычное: «Уехала на базу». Федор в сердцах плюнул на листок.