Игнасио Идальго де Сиснерос - Меняю курс

• Название: Меняю курс
• Автор: Игнасио Идальго де Сиснерос
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1967

 Игнасио Идальго де Сиснерос — одна из примечательных и романтических фигур испанской революции, человек необыкновенной судьбы. Выходец из старинного аристократического рода, Сиснерос, получив традиционное для своего круга военное образование, становится одним из первых военных летчиков в Испании. На протяжении 15 лет участвует в колониальных войнах в Северной Африке, а затем командует воздушными силами Испании в Западной Сахаре. Непосредственно перед фашистским мятежом Франко в 1936 году Сиснерос занимает пост авиационного атташе Испании в фашистской Италии и гитлеровской Германии. Перед Сиснеросом открывалась блестящая военная карьера. Однако, будучи настоящим патриотом своей родины и человеком, любящим свой народ, он отказывается от привилегий своего класса и наследственных имений, переходит на сторону народа и в самые трудные для испанской революции дни, в период героической обороны Мадрида вступает в ряды коммунистической партии. Назначенный командующим воздушными силами, Сиснерос с первых дней фашистского мятежа сражается в воздухе плечом к плечу с советскими летчиками-добровольцами, участвовавшими в национально-революционной войне испанского народа. Книга Сиснероса переведена в ряде европейских стран, где пользуется широким успехом. Она нелегально распространена и в самой франкистской Испании. В русском издании книга печатается с небольшими сокращениями. 

---

Вместе с самолетами прибыли 12 или 14 французских летчиков во главе с писателем Андре Мальро.

Я не могу сказать, что Мальро в то время не был прогрессивным человеком. Он приехал в Испанию с искренним желанием помочь республиканцам, и как писатель он мог бы принести нам пользу. Но Мальро претендовал на роль командира эскадрильи, хотя раньше никогда не видел вблизи самолета. Не играй Мальро в летчика и тем более в войну, возможно, группа французских пилотов произвела бы у нас лучшее впечатление.

Знакомство с французскими летчиками вызвало у меня глубокое разочарование. Они не были теми романтическими героями и приверженцами свободы, которых видели в них французы и чья деятельность в пользу испанских республиканцев могла бы отчасти компенсировать гнусности, совершаемые в отношении нашей страны французскими государственными деятелями.

Исключение составляли три или четыре истинных антифашиста, приехавшие в Испанию из идейных побуждений и [359] геройски проявившие себя. Остальные летчики Мальро были авантюристами, не заинтересованными в нашей борьбе, настоящими наемниками, привлеченными фантастическим вознаграждением (50 тысяч франков в месяц по тогдашнему денежному курсу). За время пребывания в нашей стране они не только не помогли нам, а, наоборот, доставили много неприятностей.

Поскольку Мальро ничего не понимал в авиации, он находился в их руках. Нетрудно представить, какие подлости могли творить эти проходимцы, не имея командира, способного сдерживать их. Несколько раз я пытался отправить их домой, но правительство возражало, ссылаясь на плохое впечатление, которое это произведет во Франции, когда там узнают, что мы выгнали превозносимых пропагандой «героических защитников свободы» за мошенничество.

Мы не считали Мальро и его летчиков посланцами французского народа.

Его истинными представителями были французы из интернациональных бригад, добровольно и бескорыстно прибывшие в Испанию защищать республику и свободу.

Эти люди своим героическим поведением поддержали честь своей родины и всегда высоко держали гордо развевавшееся над их позициями трехцветное французское знамя.

* * *

Не будучи опытным литератором, но много работая над книгой и стремясь как можно лучше описать различные события, я глубоко переживал, чувствуя, что в моем изложении они многое теряют.

И сейчас, когда я хочу рассказать об испанских летчиках, к которым испытываю огромное уважение и которыми восхищаюсь, боюсь, что не сумею дать хотя бы частичного представления о том, с какой удивительной храбростью сражались они с численно превосходящим и значительно лучше вооруженным врагом. За их самоотверженное мужество народ стал называть нашу авиацию «Ла глориоса» («Славная»).

Поскольку невозможно поведать о всех бесчисленных подвигах республиканских летчиков, ограничусь рассказом о необычайном боевом пути только одного - сержанта Уртуби. Родился Уртуби в 1906 году в Витории, городе, который когда-нибудь воздаст должное его заслугам.

Когда начался мятеж, Уртуби служил в Марокко. Франкисты не доверяли летчикам не офицерам, однако вынуждены [360] были использовать их. На боевые задания Уртуби всегда сопровождал капитан-фалангист, который наблюдал за его действиями, сидя с пистолетом в руке на заднем сиденье «Бреге-19».

Наконец Уртуби удалось раздобыть оружие. На следующий день он, как обычно, вместе со своим охранником поднялся в воздух для выполнения задания. Пролетая над Гибралтарским проливом, сержант, воспользовавшись рассеянностью капитана, оставил управление и, повернувшись назад, выпустил в своего опекающего всю обойму пистолета. Он едва успел взять управление в руки - самолет почти касался воды. Затем Уртуби лег курсом на Мадрид и благополучно прибыл к нам с трупом капитана на борту. Я предложил ему небольшой отпуск, но он отказался и на следующий же день приступил к боевым полетам на старом истребителе «Ньюпор».

