Арнольд Гессен - Жизнь поэта

• Название: Жизнь поэта
• Автор: Арнольд Гессен
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1972

В последний вечер восемнадцатого столетия, 31 декабря 1800 года, у Пушкиных собрались гости. Стол был парадно накрыт. Ждали наступления Нового года, нового, девятнадцатого столетия. Читались стихи, хозяйка дома, Надежда Осиповна, «прекрасная креолка», внучка арапа Петра Великого, вполголоса подпевая, исполняла на клавесине романсы. Ровно в полночь раздался звон часов. Первый удар, за ним второй, третий... последний - двенадцатый... Гости подняли бокалы, поздравили друг друга: - С Новым годом! С новым столетием! Звон бокалов и громкие голоса гостей разбудили спавшего в соседней комнате маленького сына Пушкиных, Александра. Ему было всего полтора года. Как гласит легенда, он соскочил с кроватки, тихонько приоткрыл дверь в комнату, где собрались гости, и в одной рубашонке, ослепленный множеством свечей, остановился у порога. Испуганная, за ребенком бросилась няня, крепостная Пушкиных Ульяна Яковлева. Но мать, Надежда Осиповна, остановила ее. Тронутая неожиданным появлением сына на пороге нового века, она взяла его на руки, высоко подняла над головой и сказала, восторженно обращаясь к гостям: - Вот кто переступил порог нового столетия!.. Вот кто в нем будет жить!.. Это были вещие слова, пророчество матери своему ребенку. Пушкин перешагнул уже через два столетия. Он перешагнет и через тысячелетия...

---

Глухие звуки, бездны глас

И тишину в вечерний час,

И своенравные порывы!

. . . . . . . . . . . . .

Не удалось навек оставить

Мне скучный, неподвижный брег,

Тебя восторгами поздравить

И по хребтам твоим направить

Мой поэтический побег.

...Я был окован;

Вотще рвалась душа моя;

Могучей страстью очарован,

У берегов остался я.

Дальше следовали три стиха, которые при жизни Пушкина не могли быть напечатаны:

Судьба земли повсюду та же:

Где капля блага, там на страже

Уж просвещенье иль тиран.

И последние строфы - прощание с Одессой перед отправкой в михайловское изгнание:

Прощай же, море! Не забуду

Твоей торжественной красы

И долго, долго слышать буду

Твой гул в вечерние часы.

В леса, в пустыни молчаливы

Перенесу, тобою полн,

Твои скалы, твои заливы,

И блеск, и тень, и говор волн.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ 

МИХАЙЛОВСКОЕ 

1824-1825 

Ссылочный невольник

Но злобно мной играет счастье: 

Давно без крова я ношусь, 

Куда подует самовластье; 

Усну, не знаю, где проснусь. 

Всегда гоним, теперь в изгнанье 

Влачу закованные дни.

А. С. Пушкин. «К Языкову»

В самом мрачном настроении Пушкин приехал 9 августа 1824 года из Одессы в Михайловское: шел пятый год его ссылки.

«Бесчеловечным убийством» назвал П. А. Вяземский ссылку поэта в глухую деревню, «...постигают ли те, которые вовлекли власть в эту меру, что есть ссылка в деревне на Руси? - спрашивал он. - Должно точно быть богатырем духовным, чтобы устоять против этой пытки. Страшусь за Пушкина!»

«И был печален мой приезд», - вспоминал Пушкин свое появление в Михайловском:

...я еще

Был молод, но уже судьба и страсти

Меня борьбой неравной истомили.

. . . . . . . . . . . . . . . . .

Утрачена в бесплодных испытаньях

Была моя неопытная младость,

И бурные кипели в сердце чувства

И ненависть и грезы мести бледной...

Направляясь в Михайловское, Пушкин обязан был явиться к псковскому губернатору Б. А. Адеркасу. Он пренебрег этим, и его сразу же вызвали в Псков, где он вынужден был дать унизительное обязательство «жить безотлучно в поместий родителя своего, вести себя благонравно, не заниматься никакими неприличными сочинениями и суждениями, предосудительными и вредными общественной жизни и не распространять оных никуда».

Над поэтом учрежден был сыскной надзор. Первым «опекуном» к нему приставили помещика И. М. Рокотова, но Пушкин сказал, что он когданибудь его выбросит в окошко. Рокотов не стал дожидаться такого конца и отрекся от опекунства. «Полное смотрение» за сыном принял на себя отец, Сергей Львович. Духовным опекуном Пушкина назначен был хитрый монах Святогорского монастыря Иона.

* * *

Ольга Сергеевна Пушкина, сестра поэта. С рисунка неизвестного художника. 1833 г.

Усадьба Пушкиных в Михайловском. Фотография.

«Изгнанья темным уголком» назвал Пушкин Михайловское, приглашая Языкова навестить его в новой ссылке.

