Иван Майский - Перед бурей

• Название: Перед бурей
• Автор: Иван Майский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1945

О с н о в н ы м мотивом, побудившим меня написать эти воспо минания, было желание на собственном примере показать, как люди старого поколения, выраставшие в условиях цар                                                   ской России, приходили к революции

---

и сразу же был сбит с ног сильным ударом кулака в го

лову. Четверо здоровых парней из дворни барона ворва

лись в дом, схватили жену Брауна, заткнули ей рот, на

кинули на голову мешок и бросили в стоявшую у подъ

езда повозку. Браун пытался вырвать жену из рук

насильников, но был отброшен, смят и осыпан ударами.

Вслед за тем повозка с женой и ее похитителями скрылась

в темноте ночи. Не помня себя, не понимая толком, что

он делает, Браун бросился вслед за повозкой по дороге

к замку. Он бежал и кричал, призывая жену, проклиная

насильников, грозя всякими карами баронскому сыну. Ког

да Браун оказался, наконец, перед замком, ворота его

были наглухо закрыты. В окнах не видно было ни одного

огня. Он стал барабанить в ворота замка, стучал, кричал,

требовал, чтобы его впустили и отдали ему его жену. На

все вопли Брауна мрачный замок отвечал лишь мертвым

молчанием. Наконец, ключ заскрипел в воротах замка.

В душе Брауна вспыхнула потрясающая, невероятная на

дежда: может быть, это она, это его жена? Может быть,

баронский сын все-таки опомнился?.. Может быть,

уступая мольбам девушки, он, в конце концов, решил от

пустить ее?.. Но нет, три огромных волкодава выскочили

из ворот и бросились на Брауна. Он едва успел отскочить

и, схватив тяжелый сук, стал отбиваться от наседавших

на него собак. Ворота вновь захлопнулись, и Брауну ста

ло ясно, что оттуда, из замка, пощады ждать нельзя.

Преследуемый волкодавами, гонимый собственным отчая

нием, Браун в темноте ночи побежал назад, в село. Он

поднял с постели ничего не подозревавшего отца девуш

ки и рассказал ему о происшедшем. Начальник почты от

правил душераздирающую телеграмму в Ригу по началь

ству, прося помощи и защиты. Но было четыре часа утра,

все власти в Риге спали, а дежурный телеграфист не ре

шился в такую рань беспокоить высокое начальство. Он

просто ответил:

— Мало ли что бывает! Разберемся завтра.

Тем временем весть о похищении жены Брауна стала

распространяться по селу. Несмотря на ранний час, к до

му начальника почты стал собираться народ. Все возму

щались, кричали, ругали баронского сына, но никто не

решался сделать отсюда практические выводы. Напрасно

Браун умолял собравшихся вместе с ним итти к замку и

189

требовать немедленного освобождения его жены, — кре

стьяне переминались с ноги на ногу, чесали затылки и не

двигались. А один, более откровенный, сказал:

— Н-да, поди-ка, попробуй!.. Тоже тебе шею налома

ют... Барон-то при государе состоит.

Часы проходили. Наступил день. Начальник почты

вновь послал в Ригу отчаянную телеграмму. В ответ ему

сообщили, что обе телеграммы переданы по начальству,

но от начальства не было ни слуху, ни духу. Брауну ка

залось, что он сходит с ума.

Между тем по селу пошли неизвестно откуда взявшие

ся темные слухи, что нынче ночью в замке произошло

что-то страшное. Слухи эти росли, усиливались, пока, на

конец, не пришли из замка люди и шопотом, по секрету,

не рассказали, что случилось: похищенная жена Брауна

была передана в руки баронского сына и его компании.

Все они были вдребезги пьяны и едва ли даже ясно со

знавали, что делали. Несчастная девушка была изнасило

вана всеми по очереди. Совершенно обезумевшая, рано ут

ром она выбросилась из окошка замка и разбилась на

смерть...

Трудно описать состояние Брауна после этой истории.

Рассудок его помутился. Он пытался поджечь замок, но

это ему не удалось. Он хотел повеситься, но его от этого

спасли. Он заболел тяжелой нервной горячкой и много

месяцев пролежал в больнице. Он вышел оттуда разби

тым человеком: весь как-то сломался, постарел, потерял

почву под ногами. Он не мог больше оставаться в родных

местах, где все ему напоминало о только что пережитой

трагедии, и стал бродить по России. Был в Одессе, на

Кавказе, на Волге. В конце концов, восемь лет назад

судьба закинула его в Омск.

