Василий Ефремов - Эскадрильи летят за горизонт

• Название: Эскадрильи летят за горизонт
• Автор: Василий Ефремов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1984

 Автор — известный летчик-бомбардировщик — более трех лет воевал в 33-м (впоследствии 10-й гвардейский Киевский Краснознаменный, ордена Суворова II степени) авиационном бомбардировочном полку в качестве командира звена, а затем эскадрильи. За успешное выполнение заданий командования был дважды удостоен высокого звания Героя Советского Союза. В воспоминаниях обрисованы многие боевые товарищи автора, хорошо показаны процесс совершенствования их летного мастерства, самоотверженность в боях и верность в дружбе

---

С восходом солнца над аэродромом бодро зарокотали моторы учебных и боевых самолетов. Тренировались и готовились к предстоявшим боям молодые кадры. Я руководил полетами, следя за действиями летчиков на земле и в воздухе, но при этом из головы не выходил экипаж Фефелова, участвовавший в разведывательных полетах ночью и не вернувшийся с задания. Все летчики докладывали, что противник не оказывал серьезного сопротивления в полосе наших действий. Что же случилось с Фефеловым?

А время шло. В гул боевых самолетов вплелся внезапно стрекот По-2. Он приземлился рядом с «Т» и с выключенным мотором лихо подкатил ко мне. Из задней кабины вышел человек среднего роста в черном кожаном пальто. Сняв шлем, он вытер платком лицо и тряхнул кудрявой шевелюрой. В жестах и манере прибывшего было что-то знакомое. А когда он подошел ближе, я без труда узнал своего хорошего товарища, с которым когда-то жил в одной комнате в [147] гарнизоне. Это был Петр Вязовкин, штурман. Лет пять мы не виделись и теперь с любопытством разглядывали друг друга, как бы безмолвно спрашивая: «А ну-ка, что из тебя вышло путевого за это время?»

— Товарищ майор! — бойко начал Вязовкин. — Разрешите представиться? Заместитель командира полка по политчасти майор Вязовкин Петр Андреевич!

Мы обнялись.

— Я к вам по серьезному делу. У вас служит лейтенант Фефелов?

— Да. Он, очевидно, сел на вашем аэродроме? — обрадовался я.

— Сел, — нахмурился Вязовкин. — Но самолет разбит. Экипаж, если говорить честно, не сел, а упал. Летчик, штурман и радист серьезно ранены, их отправили в госпиталь. Но перед тем ребята рассказали прелюбопытную вещь. В одном из районов, в лесу, на территории, еще занятой гитлеровцами, экипаж Фефелова заметил огоньки. Снизились на высоту двести метров и начали кружить. Но враг притаился. Наши сбросили несколько бомб. Однако фашисты молчали. Чтобы как-то вызвать огонь на себя, Фефелов включил навигационные огни, повел машину к лесу и сбросил бомбы. Противник понял, что раскрыт. Он сделал все, чтобы уничтожить советский самолет, и обрушил на него мощный огонь. Вот как, оказывается, было дело... Мы уже доложили об этом случае по инстанции, а теперь пойду поставлю в известность ваше командование...

Вскоре выяснилось, что экипаж Фефелова обнаружил именно то соединение гитлеровцев, которое мы так долго искали.

* * *

Осенью 1944 года в результате ожесточенных сражений Красная Армия изгнала ненавистного врага с нашей земли и разгромила его основные силы. В это время из войны вышли Румыния, Финляндия, Болгария, ставшие затем нашими союзниками в борьбе с фашизмом.

Советские войска, проведя в короткий срок ряд блестящих наступательных операций, в том числе и Белорусскую{3}, стояли уже перед Восточной Пруссией, на Висле и в Карпатах. [148]

Летчики нашего 10-го гвардейского Киевского Краснознаменного, ордена Суворова II степени полка продолжали сражаться в небе храбро и умело. Успешное продвижение советских войск за пределами нашей Родины и близость окончания войны придавали нам новые силы и бодрость. Мысленно мы уже видели себя в поверженном Берлине. Но, как иногда бывает в жизни, не все сложилось так, как думалось. Меня вскоре откомандировали в Военно-воздушную академию, а полк в конце апреля, после завершения Восточно-Прусской операции{4}, был выведен в резерв и начал переучиваться на самолеты Ту-2.

Академия. Служба. Встречи с прошлым

Готовясь к отъезду в академию, я быстро собрал свои пожитки, для которых оказался достаточным совсем небольшой чемодан, распрощался с боевыми соратниками, с кем сроднился за эти годы, как с братьями, и которые стали для меня второй семьей, и, еще не веря в то, что расстаемся надолго, пошел к самолету Ли-2, на котором в тот день в сопровождении истребителей прилетели какие-то иностранцы.

По лесенке поднялся в самолет, теперь уже в качестве пассажира. Дверь захлопнули. Я услышал, как закрутились винты. Потом осмотрелся. Я был в салоне один. Истребители сопровождения тоже запустили моторы. Как только тронулся наш Ли-2 и, набирая скорость, пошел на взлет, вслед за ним в воздух взмыли быстрые «яки».

