Н. Стромилов - Впервые над полюсом

• Название: Впервые над полюсом
• Автор: Н. Стромилов
• Издательство: Гидрометеоиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1977

В 1977 г. исполняется 40 лет с момента высадки на дрейфующие льды советской научной станции «Северный полюс 1». Казалось бы, что нового можно сказать об этом выдающемся событии, которому посвящена обширнейшая литература?Оказывается, можно. Многие ли знают, что прежде чем в районе Северного полюса сели четыре тяжелые машины, над полюсом пролетал маленький самолет-разведчик? Бортрадистом этого первого советского самолета над полюсом и был автор предлагаемой книги. Он же был одним из создателей радиостанции «Дрейф», связывавшей папанинцев с миром. За участие в подготовке и обеспечении работы папанинской экспедиции Н. Н. Стромилов был награжден орденом Ленина.Книга рассчитана на самые широкие круги читателей, и прежде всего — на молодежь. 

---

Идем на вынужденную

11 мая на север для разведки погоды с Рудольф а вылетел легкий одномоторный самолет Р-5. Пилотировал его Л. Г. Крузе. На борту штурман Л. М. Рубинштейн и синоптик Б. Л. Дзердзеевский. Я заступил на вахту в радиорубке базы.

В сложнейших метеорологических условиях - туман, снежные заряды, низкая облачность - самолет долетел до восемьдесят четвертого градуса и повернул обратно. К этому времени Рудольф затянуло низкими облаками. Возвращаясь, Крузе шел над облачностью. Подойдя к архипелагу, дважды безрезультатно пытался ее пробить - она заканчивалась сплошным поземным туманом. Попытался в третий раз. Вышел из облаков на высоте шестидесяти метров. Под облачностью снегопад, видимость не превышает пятисот метров. Внизу - вода с отдельными небольшими полями тонкого молодого льда. У него мелькнула мысль: может быть, проскочив Рудольф, уходит в море?!… Повернул покрывающуюся льдом машину на север, где во время разведки видел много пригодных для посадки ледяных полей. На бреющем полете и на последних килограммах бензина разыскал подходящую льдину и…

…Глубокий вздох облегчения вырвался у населения радиорубки, а населяли ее в этот момент руководители экспедиции, когда эфир принес слова: «Сели благополучно. Координаты 83°17' северной широты, 48° восточной долготы».

Через два дня после вынужденной посадки Р-5, как только позволила погода, в лагерь Крузе вылетел наш разведчик. Безрезультатно - не нашли. 14 мая вылетели вторично. В этом полете с нами был великий мастер парашютного дела и летчик Яков Давыдович Мошковский. Около него - горой - четыре грузовых парашюта.

Волна нашего передатчика - за пределами диапазона приемника, имеющегося в лагере. Поэтому связь сложная - через Рудольф. Впрочем, слушать лагерь я могу непосредственно: приемник на разведчике позволяет это. Пока слежу за радиостанцией Рудольфа.

Летим в зоне радиомаяка. Солнце. Прекрасная видимость.

Залп точек и тире! Рудольф сообщает, что лагерь видит нас в двадцати километрах западнее. «Молнирую» - опять запиской - Егорычу. Ее воздушным потоком (открыт один из люков) вырывает у Терентьева из рук. Пишу вторую. Егорыч исправляет курс. Получив разрешение базы, начинаю следить за радиостанцией лагеря непосредственно. Пока она молчит. Впрочем, молчит недолго. Немного нервничая, Рубинштейн выстукивает: «Вы только что прошли над нами!»

Снова летит записка к пилоту. Пять человек на разведчике напряженно, до боли в глазах, всматриваются в проплывающие внизу ледяные поля, но обнаружить лагеря не могут.

Пролетаем около десяти километров и ложимся на обратный курс. И снова не видим лагеря Крузе. И только после третьего захода обнаруживаем его! На небольшом ледяном поле, окруженном грядой торосов и черными лентами разводий, - крошечное темное пятно, отдаленно напоминающее букву «Т», рядом - серовато-дымчатая полоска, около нее - три черные точки. Первое - самолет, второе - дымовой сигнал, третье - люди. Да, трудно найти на льду самолет!

Кружим над лагерем. Быстро, уверенно делает свое дело Мошковский. Над ослепительно сверкающим ледяным полем расцветают четыре ярко-красных мака - купола парашютов. После сбрасывания каждого парашюта облегченный разведчик слегка вздрагивает. На парашютах - ложатся они очень близко от лагеря - сто сорок килограммов горючего, теплая одежда, продовольствие и примус, лопаты и кирки для выравнивания аэродрома.

«Теперь не заманишь их на базу с этого курорта», - читаю записку Мошковского. Но в записке содержится еще два слова: «Хорошо бы!» Что хорошо? Я бросаю недоуменный взгляд на Мошковского, он ждал его и сначала хлопает себя по груди, затем складывает перед собой руки, как ныряльщик перед прыжком, потом одной рукой показывает вниз и горестно качает головой. Язык жестов красноречив, и я понимаю, что прославленному парашютисту страх как хотелось бы сделать то, чего никто, никогда не делал: прыгнуть с парашютом здесь, где-то в районе восемьдесят третьего градуса северной широты, прославив, может быть, свою страну новым своеобразным рекордом.

