А. Глумов - Н.А.Львов

• Название: Н.А.Львов
• Автор: А. Глумов
• Издательство: Искусство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1980

Книга А.Н. Глумова посвящена жизни и творческой деятельности замечательного представителя русской культуры XVIII века Н.А.Львова и является первым обстоятельным исследованием, показывающим разнообразные стороны его таланта, который ярко проявился в области архитектуры, поозии, музыки, собирательства песенного фольклора и др. Широко используя документальный материал (в том числе и архивный), Глумов создаст живой, запоминающийся портрет Львова, дополняя его панорамной картиной сложной и многоликой художественной и политической жизни той эпохи. 

---

Много забот доставляла работа с художником И. А. Ивановым. В конце 1800 года, когда Львов был еще болен, оставшийся без его присмотра «берг-гешворен Академии художеств» учинил безобразный дебош, вести о котором докатились до Петербурга. Востоков, его друг, посылает ему 21 января 1801 года взволнованное письмо, опубликованное И. Срезневским: «...про тебя рассеялись прискорбные сердцу моему слухи: пьянство, до крайности доведенное, - шпага, обнаженная на улице - аттестат, присланный в Академию... Пиши и опровергай разнесшиеся о тебе ужасные слухи, или подтверди их - своим молчанием!»131.

Через полтора месяца, 14 февраля, Иванов вполне откровенно и даже цинично признается другу, что он действительно «напился пьян и оказал весь неугомонный нрав свой в хмелю тем, что, обнажа шпагу свою, разбил стекло в карете генерал-аншефши Донауровой, за что был взят, представлен государю и сужден уголовным судом, в продолжении чего сидел в тюрьме. Ничего я себе не ожидал, кроме Сибири; и в таком горестном ожидании пробыл ровно три месяца, как, сверх всякого чаяния, всемилостивейший указ воскресил самим богом, милующим грешников, вдохновенный государю: во уважение просьбы (человеколюбивой той самой генеральши Донауровой, которую я обидел) Донауровой дело берг-гешворена Оставить! предать забвению. Итак, я теперь нахожусь в прежнем чине и при прежнем месте»132.

Но Иванов умалчивает о том, что именно Львов, которого он поносит на каждом шагу, выручил его из беды. Письмо Львова от 6 января 1801 года к П. А. Аршеневскому, в период, когда Львов был все еще болен, однако срочность дела заставила его писать, содержит следующее: «Благородного академического воспитания дитя... на досуге атаковал в пьянстве шпагою проезжающих барынь, за что и наследовал по заслуге своей тюрьму, из которой, говорят, будто он выпущен будет в солдаты» Я покорно прошу... возвратить его ко мне в команду... чтобы глупца сего не отослали куда-нибудь в Сибирский гарнизон, где он совершенно погибнет; а здесь покуда могу я его воздержать неакадемическим манером»133.

Прошло после этого около года, но «благородного академического воспитания дитя», отданный Львову в команды, снова набедокурил, и Львов принужден был принять самые суровые меры. 13 марта 1802 года Иванов признается: «Львов на меня был очень гневен и всегда бранил меня, когда со мною не встретится. Таким образом влачил я самую скучную жизнь» -134.

Иванов был талантлив. По заданию и под непосредственным наблюдением и руководством Львова он выполнял рисунки для «Альбома Землебитных строений», начатого еще при Павле; в альбоме были собраны чертежи зданий, построенных выпущенными из училища «присяжными мастерами» в девятнадцати различных губерниях135.

Этот «Альбом» Львов преподнес 15 июля 1801 года юному императору. Иванов сообщил Востокову о возвращении Львова, о награждении перстнем «за виды всех выстроенных в России земляных строений - кои я рисовал; я же не получил, кроме того, что Львов ко мне опять стал милостив».

«Альбом» был принят с высочайшим благоволением. Но тут - даже в ранние годы заигрывания с «либералистами» и кокетства свободолюбивыми взглядами - начала проявляться типичная для Александра черта: любой проект, предложенный ему, мог вызвать всемилостивейшее одобрение, повышение в чине и - годами пролежать без движения на письменном столе монарха; стихи или ода исторгали слезы у молодого царя, а затем запрещались цензурой. Так и Львов за «Альбом» был награжден бриллиантовым перстнем, а через год, 26 июля, последовал сенатский указ, который давал губернским властям право не посылать учеников на обучение к нему в Училище.

За шесть лет существования этого учебного заведения 815 человек закончили его и в их числе 377 дипломированных «мастеров».

«Рассудку вопреки и вечности в обиду,

А умникам на смех

Построил: да его забвен не будет грех -

Из пыли пирамиду».

