Иван Майский - Перед бурей

• Название: Перед бурей
• Автор: Иван Майский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1945

О с н о в н ы м мотивом, побудившим меня написать эти воспо минания, было желание на собственном примере показать, как люди старого поколения, выраставшие в условиях цар                                                   ской России, приходили к революции

---

ло провести на пароходе, по крайней мере, десять суток, а

в кармане у нас было два рубля и восемьдесят три копейки.

Иными словами, мы могли тратить по девять копеек на

человека в день.

Мы начали жестоко экономить. Суетливый, хозяйствен

ный Петя напоил нас жиденьким чаем, дал по куску хлеба

и

изжарил яичницу... на воде (масла не было). Получилась

какая-то обуглившаяся гадость. Я не мог взять ее в рот.

Но Петя расхваливал свое произведение, хотя и избегал

его есть сам. Затем пошла бешеная погоня за дешевым и

сытным фуражом. На каждой остановке Петя бегал на

берег, носился по избам и ларькам, все вынюхивал, вы

сматривал и в результате приносил то пару пшеничных кала

чей, то мешок с брусникой, тс целую миску крохотных

мульков. Возможно, что все это было дешево, но на счет

сытности мы имели большие сомнения. Чтобы как-нибудь

«обмануть» чувство голода, мы с утра до вечера пили

чай — благо, кипяток был бесплатный,—подкрепляя его

где ломтем хлеба, где куском тыквы или горстью ягод.

Нельзя сказать, чтобы такая диета не отражалась на наших

организмах,—к концу пути мы все как-то похудели и по

чернели. Наши матери прямо ахнули, когда мы, наконец, с

парохода явились домой. Но молодость легко перегрызает

и

ребята, которые так любят носиться по полю с широко раз

вевающимися хвостами.

не такие узлы, а мы были юны, веселы, бодры, как же

К голоду скоро присоединился холод. Наш «Федор» не

только тащил три баржи, — он еще подолгу стоял на при

станях. В одном месте двое суток выгружалась одна из

его барж, в другом месте она сутки опять нагружалась.

Из-под «кожухов» мы давно уже перебрались поближе к

110

машине: тут было шумно, пахло перегорелым маслом, но

зато было тепло. На длинных остановках машину гасили,

и тогда мы дрогли ночами в наших легких гимназиче

ских шинелях. Надвигалась осень, начинались уже замо

розки.

Но что все это значит в двенадцать-тринадцать лет?

Мы бегали по пароходу, дурачились с командой, купались

на пристанях, катались в душегубках на остановках, хо

дили в лес по грибы во время длительных перегрузок.

Иногда на нас находило более задумчивое настроение. Мы

читали напамять стихи, рассказывали друг другу разные

истории. Коля, которого природа наделила несколько меч

тательной натурой, любил философствовать.

Накануне того дня, когда «Федор», наконец, должен был

бросить якорь в Омске, Коля привел нас на нос парохода

и, сделав серьезное лицо в стиле настоящего «гимназиче

ского Сократа» заявил:

— Итак, друзья, подведем итоги и сделаем выводы.

Каждый из нас за это лето совершил по шесть рейсов на

барже. Каждый рейс в оба конца составляет самое мень

шее шесть тысяч верст. Стало быть, все шесть рейсов

вместе дают минимум тридцать шесть тысяч верст. Окруж

ность земного шара по экватору равняется тридцати шести

тысячам верст. Значит, каждый из нас в это лето сделал

по одному кругосветному путешествию. Поздравляю вас,

товарищи!

Мы с Петей были страшно поражены. Нам до сих пор

не приходила в голову такая мысль. Мы с гордостью

взглянули друг на друга.

Вот что значили сибирские масштабы!

11. В ПОИСКАХ ОГНЕЙ ЖИЗНИ:

РЕМЕСЛО И НАУКА

У Короленко есть прекрасное стихотворение в прозе—

«Огоньки». В темную ночь писатель плывет по угрюмой

сибирской реке. Вдруг на повороте реки, впереди, под

темными горами мелькнул огонек. Мелькнул ярко, сильно,

совсем близко. На самом деле до огонька еще очень да

леко. Но впечатление обманчиво: кажется, вот-вот, еще

два-три удара веслом, — и путь кончен... А между тем

писатель еще долго плыл по темной, как чернила, реке.

