Василий Ефремов - Эскадрильи летят за горизонт

• Название: Эскадрильи летят за горизонт
• Автор: Василий Ефремов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1984

 Автор — известный летчик-бомбардировщик — более трех лет воевал в 33-м (впоследствии 10-й гвардейский Киевский Краснознаменный, ордена Суворова II степени) авиационном бомбардировочном полку в качестве командира звена, а затем эскадрильи. За успешное выполнение заданий командования был дважды удостоен высокого звания Героя Советского Союза. В воспоминаниях обрисованы многие боевые товарищи автора, хорошо показаны процесс совершенствования их летного мастерства, самоотверженность в боях и верность в дружбе

---

Вылетев в сумерках, стал барражировать над городом на высоте восьмисот метров. Минут через двадцать стрелок-радист доложил:

— Над западной окраиной разведчик.

Это было для нас удобно. На высоте самолет еще освещали лучи солнца, мы держались ниже и восточнее, в тени. Быстро довернув свою машину, я сразу увидел врага. Он был метров на двести над нами, к тому же далеко впереди, и уходил на запад. Не теряя ни секунды, я прицелился и нажал на спусковой крючок.

Перед носом моей «летающей батареи» забушевало пламя. Машина задрожала и, как мне показалось, на мгновение остановилась — так сильна была отдача пулеметов. А трасса пошла вперед и догнала разведчика. Сообразив, в чем дело, фашистский летчик резко бросил машину вниз и исчез в темноте. А на второй день мы подбили его.

С тех пор в нашем районе стало спокойнее. Немецкие самолеты обходили нас стороной и над дорогами действовали редко.

* * *

Вечер был душный, тихий и хмурый. На небосклоне громоздились мощные кучевые облака причудливых очертаний. Почти вся наша группа собралась во дворике перед общежитием. Одни затеяли волейбол, другие играли в домино. Я, Бочин, Панченко, Кравчук, Чудненко и Сиволдаев знакомились по карте, только что полученной из штаба полка, с обстановкой на фронте.

— Все остается по-старому, — заметил Кравчук. — Сколько еще продлится затишье?

В дверях общежития появился дневальный. Меня звали в штаб, к телефону.

Получил задачу определить интенсивность движения по железной дороге Волноваха — Херсон — Николаев и попутно — разведать действующие аэродромы противника.

Учитывая сложную метеорологическую обстановку, я передал в полк, что лечу со своим экипажем — Кравчуком и Трифоновым.

Вылетели незадолго до полуночи. К этому времени небо обложили тяжелые, грозовые облака, сверкали молнии. На земле не было заметно ни стрельбы, ни зенитных трасс, ни прожекторов. Только кое-где тлели небольшие пожары. [100]

Остальное поглощали темнота и ливни. Мы уже несколько раз врезались в плотную массу водяных потоков. Самолет с дьявольской силой бросало вверх и вниз. Но мы благополучно прошли по всему маршруту и через два часа сели на своем аэродроме. Полет был успешным, и те, кто оставался на земле, радовались нашему возвращению.

Между тем в воздухе находился еще один экипаж. Как рассказали нам потом, одновременно с нами к полету с базового аэродрома на разведку побережья Азовского моря готовился и Иван Скляров. Штурман капитан Усачев, Скляров, стрелок-радист сержант Семиякин изучали карту. Чуть в стороне, внимательно прислушиваясь к разговору, держался штурман лейтенант Быстрицкий, который должен был лететь в кабине стрелка-радиста для знакомства с районом боевых действий. Майор Абрамкин, «незаменимый разведчик», как его прозвали летчики, водя карандашом по карте, давал указания. «Важно проверить, есть ли самолеты вот на этих трех аэродромах, — говорил Абрамкин. — Противник чувствует, что мы готовимся к наступлению и, возможно, принимает контрмеры. Надо выяснить, что они там у себя делают».

Члены экипажа уже взялись за парашюты, когда подошел подполковник Горшунов.

— Будьте внимательны. Кругом гроза. В облака не лезьте. Вверх тоже не пробивайтесь. Эти шапки, — кивнул он на небо, — не ниже десяти-одиннадцати тысяч метров. Если будет трудно, возвращайтесь домой.

Черная точка самолета исчезла, смешавшись с темной грядой туч. А еще через час на аэродром обрушилась буря с дождем. Молнии сверкали беспрестанно, гром сотрясал дощатые аэродромные сооружения.

Майор Абрамкин задумчиво смотрел в черную ночь и пытался представить, что творилось сейчас там, в просторах воздушного океана.

А самолет Склярова, дрожа и покачиваясь, летел в это время далеко за линией фронта. Летчик часто менял высоту, пытаясь найти более спокойную зону. Опытный экипаж боролся со стихией, вел, насколько позволяла видимость, разведку.