Так не без иронии писал Львов о судьбе своих замыслов, часть из которых была претворена его несгибаемой волей в реальность, а другая канула в Лету.

Первый биограф Львова замечал: «Часто, и во всех почти краях, при открытии новых польз общественных, виновники оных, возбуждая внимание зависти, были гонимы. Подобной участи не избежал и Львов, ...О земляном угле кричали, что он не горит и не может заменить земляного угля Английского, а уголь Русский, загоревшись однажды на пустом месте, на берегу под Невским, горел несколько месяцев, и потушить его было невозможно. О земляном строении кричали, что оно непрочно, нездорово, а ныне, т. е. по истечении 25 лет, многие земляные его строения существуют без всякого поправления, в совершенной целости. Разные неприятные слухи распущены были на счет сего достойного человека, и он по крайней чувствительности своей не мог отстоять - так сказать своего здоровья, которое постепенно разрушалось...»

Осень 1802 года оказалась очень трудной для Львова. Училище закрывалось; уголь, доставленный в Петербург в количестве 141 250 пудов, Адмиралтейством снова не был принят, и производство осталось без оборотного капитала. Надо было платить за паем судов, за работу, сделанную углекопами, за инструменты Училища. «Вещи сии останутся у меня без дела, а я сам без службы, в ожидании, когда угодно будет его величеству употребить меня», - так он писал в официальном заявлении, поданном через нового министра юстиции - Державина с просьбой испросить «высочайшую волю о своих делах»136.

Денег не было. Были только долги. Даже Державину, даже Капнисту, который два года состоял в должности «причисленного к театральной дирекции»... Как писал он в «Послании к А. А. Мусину-Пушкину»:

«Иной вселенную обмерил,

Другой ход солнечный проверил,

Измерил самый океан;

Нашел полночну стрелку,

А что же вышло на поверку,

Что? - продырявленный карман».

« - Долг считай на мне до приезду, - пишет он шутливо Державину, - я заплачу! Право заплачу!.. На том свете, мне сказывали, что деньги недороги, а на здешнем ведь недолго жить».

Свой «двор» у Малого Охтенского перевоза он продал. Давно уже продал - спустя три недели после смерти Безбородко, 26 апреля 1799 года.

Он оказался в Петербурге без дома, без дачи и без квартиры. Тюфильские покосы при ликвидации Училища отходили казне. Единственное пристанище, которое теперь осталось у него, - Никольское (Черенчицы тож).

Храм-усыпальница Воскресения в Никольском был недавно достроен, но еще не отделан внутри и не освящен.

В этот период жизни Львов больше не строил.

Впрочем, остается еще один невыясненный вопрос об авторе проекта, законченного в первые годы XIX века, - великолепного дворца графа А. К. Разумовского в Москве на Гороховом поле.

Долгое время без документальных оснований он приписывался М. Ф. Казакову. Новые изыскания свидетельствуют о том, что строителем дворца был А. А. Менелас. Но автором проекта он неназван нигде. Кроме того, в одном документе упоминается «архитектор, под распоряжением которого то строение производилось» и который не мог свидетельствовать «по болезни», а в другом документе снова говорится о «заболевании» архитектора. Как раз в это время Львов бол ел. А Менелас жил у него в Тюфелях. И теперь историки архитектуры предполагают, что именно Львов был автором дворца Разумовского.

После выздоровления Львов опять стал совершать поездки по России.

Новый год Львов встречал в Крестцах в одиночестве. Вспоминается, как он писал в чухонской избе в Арапакаси, когда достраивал дом из земли:

«Но мой друг уж далеко отсель,

Вслед за нею покатилися

Красны дни мои и радости.

Холод, ужас и уныние,

Вы теперь мне собеседники,

Незнакомые товарищи!»

Но сейчас в селении Крестцы, которое Львов называет «Монополь да и только», он прогонял от себя мрачные мысли.

В так называемой «второй путевой тетради»137 сохранилась запись от 8 апреля 1803 года:

«Подробное описание гор Кавказских и части Грузии с окрестными местами удивительно могло бы быть полезно и тем более, что сия часть света совсем Европе неизвестна, мало оцисана, и никому почти нельзя сего лучше исполнить кроме Русского».

Поездка на Кавказ была им задумана год назад. Он тщательно изучал материалы, вероятно, беседовал с академиком Палласом, побывавшим уже на минеральных источниках. В «тетради» имеется другая заметка: «Поручить кому сведущему подробное описание пути через Черкасск... и далее в горы до Кавказских целебных вод» (л. 29) - и тут же черновик доклада Александру I (л. 25).