Дома он застал отца, мать, сестру, брата, Арину Родионовну, много дворовых - 29 человек, - но поселился в домике няни, в горнице возле крыльца, с окном во двор. Обставлена была небольшая его комната скромно: кровать с пологом, небольшой письменный стол, диван, шкаф с книгами. Везде лежали исписанные листы бумаги, валялись обкусанные, обожженные кусочки гусиных перьев. Вход в комнату шел прямо из передней, дверь против нее вела в комнату Арины Родионовны...

В конце октября отношения Пушкина с отцом испортились. Между ними произошла крупная ссора. В письме к Жуковскому он сообщил, что Сергей Львович напуган его ссылкою и беспрестанно твердит, что его са. мого ожидает та же участь.

Вскоре отец и мать Пушкина покинули Михайловское, уехали в Петербург, и он попросил следовавшего за ними брата сообщить Жуковскому, что недоразумения его с отцом благополучно окончились.

С отъездом родителей большой михайловский дом опустел. Пушкин избавился от отцовской опеки, но не избавился от неволи.

Постепенно жизнь входила в норму. 9 декабря Пушкин пишет одному из одесских приятелей: «Буря, кажется, успокоилась, осмеливаюсь выглянуть из моего гнезда и подать вам голос... Вот уже 4 месяца, как нахожусь я в глухой деревне - скучно, да нечего делать; здесь нет ни моря, ни неба полудня, ни итальянской оперы. Но зато нет - ни саранчи, ни милордов Уоронцовых. Уединение мое совершенно - праздность торжественна. Соседей около меня мало, я знаком только с одним семейством (П. А. Осиповой в Тригорском. - А. Г.)... - целый день верхом - вечером слушаю сказки моей няни, оригинала няни Татьяны... она единственная моя подруга - и с нею только мне не скучно...»

И в четвертой песне «Онегина» поясняет, как душевно и поэтически близка ему Арина Родионовна:

Но я плоды моих мечтаний

И гармонических затей

Читаю только старой няне,

Подруге юности моей...

Неожиданно пришло душевное, радостное письмо от Дельвига, которое так ободрило Пушкина:

«Великий Пушкин, маленькое дитя! Иди, как шел, то есть делай, что хочешь; но не сердись на меры людей и без тебя довольно напуганных! Общее мнение для тебя существует и хорошо мстит. Я не видел ни одного порядочного человека, который бы не бранил за тебя Воронцова, на которого все шишки упали... Никто из писателей русских не поворачивал так каменными сердцами нашими, как ты. Чего тебе недостает? Маленького снисхождения к слабым. Не дразни их год или два, бога ради! Употреби получше время твоего изгнания...»

«Поэзия, как ангел утешитель, спасла меня...» Пушкин сразу же принялся за работу и - «воскрес душой».

«Под шепот старины болтливой», няниных сказок и присказок, Пушкин пишет посвящение к поэме «Руслан и Людмила» и возвращается к начатой в Кишиневе третьей главе «Евгения Онегина». На бумагу ложится письмо Татьяны к Онегину.

В это время приходит письмо. Пушкин сразу узнает, от кого оно: на конверте печать «талисмана» - парного кольца, подаренного ему Воронцовой.

На рукописи письма Татьяны появляется пометка, что в тот день, 5 сентября, получено и это письмо, на полях - ее портреты.

Поэт берет подаренный ему Воронцовой золотой медальон, вглядывается в любимые черты:

Пускай увенчанный любовью красоты

В заветном золоте хранит ее черты

И письма тайные, награды долгой муки,

Но в тихие часы томительной разлуки

Ничто, ничто моих не радует очей,

И ни единый дар возлюбленной моей,

Святой залог любви, утеха грусти нежной -

Не лечит ран любви безумной, безнадежной,

Грустно проходит день 19 октября, седьмой лицейской годовщины. Друзья пируют в этот день в Петербурге без него. Все хором пропели сочиненный Дельвигом экспромт: «Семь лет пролетело...» Конечно, друзья вспомнили изгнанника Пушкина за заздравной чашей... И сам он в тот день был душою с ними.

* * *

Лев Сергеевич Пушкин, брат поэта. С рисунка А. Орловского.

Тягостно жилось Пушкину в деревне, вдали от друзей, от волновавших литературных и политических интересов. Досаждали приставленные к нему «опекуны»-надзиратели, отношения с раздраженным отцом все более ухудшались.

Брата Пушкин очень любил. Находясь в южной ссылке, он не переставал интересоваться его судьбою.

Когда Льву исполнилось семнадцать лет, Пушкин направил ему большое письмо на французском языке, в котором давал дружеские советы, наставления, как тот должен вести себя, вступая в жизнь, как вести себя в обществе и в «свете».