Невозможно перечислить все совершенные Уртуби героические подвиги. Многие из них остались неизвестны потому, что он никогда не рассказывал о себе, ибо был человеком необычайной скромности.

Однажды звено Уртуби встретилось над территорией противника с эскадрильей фашистских самолетов. Начался бой, во время которого его самолет подбили, и он загорелся.

Мы все скорбели о гибели Уртуби, но спустя неделю мне позвонил командир одного из участков на линии фронта и сообщил, что со стороны противника к ним пришел крестьянин с ослом, который выдает себя за республиканского летчика. Он показался им подозрительным, и они обратились к нам, чтобы установить его личность.

Это был Уртуби. Он выбросился с парашютом из горящего самолета и приземлился в безлюдной местности. Уже темнело. Ему удалось добраться незамеченным до ближайших гор и укрыться там. Днем он прятался, а ночью шел. В одной деревне раздобыл брюки и еще какую-то одежду, вывешенную для просушки. В этом костюме, ведя за собой нагруженного соломой найденного им осла, Уртуби прошагал через вражескую территорию и вышел к нашим линиям, где его едва не расстреляли как шпиона.

И на этот раз он отказался от отдыха, сразу же приступив к своим обязанностям. Вскоре Уртуби был снова сбит, к счастью над нашей территорией. Он выбросился с парашютом и благополучно приземлился. [361]

В тревожные дни наступления фашистов на Мадрид Уртуби, совершая разведывательный полет на «Ньюпоре», был атакован эскадрильей «Фиатов». Они набросились на одинокий «Ньюпор», как хищные птицы. В этом бою Уртуби сбил один фашистский самолет, был ранен, но продолжал сражаться. Когда иссякли патроны, он догнал ближайший «Фиат» и бросил на него свой самолет. При столкновении самолет Уртуби тоже получил повреждение и упал. На этот раз Уртуби уже не вернулся.

Об этом бое рассказал нам спасшийся на парашюте итальянский летчик со сбитого Уртуби самолета.

Он не находил слов, чтобы выразить свое восхищение храбростью, с какой сражался в неравном бою сбивший его летчик.

Так погиб Уртуби - первый в мире летчик, осуществивший в бою таран{137}. Спустя несколько лет советские летчики с необычайным героизмом использовали этот же прием.

* * *

В связи с угрозой наступления фашистов на Мадрид и трудностями его снабжения правительство решило эвакуировать детей в район Леванта. С первых же дней войны Кони, Конча Прието и жены Гонсалеса Хила, Луиса Бургете, Эрнандеса Франка и некоторые другие взяли на себя обязанность опекать детей-сирот, брошенных монашками. Они отправили их в Аликанте, где ценой огромных усилий оборудовали довольно комфортабельный детский дом.

Я долго не видел Кони, так как не мог выбрать ни одной свободной минуты, чтобы слетать туда. Наконец, воспользовавшись поездкой в Лос-Алькасерес, я на обратном пути несколько уклонился от маршрута и совершил посадку в Аликанте.

Мы были рады увидеться после столь продолжительной разлуки. Нам о многом хотелось поговорить, но мы не знали, с чего начать. Несмотря на трудности, Кони, с присущей ей энергией, развернула в Аликанте бурную деятельность. Естественно, она забросала меня вопросами о том, как идут дела на фронте. Я старался успокоить ее. [362]

За несколько дней до нашей встречи у меня состоялся разговор с министром о необходимости организовать дом отдыха для выходящих из госпиталя летчиков, где они могли бы немного окрепнуть перед возвращением в эскадрильи. Увидев, что в районе Аликанте довольно спокойно, я подумал, что Сан-Хуан - идеальное место для реализации нашего замысла, и предложил Кони оставить детей на попечение других женщин, а самой взяться за устройство дома отдыха для раненых. Кони тотчас согласилась и с такой энергией взялась за работу, что спустя три недели мы имели в Сан-Хуане-де-Аликанте великолепный санаторий со всем необходимым персоналом, включая врача и медицинских сестер.

Хочу рассказать еще о двух моментах, связанных с этой поездкой и оставивших у меня сильное впечатление. Первый - огромное скопление народа в порту Аликанте (думаю, там собралось все население города), бурно, с неописуемым энтузиазмом приветствовавшего экипаж советского парохода «Нева», доставившего продовольствие для Испанской республики. Эта радость объяснялась не только тем, что мы получили продовольствие, в котором так нуждались. Приход этого судна показал: мы не одни, с нами великий советский народ, который хоть и находится далеко, но помнит и поддерживает нас.

Жители Аликанте принесли цветы, и каждый старался лично передать их матросам и капитану. Именно тогда я впервые услыхал приветствия в честь России и увидел на стенах домов Аликанте написанные мелом лозунги: «Да здравствует Советский Союз!», «Да здравствуют русские!»