Александр Молодчий - Самолет уходит в ночь

• Название: Самолет уходит в ночь
• Автор: Александр Молодчий
• Издательство: М.: досааф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1986

Автор, дважды Герой Советского Союза, непосредственный участник и свидетель описываемых событий, рассказывает о боевых делах летчиков дальней авиации, о полных риска и трудностей длительных ночных полетах в далекий тыл противника для нанесения бомбовых ударов по его стратегическим объектам.

---

— По самолетам! — раздается долгожданная команда. Мы быстро взлетаем, строимся в кильватер трех эскадрилий и берем курс на соседний аэродром, где должны пристроиться к полку тяжелых бомбардировщиков ТБ-7. К нашему удивлению, у соседей ни малейшего движения. Самолеты «на приколе». Не заметно никаких признаков взлета.

Сделав круг над аэродромом, ведущий первой эскадрильи капитан Степанов берет курс на Ленинград. За ним разворачивается вторая эскадрилья под командованием Брусницына. Третью веду я и тоже следую за ними.

Первый час полета проходит успешно. Но вот дальше на пути появляется коварная преграда. Именно ее многие из нас и побаивались. Впереди, сколько видит глаз, сплошная стена облаков. Обойти ее нельзя, и эскадрилья Степанова, не разомкнувшись, с ходу врезается в клубящуюся массу и исчезает в ней. Капитан Брусницын решает набирать высоту. Ведомые им самолеты, размыкаясь, тоже попадают в облака, пытаясь пробиться сквозь них снизу вверх. Я же со своей эскадрильей иду на снижение. В течение 15–20 минут летим под облаками, затем нас стало прижимать к земле. Высота уже пятьдесят метров. Полет строем дальше продолжать нельзя.

Покачиванием самолета с крыла на крыло даю экипажам команду разомкнуться и действовать одиночно. Некоторое время летим на бреющем, но видимость настолько плохая, что каждую секунду рискуем столкнуться с землей. Под крылом самолета мелькают деревья, столбы линий электропередач, какие-то строения, впереди же не просматривается ничего. В такой сложной обстановке мне еще не приходилось летать. Даю команду штурману:

— Иди в нос и подсказывай. Через минуту в шлемофоне раздается голос Куликова:

— Ничего не вижу. Давай, Саша, лезь вверх, там все-таки спокойнее.

Легко сказать — лезь вверх. А может быть, Саше в настоящих облаках и летать не приходилось. Разве что в аэроклубе однажды. Как-то забрались мы с Колей Онуфриенко (дружком моим по клубу) в облака, а из них вывалились хвостом вперед. Хорошо самолет нас выручил: сам вышел в нормальное положение.

Но сейчас иного выхода не было. Надо «лезть вверх». Перевожу бомбардировщик в набор высоты. В облаках непривычно темно. Двести, триста, четыреста, пятьсот метров... Они даются с трудом.

Через некоторое время немного освоился, взял себя в руки. Я же учился летать по приборам, вслепую. Правда, это было не в естественных метеорологических условиях, а под «колпаком». Но учеба не пропала даром. Постепенно курс пришел в норму. Наконец на высоте 4200 метров — чистое небо. Облака под нами. Экипаж облегченно вздыхает: первый прорыв облачного фронта прошел удачно. Но охватывает тревога за ведомых. Где они? Что с ними?

— Товарищ командир, — слышится голос Васильева, — вижу два самолета слева и три справа.

— Один за нами, — добавляет Панфилов.

— Два впереди, — сообщает Куликов.

Где-то на траверзе озера Ильмень облака словно кто-то обрезает ножом. Внизу блестит под солнцем озерная гладь.

— Слева по курсу Новгород, — докладывает штурман.

Продолжаем полет. Конечная цель — город Пушкин Ленинградской области. Здесь должны собираться самолеты нашего полка и полка тяжелых бомбардировщиков.

После посадки на аэродроме Пушкин мы недосчитались одного самолета. Как стало известно позже, экипаж Петелина потерпел катастрофу. Сам командир экипажа чудом остался жив, долго лежал в госпитале, но в полк больше не вернулся.

Во второй половине дня прибыли и самолеты ТБ-7. Капитан Степанов (как ведущий первой эскадрильи, в отсутствие командира полка выполнял его обязанности) доложил комбригу о результатах перелета.

— А кто вам его разрешал? — резко спросил Водопьянов.

Степанов с недоумением посмотрел на командира дивизии:

— Как и было условлено, сигнал получил с самолета У-два.

— Условлено-то было, но я никакого У-два не посылал и приказа о вылете не давал!

Только теперь выяснилось, что пролетавший над аэродромом самолет У-2 был случайным и что рукой махал, очевидно, пассажир в знак приветствия. Такая несогласованность действий могла обойтись очень дорого...