Некоторое время Скляров, занятый пилотированием, ничего не видел и представлял ориентировку только по докладам штурмана. Но вот в стороне неярко блеснула молния, осветив водную поверхность и темные, контуры берега — Азовское море, скоро разворот. [101]

Разворачиваясь, Скляров предупредил стрелка-радиста, чтобы следил за воздухом. Через две-три минуты ослепительно яркие вспышки осветили фашистский аэродром и околицу деревни. Семиякин вел дуэль с зенитными пулеметами врага. Два других аэродрома были сфотографированы так же удачно, хотя немцы встречали советский бомбардировщик заградительным огнем. Но вот погасли зенитные прожекторы, скрылись в облаках пущенные вдогонку трассы. Семиякин передал на землю: «Задание выполнили. Возвращаемся».

Скляров боролся с болтанкой, которая корежила самолет, бросала из стороны в сторону, вверх и вниз на сотни метров. И все же летчику удалось вывести машину под облака, на малой высоте. Только тогда он стал вызывать радиста. Ответа не было. Оказалось, его радист покинул самолет...

А Семиякин в это время при последних вспышках молний выбирался из волн Таганрогского залива на берег. Он был босой, без головного убора, в изорванной одежде и судорожно сжимал рукоятку пистолета.

Вывалившись из кабины от сильного грозового толчка, Семиякин дернул вытяжное кольцо парашюта. Новые кирзовые сапоги соскользнули с ног и понеслись к земле. Где и как растерял перчатки, шлем и планшет, он не знал. Запомнилась только страшная минута, когда, выскочив из-за облаков, увидел бушующее море — плавать он не умел.

К огромному удивлению и радости, Семиякин сразу почувствовал под ногами дно. Более получаса барахтался в воде, пока, совершенно обессиленный, не выбрался на берег...

Двинулся на огонек. Набрел на землянку. Услышал родную русскую речь. Однако встретили его настороженно. Солдаты удивленно и сурово смотрели на пришельца. Старшина решительно отобрал у Семиякина пистолет.

Спустя два дня в штабе полка появился Семиякин в сопровождении конвоира. Получив расписку, что задержанный сдан по назначению, конвоир убыл. А товарищеский суд младших командиров приговорил сержанта Семиякина к отбытию службы в штрафном батальоне.

В заключительном слове на суде командир полка Горшунов сказал:

— Сержант Семиякин нарушил одну из священных заповедей летчиков — покинул самолет без разрешения командира экипажа, пусть даже в сложнейших обстоятельствах. Я согласен с мнением большинства командиров: Семиякин заслуживает наказания, но такого, благодаря которому сумеет [102] не только искупить свою вину, но и снова вернуться к нам честным бойцом.

В сопровождении своего товарища бывший радист отправился на сухопутный фронт, в штрафной батальон, предварительно заверив командование, что долго там не задержится...

Стрелок-радист Семиякин был из моей эскадрильи, я чувствовал себя неловко и за то, что произошло, и в связи с тем, что товарищеский суд младших командиров без меня распорядился его судьбой. Однако забот было полно, приходилось много летать, и повседневные дела стали постепенно вытеснять из памяти то, что случилось с радистом.

Наш 10-й гвардейский Киевский авиаполк вскоре снова перелетел дальше на запад. Как только самолеты были расставлены и замаскированы, а летчики и техники размещены в удобных помещениях, командир полка Горшунов собрал командный состав. Он посвятил нас в планы ближайших дел, а закончив информацию, сказал мне:

— Собирайся, Ефремов, в Москву. Там, на заводе, находятся семь «Бостонов» с переоборудованным стрелковым и бомбовым вооружением. Машины передают нам. Экипажи для перегонки самолетов отберешь из своей эскадрильи.

* * *

Москва!.. Как давно я там не был... Какая она теперь, в грозное суровое время?..

Месяц назад для офицеров были заказаны новые кители и брюки, но получить их так и не удалось. Я намекнул командиру полка, что, пока есть время, можно слетать за костюмами.

— Возьми У-2 — и в путь. С утра — туда, к вечеру — обратно.

Рано утром я вылетел на У-2 на старую точку.

День был теплый, ясный, видимость превосходная, до пятидесяти километров. Справа хорошо просматривался Новочеркасск, а впереди, ниже места слияния Дона и Сала, открывались обширные плавни. Я давно не летал на У-2 и с удовольствием осматривал из открытой кабины медленно плывущую навстречу местность.

От приятного созерцания меня отвлекали только резкие хлопки мотора. На капоте появились подтеки масла. Давление упало, а температура скакнула вверх. «Как бы не плюхнуться со своим агрегатом в воду», — мелькнула мысль. Мотор работал с перебоями и, пролетев еще километров двадцать, я решил сесть на околице ближайшей деревни, благо [103] попалась ровная площадка. Подрулив к небольшому закопченному строению, выключил мотор, открыл створки капота и сразу обнаружил неисправность, которая могла привести к большим неприятностям: лопнул хомутик на шланге масляной системы. Что делать? Я вертел в руках разорванную металлическую пластинку, прикидывая, что можно предпринять в сложившейся ситуации. Задержка не входила в мои планы. Времени я не имел.