111

Долго еще ущелья и скалы выплывали, надвигались,

уплывали в бесконечную даль, а огонек все стоял впереди,

переливаясь и маня, — все так же близко и все так же

далеко. Писателю часто вспоминается и эта темная река

и этот живой огонек. Много огней, говорит он, и раньше

и после манили не одного меня своей близостью. Но жизнь

течет все в тех же угрюмых берегах, а огни еще далеко.

И опять приходится налегать на весла... Но все-таки...

все-таки впереди — огни!

Когда теперь, много лет спустя, я оглядываюсь на опи

сываемый период моей жизни, мне становится ясно то,

чего я тогда не мог как следует осознать, а именно, что

лето, проведенное на арестантской барже, явилось важ

ным водоразделом в моем развитии: до него было дет

ство, после него началось отрочество, постепенно перешед

шее в юность.

До этого лета я был просто ребенком, у которого не

было никаких «проблем» и который жадно, легко и ра

достно впитывал в себя многообразные впечатления бы

тия,—именно впитывал, как песок впитывает воду. Пос

ле этого лета моя духовная жизнь сильно осложнилась.

Конечно, процесс стихийно-автоматического восприятия

впечатлений остался, но наряду с ним — и чем дальше,

тем сильнее — родилось какое-то внутреннее беспокой

ство. Начались поиски чего-то большого, высшего, стояще

го над пестрой сутолокой повседневных событий. Поиски

какого-то единого начала, которое вносило бы известные

систему и планомерность в беспорядочное нагромождение

фактов и явлений, именуемых жизнью. Короче — поиски

тех о г н е й ж и з н и , о которых так красноречиво говорит

Короленко; огней жизни, которые одни только способны

осмыслить существование человека и поставить перед ним

серьезные цели. На первых порах эти поиски были сла

бы, смутны, неопределенны. В них было много колебаний

и противоречий. Мало-помалу, однако, они делались глуб

же, сознательнее, зрелее и в конечном счете привели меня

к тому, чем я стал уже в более поздние годы, превратив

шись в взрослого человека. Разумеется, в духовных про

цессах подобного рода трудно фиксировать совершенно

точные даты перехода одной стадии развития в другую:

это обычно совершается постепенно и незаметно. Однако

если все-таки делать попытку провести грань, отделяю

щую в моей жизни детство от отрочества и юности, то

112

соответственную линию надо проводить через лето

1896 года.

Первый этап в моих поисках огней жизни стоял под

знаком «ремесла». В моей натуре есть, очевидно, какая-то

врожденная склонность к ручному труду. Я уже расска

зывал, с каким увлечением в возрасте семи-восьми лет я

занимался игрушечным кораблестроением. Позднее я всег

да что-нибудь склеивал, пилил, строгал, вырезывал. Те

перь, после возвращения с арестантской баржи, на меня

снизошла какая-то стихийная тяга к изучению ремесла.

Конечно, я продолжал ходить в гимназию, учить уроки,

решать задачи и делать письменные упражнения. Но все

это была скучная рутина повседневной жизни. Я следовал

ей чисто механически, без всякого интереса или увлече

ния. Иное дело было ремесло. Я им горел, я к нему стре

мился. Оно стало центральным пунктом моего существо

вания.

В качестве ученика я поступил сначала в небольшую

столярную мастерскую, находившуюся неподалеку от нас,

и часа на два ходил туда каждый день по окончании

гимназических занятий. Дома, в своей комнате, я поста

вил столярный станок, завел молотки, рубанки, стамески

и прочее оборудование и, к немалому огорчению матери,

стал заваливать пол опилками, стружками, обрезками. По

немногу я так «понаторел», что начал делать столики, та

буретки, полки, ящики и другие простейшие объекты де

ревообделочного искусства. Я не успел только овладеть

лакировкой.

Это увлечение столярничеством продолжалось несколь

ко месяцев. Потом оно как-то спало, и я перешел на сле

сарное дело. Точно таким же порядком я стал ежедневно

ходить в слесарную мастерскую и обучаться тайнам об

работки металла. В моей комнате дополнительно к столяр

ному появился теперь слесарный станок, а за ним — на

пильники, паяльники, стальные сверла, ножницы для рез

ки железа и другие принадлежности заправского слесаря.