Через Рудольф запрашиваю лагерь: «Надеемся, претензий нет?». Перестраиваю приемник на волну лагеря, и через минуту слышу лаконичное: «Нет. Спасибо!». Возвращаемся на Рудольф.

Через три дня Р-5 прилетел на базу и лагерь Крузе был ликвидирован.

А на следующий день на дрейфующих льдах возник новый лагерь - наш…

* * *

Самолет Головина вылетел на север для очередной разведки погоды 18 мая. На 82°30' встретили облачность, попробовали добраться до верхней ее границы. Не получилось - высоко. Проинформировали руководство. Получили распоряжение возвращаться. Легли на обратный курс. Рудольф сообщил, что основной аэродром закрыло туманом. Вскоре и мы входим в туман: Егорыч ведет разведчик вслепую, на небольшой высоте. Туман не везде одинаково плотен: иногда вокруг светлеет. По времени должны подлетать к Рудольфу. Но земли не видно. К сожалению, как и при возвращении с полюса 5 мая, снова выскакиваем из равней сигнальной зоны радиомаяка. Видимо, еще не научились мы как следует пользоваться этим мудрым устройством.

Неожиданно в нескольких сотнях метров впереди вырисовывается склон ледника с черными зубцами вкрапленных в него скал! Егорыч берет штурвал на себя и отворачивает. Самолет проходит низко, совсем низко над склоном. Егорыч приказывает Волкову перейти, точнее - переползти, в кабину пилота: в своей носовой кабине штурман подвергается большему риску в случае аварии самолета. Головин с Волковым определяются. Появляется ясность: мы над островом, соседним с Рудольфом! Разведчик берет курс на базу. Резко сгущается туман. Иногда проходим через снежные заряды. Машина тяжелеет: начинается обледенение.

Высота сорок - пятьдесят метров. Временами сквозь хлопья тумана и снег видим воду. Егорыч помнит, что основной аэродром на высоте двести пятьдесят метров, поэтому упорно тянет штурвал на себя. Выбиваясь из сил, разведчик набирает высоту триста метров. Плотность тумана начинает ощущаться физически. Непрерывно поддерживаю связь с базой. Обещанных сигнальных костров на куполе не видим. Может быть, нужно опуститься немного ниже и тогда покажутся черные полоски дымовых костров на запасном аэродроме? Нет! Страшно врезаться в ледниковый склон, даже с нашей, далекой от космической, скоростью! Начинаю выбирать антенну. На какой-нибудь вершине можем оборвать ее, и тогда останемся без связи. Это будет плохо для нас и для тех, кто напряженно следит за нашим полетом в радиорубке базы. Наверняка там сейчас Шмидт, Шевелев, Водопьянов, Бабушкин, Спирин. Внешне они, конечно, спокойны, но мы представляем себе их состояние.

Молниеносно в эфире появляется Рудольф: «Мы слышим шум ваших моторов! Вы проходите севернее! Повторите заход! - под диктовку Шевелева выстукивает Богданов. Разворот. Снова очередь точек и тире: «Вы только что прошли над нами!» Снова разворот. Но напрасно! Не расступается сплошная серая, давящая пелена…

Егорыч принимает единственно правильное решение: выйти из архипелага. И мы уходим на юго-запад. Обледеневшая машина охотно идет на снижение. Это уже не туман, а вата, она закрывает концы крыльев, подкрадывается к фюзеляжу. Под нами ледяные поля вперемежку с водой. Егорыч не имеет возможности выбрать с необходимой тщательностью льдину для посадки, сделать над ней хотя бы один круг: идем бреющим полетом, машина проваливается. И все же опыт первоклассного летчика, хорошо знакомого с высокими широтами, подсказывает ему: вот эта! И он с ходу идет на посадку сразу за грядой торосов, задев за которые обрывается моя, значительно укороченная к этому времени антенна. Сильный удар! Второй! Третий! Потом - уменьшающаяся скорость машины, легкие толчки. Самолет стоит! Выскакиваем из машины - Терентьев не забывает выпустить и меня.

Вспоминаю слова Амундсена: «…Злой враг, с которым приходится считаться аэропланам,-это туман. Вынужденный спуск в тумане - верная смерть…»

Разведчик цел. На лобовой кромке крыльев - пленка льда толщиной пять-шесть миллиметров. Патрубки измерителя скорости превратились в красивые ледяные астры. Сидим на очень небольшой льдине, со всех сторон окруженной нагромождениями торосов. Взлететь с нее не удастся. В пятнадцати метрах перед самолетом - ледяной барьер!

Мы не знаем, насколько прочна льдина, на которую мы сели. Поэтому начинаем быстро выносить из самолета часть продовольствия, палатку, клиппербот, нарты, аварийную радиостанцию и прочее, что может потребоваться, если усложнится обстановка. Вдвоем с Егорычем разворачиваем аварийную радиостанцию. Три вызова впустую. Наконец, через полтора часа после посадки, устанавливаем связь с базой.