Браун навсегда остался холостяком: самая мысль о

женитьбе теперь стала для него предметом ужаса...

— А что же сталось с баронским сыном? — спросил я,

когда Браун кончил свой рассказ. — Был ли он наказан?

— Н а к а з а н ? — с горечью повторил мой вопрос Браун.—

Разве таких людей наказывают?.. Ведь его папаша был

близок к царю... Ну, на другой день после всего проис

шедшего приехали власти в замок, их там хорошо

угостили, напоили, а потом они составили протокол:

смерть, мол, произошла оттого, что девица была сильно

190

выпивши и в состоянии опьянении, случайно оступившись,

выпала в окно. Вон оно как вышло! Она же, мол, сама и

виновата. Тем дело и кончилось. Н-да, недаром говорит

ся: с сильным не борись, с богатым не судись.

Браун глубоко задумался. Я тоже молчал, потрясенный

рассказом, который только что услышал. Наступил вечер,,

и в комнате было совсем темно, но лампы зажигать не

хотелось.

Браун, наконец, очнулся и проговорил:

— Спасибо, что вы остались. Я выговорился, и мне

стало легче. Обычно я не думаю об этой давней истории.

Временами мне даже кажется, что я ее забыл. Но потом

вдруг что-нибудь напомнит мне о ней. Будто ножом по

сердцу полоснет... И тогда ко мне приходит она... Я вижу

ее такой, какой она была в момент ее похищения: руки

связаны, лицо белое, без кровинки, а глаза смотрят на ме

ня укоризненно, будто спрашивают: почему же ты меня не

спасешь?.. О! В такие минуты я готов повеситься...

Браун застонал и хрустнул пальцами. Я схватил его за

руку и стал успокаивать. Постепенно он оправился и как

будто бы пришел в себя. Потом уже совсем другим,

обыкновенным, повседневным голосом сказал:

— Совсем стемнело. Надо лампу зажечь. И вам пора

итти домой, а то ваша мамаша будет беспокоиться.

18. ОГНИ ЖИЗНИ ЗАГОРАЮТСЯ НАД МОИМ

ГОРИЗОНТОМ

Целую неделю после того я ходил под впечатлением

рассказа Брауна. Все думал и передумывал, все старался

доискаться до того, основного, главного, что вытекало из

этого рассказа. Кровь закипала у меня, когда я вспоминал

о той ужасной несправедливости, жертвой которой стал

Браун, и о том, что виновник гнусного преступления

остался безнаказанным. А почему? Только потому, что

сам он был гвардейский офицер, что отец его был близок

к царю, что оба они были представителями высшего со

словия в государстве. Классовая структура царского об

щества впервые встала предо мной в столь обнаженной, в

столь отталкивающей форме, и я невольно должен был

задуматься. Я начал рыться в памяти и перебирать фак

ты и впечатления прошлого, лежавшие там до сих пор,

191

как случайно набросанные кирпичи. Я вспомнил фельд

фебеля Степаныча и моего друга новобранца Карташева,

я вспомнил штурвального Горюнова и рассказы «дедушки-

политического», я вспомнил забитость и нищету подмо

сковных крестьян, с которой мне приходилось сталкивать

ся в Мазилове и Кирилловне, я вспомнил полуголодное

существование омских ремесленников, у которых я учился

столярному и слесарному делу, я вспомнил сотни иных

«мелочей жизни», которые раньше как-то незаметно про

ходили мимо моего сознания, но которые теперь приоб

рели в моих глазах совсем особенное значение. Я вспо

мнил все это, собрал вместе, суммировал и впервые пришел

к выводу, который в точной формулировке должен был

гласить: «Долой самодержавие!» Я не хочу сказать, что

у меня в тот момент нашлась именно такая точная форму

лировка, — конечно, нет. Я кончил гимназию, не видав ни

одной нелегальной брошюры или листовки, и лозунг «До

лой самодержавие!» воспринял уже только в Петербурге,

после поступления в университет. Однако существо тех

заключений, к которым я пришел в результате размышле

ний, вызванных рассказом Брауна, было именно таково.

Именно с этого момента в моей душе загорелась та

острая, жгучая ненависть к царизму, которая спустя ко

роткое время привела меня в лагерь революции.

Итак, путеводная цель была найдена. Но каков веду

щий к ней путь?

Здесь все для меня попрежнему оставалось в тумане.