Прощайте, дорогие боевые друзья! Успехов вам на предстоящем пути!

Под крылом Ли-2 проплывали леса и реки освобожденной многострадальной, столь милой сердцу Белоруссии.

А сколько земли проплыло под крыльями моих боевых самолетов за годы войны! Голубые просторы, зеленые поля, синие горизонты Украины, заснеженные дали Подмосковья, горящая, обожженная земля Сталинграда, необозримые калмыцкие ковыльные степи, равнины Крыма и Таврии, Донбасс, Прибалтика и даже Пруссия.

Как ни грустно было прощаться с фронтовой семьей и привычным фронтовым бытом, я был рад предстоявшей учебе [149] в академии: война кончается, а для защиты Отечества в будущем потребуются образованные офицеры, способные освоить не только новейшую боевую технику; но и оперативное искусство. Об академии раньше я не мог и мечтать. Теперь, чем больше вдумывался в происшедшие в моей жизни перемены, тем ответственнее казалась предстоявшая мне учеба.

Сдали предварительные зачеты по русскому языку, географии, математике. И все, кто прибыл с фронта, были зачислены в Военно-воздушную академию. Здоровые, сильные ребята, каждому из которых не было тридцати, давно отвыкшие от парт и столов, в тесном помещении аудитория даже сами себе казались громоздкими и неповоротливыми: нам не хватало простора аэродромов.

Зима прошла в напряженной учебе. А на фронтах еще шли ожесточенные бои. День наш начинался с осмотра обзорной карты, утыканной красными флажками, которые все тесней окружали логово фашистского зверя.

* * *

После сдачи экзаменов по общеобразовательной подготовке нам предоставили короткие каникулы. Это совпало с великим событием: советские войска, овладев столицей фашистской Германии — Берлином, принудили врага к полной и безоговорочной капитуляции. Великий час настал! Война закончилась полной победой советского народа над фашизмом!

С этой радостной вестью мы и разъехались по домам. Я отправился к своей семье. Поездом добрался до Белой Церкви, а оттуда на попутной полуторке — в сторону Володарки. На околице села шофер остановил машину:

— Приехали, слезайте.

Спрыгнув на землю, осмотрелся. Сюда я попал впервые. Невдалеке на зеленой лужайке разговаривали две женщины. Рядом рвала цветы маленькая белоголовая девочка.

Ба! Да это же Надя и ее подруга Тоня. А девчушка — моя дочка Лиля.

Бегу к ним! Мы обнимаемся, что-то говорим друг другу, смеемся и плачем.

Вскоре увидел и отца. Он сильно постарел, но держался молодцом.

Места вокруг были красивы. Западную околицу села омывала тихая Рось, с севера подступал старый сосновый бор, тянувшийся вправо и влево по берегам реки. На востоке лежали обширные степи. [150]

Мы с Надей подолгу гуляли в лесу, собирали ранние грибы. Она показала развалившуюся хату пасечника, где ее ранили каратели во время облавы на партизан. По утрам все вместе ловили с лодки окуней. Отпуск пролетел быстро...

Вернувшись в академию, мы узнали, что в июне в Москве состоится Парад Победы.

Нашей академии, как и другим, предстояло принять участие в этом торжестве. Перед парадом мы много тренировались на аэродроме. А 24 июня отлично прошли по Красной площади торжественным маршем, запомнив этот день на всю жизнь...

* * *

Зимой сорок седьмого года, когда мы уже учились на основном курсе академии, меня однажды пригласили к скульптору. Отыскав студию, я представился скромно одетому человеку, невысокого роста, лет сорока пяти, с внимательным задумчивым взглядом.

— Томский, — протянул он небольшую сильную руку и, оглядев меня, добавил: — Николай Васильевич.

Рука у мастера была холодной, да и в самой студии было холодно, сыровато. Во время разговора изо рта шел пар.

— Как же вы работаете при такой температуре? — спросил я, оглядывая длинное помещение, заставленное глиняными фигурами и бюстами.

— Ничего не поделаешь, — мягко улыбнулся Томский. — Топят слабовато, пока еще не хватает топлива... Ну что ж, приступим. Снимите шинель, садитесь вот сюда.

Я сидел в кителе при всех орденах и знаках различия в позе, которую подсказал скульптор, а он потянулся к зеленоватой сырой глине, внимательно рассматривая меня. Работал Томский вдохновенно, глаза его светились страстью творчества.

Спустя два часа Николай Васильевич устало сказал:

— На сегодня хватит! Благодарю за долготерпение. Приходите снова по моему приглашению.

Дней через десять, явившись в студию, я застал скульптора за работой. Перед ним сидел широкоплечий, с энергичным, красивым лицом полковник, с двумя Звездами Героя и при орденах. По характерному прищуру карих глаз, по черным аккуратным усикам и волнистым густым волосам я сразу узнал прославленного истребителя Ленинградского фронта Петра Афанасьевича Покрышева, а он улыбнулся мне, как давнему знакомому. [151]