И вот 10 августа 1941 года. Вторая половина дня. Все экипажи в сборе. Узнаем о боевой задаче: ночью совместно с группой самолетов, взлетающих с острова Сааремаа, надо будет нанести бомбовый удар по Берлину. Нас собрали в большой комнате. Летчики и штурманы экипажей разложили на столах полетные карты. Производим необходимые расчеты и прокладку маршрута к фашистской столице.

Задачу на боевой вылет нам ставил лично командующий Военно-Воздушными Силами РККА генерал П. Ф. Жигарев. Это еще раз подчеркивало всю важность задуманной операции. Указания были короткими: время взлета, состав боевых групп и маршрут полета.

— Какие есть вопросы?

Таковых у нас не оказалось. Да их и не могло быть. Мало кто из нас представлял, что ждет нас там, на маршруте, как действовать в особых случаях. Не имели мы сведений и о противовоздушной обороне противника как на маршруте, так и в районе цели.

Комбриг М. В. Водопьянов готовился к полету тоже. А наше командование полка оставалось на базовом аэродроме. Почему? Еще сюрприз: будем взлетать не с бетонированной полосы, а с грунта.

— Как же так? — обратились к старшему нашей группы капитану Степанову. — Не годится это. Ведь и бомб столько. И полная заправка горючим.

Степанов в ответ только плечами пожал. А потом и сам высказал свое удивление. Но дискутировать у нас не было права: приказ есть приказ! И чей приказ!..

«Тов. Водопьянову

Обязать 81-ю авиадивизию во главе с командиром дивизии т. Водопьяновым с 9.VIII на 10.VIII или в один из следующих дней, в зависимости от условий погоды, произвести налет на Берлин. При налете, кроме фугасных бомб, обязательно сбросить на Берлин также зажигательные бомбы малого и большого калибра. В случае если моторы начнут сдавать по пути на Берлин, иметь в качестве запасной цели для бомбежки г. Кенигсберг.

И. Сталин».

Личная подпись Сталина на приказе командиру дивизии, требовавшем произвести налет на Берлин, воодушевила нас на выполнение задачи.

Но на одном порыве патриотизма преодолеть трудности боевой задачи оказалось невозможно. Неудачи начались на взлете. На самолетах ТБ-7 двигатели были ненадежными. И это привело к нескольким авариям тут же, вблизи аэродрома. Нашему Ер-2, перегруженному бомбами и горючим, потребовалось взлетное поле большего размера, нежели предполагалось.

Мой Ер-2 стоял на предварительном старте в ожидании своей очереди, и я видел, как взлетали товарищи. Это были не те обычные взлеты, которые мы привыкли наблюдать на аэродроме, а цирковые трюки. Одна машина, оторвавшись от земли, буквально повисла в воздухе, качаясь с крыла на крыло. Потом, протянув немного дальше, за пределами аэродрома ударилась колесами о землю. Поднялся столб пыли. От такого удара мог бы произойти взрыв. Многие попадали, опасаясь поражения осколками. Но произошло чудо. Когда рассеялась пыль, мы увидели — самолет летит. Он с трудом перетянул через лес, почти по макушкам деревьев, и пошел на выполнение задания.

Настала и наша очередь. С полным полетным весом я никогда еще не взлетал, но это не пугало. Боялся другого — как бы не отменили взлет. «Только вперед, — думал я, — на Берлин, через любые трудности и преграды».

Наконец красный флажок опущен. Получив разрешение на взлет, я вывел двигатели на форсированный режим работы, отпустил тормоза, и самолет начал разбег...

Сколько бы ни прошло лет с того времени, а я во всех деталях буду помнить этот взлет.

Когда под самолетом мелькнул край аэродрома, мне ничего не оставалось, как взять штурвал на себя, хотя скорость для отрыва была еще мала. Движение штурвала заставило самолет нехотя поднять нос. Основные колеса повисли в воздухе, а хвостовое продолжало катиться по земле. Самолет не летел, он висел на моторах, ему еще немного не хватало скорости. Преждевременно увеличенный взлетный угол ухудшил его аэродинамику, и он вновь опустился на землю основными колесами.

Может, и обошлось бы все, но за пределами аэродрома была канава дренажной системы. Туда и попали колеса. Последовал резкий, огромной силы удар. На некоторое время все — и небо, и земля — смешалось с пылью. В сознании было одно: сейчас, последует взрыв, и мы взлетим на воздух. Но не на крыльях самолета, а от наших же бомб.

На аэродроме снова все попадали на землю, ожидая взрыва. Но его не последовало. Постепенно пыль улеглась, и все увидели, что в ста метрах за пределами взлетного поля, у лежавшего на брюхе самолета, стоят четверо людей.

Командование приняло решение прекратить отправку самолетов — слишком очевидным был риск. К нашей машине подъехало несколько легковых автомобилей. Это командующий ВВС и сопровождающие его лица объезжали упавшие самолеты за пределами аэродрома. Выслушав мой доклад, генерал одобрительно похлопал меня по плечу и сказал: