Валентин Иванов - Златая цепь времен

• Название: Златая цепь времен
• Автор: Валентин Иванов
• Издательство: Современник
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1987

В книгу известного советского писателя Валентина Иванова, автора исторической трилогии «Русь изначальная», «Русь Великая» и «Повести древних лет» вошли его размышления о нравственном долге сегодняшнего поколения перед прошлым Отечества, о связи времен, о роли традиций в родной культуре и, прежде всего, - в искусстве слова.

---

Виталий уже стоял в воротах художественной зрелости, он уже мог бы наслаждаться собственным своим движеньем, поиском самого себя, и не только в стихах, по-моему, он давал бы и прозу. Настоящую прозу, между которой и поэзией, по мнению подлинных художников, нет никакой, сколько-нибудь определимой границы… И опять я бесполезно, бессмысленно досадую, а о тех утешениях, которые у меня есть, писать не стоит.

Но моя досада ничего общего не имеет с теми практичными вздохами, которые и раньше, и теперь считаются уместными, благопристойными: «Он мог бы еще дать нам…»

Я замечаю, что в силу какого-то порядка оказываются недолговечными люди настоящие и они же не имеют слишком большого успеха — ведь успех нужен и им — или не имеют никакого успеха. И опять-таки я наблюдаю такое не как характерное для наших лет, а как некое общее правило, которое не зависит от обстоятельств тех или иных эпох — обстоятельства случайны, но правило остается.

Больше того, этот неуспех, который, вероятно, следует назвать более значительным словом, ведь зависит от характера самого человека. Конечно, Виталий хотел большего, — я говорю об успехе, — конечно, старался «пробиться», но это не его специальность, коль можно так выразиться. Один умный литератор писал, что художник полностью получает свой гонорар, когда творит. А когда он несет картину, статую, рукопись продавать, то это совсем другое дело и к гонорару никакого отношения не имеет. От себя я добавил бы, что относится сказанное к настоящим людям искусства, увлекающимся, а увлекается только талант — бездарные же подделываются включительно до самообмана. Но как быть, если не продавать! Продавать, конечно, уже сделанное! Во всяком случае, Виталий был чист от какой-либо подделки или поделки. Не знаю, как написанное им будет выглядеть через десять-двенадцать лет, кода дети смогут прочесть оставленное им. Молодежь, не изменяясь в сути своей, склонна следовать моде…

Не помню, при Вас ли я говорил Виталию о его стихах, предназначенных для «Избранного». Когда машинистка дала мне перепечатанное ею, я, проверяя, прочел все залпом, ночью — там было много стихов. Я получил сильное ощущение ясности, единства, подлинной поэтичности и — собственного голоса поэта. Однако же это совсем не мой стиль, не мой строй.

Он сравнивал себя с зарянкой. В этом году, ночью, перед рассветом, в тишине наших каменных джунглей, я слушал зарянку, услышал, не веря себе…

21.VII.1967

*

Уважаемая Галина[46], спешу ответить на Ваше письмо, спешу, так как издательство переслало его мне только вчера.

…XIX век, формировавший наши взгляды вообще и исторические взгляды литераторов в частности, представил нам людей даже близкого прошлого в значительной степени странными, и очень их опростив. Тому пример хотя бы великолепный, очень мной любимый роман Флобера «Саламбо». Наслаждаясь перечитыванием его, я знаю, что таких людей не было. В русской литературе этот «французский» подход к истории отяжелился языком. Обильнейшие французские источники, как английские и прочие заподноевропейские, написаны на латыни, и, переводя их, Запад не стремился стилизовать переводы, например, источника XV века на старофранцузский язык. Переводили, как и древних авторов, на свой новый литературный язык и так же поступали с хрониками, как, например, хроника Фруассара, на старофранцузском.

Мы же, в России, даже без подготовки понимая кое-как язык источников, встретились с особенным влиянием источников на наше сознание: нам, хочешь не хочешь, а старая речь мнилась бедной, некоей праречью. Такими же казались и люди. Заметьте, что я не говорю о сознательном принижении. Заметьте также, что бессознательное, вернее, подсознательное действие наших чувств куда сильнее сознательного. Поэтому-то ложь легко опровергнуть, а заблуждение — трудно, даже в мелких делах нашей повседневности.

Изобразить же личность необычайно трудно, такое изредка удается, когда писатель говорит о своих днях и своих современниках. Историк же, и не нужно его винить, ограничивается механическим детерминизмом обычно в наиболее схематическом виде, т. е. весьма грубом. Так же поступает исторический писатель, который, вдобавок, увлекается стилизацией языка, чем еще более удаляет, еще более «отстраняет» (делает странным) прошлое. Вот это-то будто бы восстановление прошлого и приводит к тому, что в романах наших некоторых исторических писателей герои говорят на языке, который мы едва понимаем, а в описываемые годы этого языка не понял бы никто. И в опере «Декабристы», в сцене ярмарки, бегают люди, пусть и в исторически верных костюмах, но совершенные дикари…

Современная генетика, например, лишила нас права надменно взирать на отдаленные годы: личность, очевидно, не изменилась за время так называемого «исторического» существования человечества. К этому заключению быстро подстраиваются археологи: начало урбанистического периода все более отодвигается. Находки совершаются в тех местах, где по местным условиям строили из камня и где сам климат способствует сохранности памятников.

Каждый отдельный роман имеет свои границы, и я еще не так полно показал связи с Византией и ее влияние, и контрвлияние: торговля, беглецы из Византии; свои, вернувшиеся домой, война… И очень не просто с религией, о чем я, помнится, говорил и в романе, и в примечаниях к нему. Были и другие связи, которым я просто не нашел места.

Вообще же, люди разных стран были неплохо взаимно осведомлены, не имея ничего, кроме лошади и бездорожья.

Мне хочется передать Вам свое убеждение в том, что считать людей прошлого ограниченными не только заносчиво, но и не научно. Характер и способности не зависят от образования. Я встречал людей неграмотных, обладателей ярких характеров и уму которых были доступны любые проблемы. Если же обратиться к истории, то люди умели с малыми средствами делать многое. Грандиозный по своей гибкости, запасу слов и прочему язык — творенье неграмотных наших предков.

19.III.1967

*

Уважаемый товарищ Майоров!

По поводу Вашего романа. Начну с примера из нашей жизни. Как-то в редакцию журнала пришел очень известный летчик с вопросом: «Думаю написать роман о полете на Луну. Как Вы думаете, стоит ли писать?» Ему ответили: «Приносите рукопись, тогда и будем судить».

С тех пор прошло лет десять, рукопись в редакцию не поступила, а так как летчик этот человек очень известный, то известно также, что никакого романа ни о полете на Луну, ни другого он не издал.

Вообще же, по опыту пишущих, могу Вас заверить, что писать можно о чем угодно. Важно суметь выразить то, что у вас есть, так, чтобы другим было интересно читать.

А начатое нужно самому доводить до конца хоть кровавым потом. Никто Вам не поможет. Была такая поговорка: «В твою брачную постель товарища ты не положишь…» Это значит, что в делах серьезных следует полагаться на себя. Писание тоже дело серьезное, это не в лавку послать за папиросами. Поэтому единственное, что могу Вам посоветовать — это заставить себя довести Вашу рукопись до конца. А потом дайте почитать соседям, знакомым, которые будут иметь смелость Вам сказать — либо скучная чепуха получилась, либо — вышла книга. Научить же советами и примерами стать писателем, по моему глубокому убеждению, никого нельзя.

25.I.1968

*

Уважаемый Виктор Иосифович[47]!

Очень приятно получить письмо из Омской области. Перед войной я работал в управлении строительством Омского шинного завода и, будучи страстным любителем охоты, проводил все выходные и отпуск с ружьем, встречая весьма много интереснейших людей в так называемых глубинках.

Вы очень правильно замечаете, что иные бытовые формы сохранились и поныне. В разных местах нашей Руси я встречал весьма компактную застройку, включая и крытый, мощеный двор. Это там, где много леса. Больше того, очень многие приемы ремесел весьма и весьма древни. И надо Вам сказать, что древние ремесленники умели делать великолепные по красоте и прочности вещи.

Еще не так давно в тех местах, где существовало домашнее ткачество, крестьяне работали, одеваясь в ткани собственного производства, ибо покупные фабричные ткани, хоть и дешевые, были невыгодны: быстро изнашивались. Еще в начале века умели в иных местах валять, например, непромокаемые армяки. Но это разговор длинный.

А вот тысячу лет тому назад драгоценности русских ювелиров — перегородчатой эмали и т. п. — имели всеевропейскую славу. Краски, как в тканях, так и в живописи — иконописи, обладали удивительной яркостью, долговечностью. Не тускнели веками, тогда как многие картины нашего времени, как, например, знаменитая «Украинская ночь» Куинджи, увяли, потускнели за полустолетие.