Игнасио Идальго де Сиснерос - Меняю курс

• Название: Меняю курс
• Автор: Игнасио Идальго де Сиснерос
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1967

 Игнасио Идальго де Сиснерос — одна из примечательных и романтических фигур испанской революции, человек необыкновенной судьбы. Выходец из старинного аристократического рода, Сиснерос, получив традиционное для своего круга военное образование, становится одним из первых военных летчиков в Испании. На протяжении 15 лет участвует в колониальных войнах в Северной Африке, а затем командует воздушными силами Испании в Западной Сахаре. Непосредственно перед фашистским мятежом Франко в 1936 году Сиснерос занимает пост авиационного атташе Испании в фашистской Италии и гитлеровской Германии. Перед Сиснеросом открывалась блестящая военная карьера. Однако, будучи настоящим патриотом своей родины и человеком, любящим свой народ, он отказывается от привилегий своего класса и наследственных имений, переходит на сторону народа и в самые трудные для испанской революции дни, в период героической обороны Мадрида вступает в ряды коммунистической партии. Назначенный командующим воздушными силами, Сиснерос с первых дней фашистского мятежа сражается в воздухе плечом к плечу с советскими летчиками-добровольцами, участвовавшими в национально-революционной войне испанского народа. Книга Сиснероса переведена в ряде европейских стран, где пользуется широким успехом. Она нелегально распространена и в самой франкистской Испании. В русском издании книга печатается с небольшими сокращениями. 

---

Ночью мы перехватили на аэродроме радиограмму, в которой генерал Мола сообщал Франко: «Дважды на протяжении трех дней красная авиация безнаказанно громила мою колонну. Не желая понапрасну жертвовать своими войсками, откладываю операцию до получения подкрепления с воздуха».

Жаль, что мы упустили удобный момент и не захватили Авилу. Хотя, конечно, я понимал: армия не создается в течение четырех недель и от наших отрядов в Навальморал, сформированных из добровольцев-милиционеров, храбых, самоотверженных, [351] но не имевших никакой военной подготовки, нельзя было требовать чудес.

Что касается фашистов, то, оправившись от испуга, они сообщили о «чуде», приписав спасение города его покровительнице Святой Терезе де Хесус. С тех пор день так называемой «чудесной и героической защиты Авилы святой Терезой» отмечается с большой помпой. Об этом чуде фашисты необычайно красочно рассказывают в своих речах и проповедях. Очень серьезно, или, вернее, со свойственным им цинизмом, они утверждают, что Святая Тереза не могла допустить осквернения Авилы красными ордами. Поэтому, когда многочисленные большевистские войска приблизились к воротам города, она сотворила чудо, и красные увидели на городских стенах большую и мощно вооруженную армию. Этого видения оказалось достаточно, чтобы охваченные ужасом красные обратились в бегство.

Мадрид в опасности. Мое вступление в коммунистическую партию. «Невмешательство» и искренняя помощь. Оборона Мадрида

Ценой больших усилий нам удалось сохранить в авиации воинский порядок и дисциплину, создав на аэродромах атмосферу подлинного энтузиазма. Это было нелегким делом. Неразбериха первых месяцев войны явилась приманкой для любителей ловить рыбу в мутной воде, для тех, кто всеми силами разжигал анархию, очень опасную для республики, но выгодную для ее врагов.

Национальная конфедерация труда, контролируемая ФАИ, воспользовавшись этими трудностями, пыталась всеми способами проникнуть в авиацию. Она предпринимала многочисленные попытки дезорганизовать воздушные силы и деморализовать их личный состав, критиковала преданных республике командиров и офицеров, честно выполнявших свой долг, - одним словом, делала все, чтобы подорвать воинскую дисциплину, которую мы так старались укрепить.

Критикуя предательское поведение главарей ФАИ, я ни на минуту не забываю, что десятки тысяч честных тружеников - членов этого профсоюза храбро и самоотверженно боролись против фашизма. [352]

Существование в наших рядах своего рода «пятой колонны» приводило меня в отчаяние. Часто по ночам после напряженного дня, начатого с рассвета, мне приходилось принимать участие в борьбе против попыток анархистов установить «бесконтрольность». Они развернули свою деятельность не только на мадридских, но и на других аэродромах, на что постоянно жаловались командующие воздушными силами. К счастью, ФАИ удалось привлечь на свою сторону лишь немногочисленную группу личного состава авиации.

Во время войны ФАИ причинила нам много вреда, особенно в Каталонии. Ларго Кабальеро, председатель совета министров и военный министр, не хотел выступать против анархистов, а Прието, министр авиации и морского флота, не желал ссориться с Ларго Кабальеро, в результате ни первый, ни второй ничего не предпринимали и не давали что-либо предпринять другим, чтобы пресечь вредную деятельность анархистов.

Анархисты попытались подчинить себе и летчиков, с большим трудом посланных нами в северную зону, в Сантандер. Им пришлось дать настоящий бой комитету ФАИ, который установил там режим так называемого «либертарного (свободного) коммунизма» - аннулировал деньги и ввел всеобщую уравниловку. Анархисты хотели, чтобы смертельно уставшие после боевых вылетов летчики наравне со всеми стояли в очередях у общественных столовых.

Уважение к рабочим профсоюзам удерживало меня от принятия более быстрых и энергичных мер к тем, кто осложнял нашу борьбу. Я не допускал тогда мысли, что среди членов НКТ есть предатели, которые проникли в ряды этой организации для маскировки своей подрывной деятельности, и пытался оправдать их.

Отдельные действия анархистов я приписывал их недопониманию ситуации, другие - недоверию, которое они питали к профессиональным военным. Трудно было представить, что все делалось сознательно.

О попытках ФАИ установить свои порядки в авиации я несколько раз говорил со своими друзьями - республиканцами и социалистами и, естественно, обращался к ним за советом и помощью. Но к моему удивлению, известные мне политические деятели всегда вежливо старались избегать обсуждения этой проблемы: республиканцы - под предлогом отсутствия у них сил противодействовать ФАИ, социалисты - из-за излишней осторожности или боязни столкновения с анархистами. [353]

А Прието, министр авиации, ответственный за все, что происходило в воздушных силах, когда заходила речь об этом щепетильном деле, ссылался на нежелание вступать в конфликт с Ларго Кабальеро.

Их поведение меня дезориентировало. Я не понимал, почему республиканская и социалистическая партии, где у меня имелось много друзей, знавших мою искреннюю преданность республике, никогда не помогали в решении этой серьезной политической проблемы. Зато Объединенный союз социалистической молодежи и коммунистическая партия, с которыми я не был непосредственно связан, всегда, без моей просьбы, оказывали мне действенную помощь, не колеблясь, выступали против тех, кто пытался подорвать дисциплину и осложнить обстановку на аэродромах.

Все это убеждало меня в том, что политическая изоляция ограничивала мои возможности действовать. Передо мной со всей серьезностью стал вопрос о вступлении в какую-либо политическую организацию. Я был убежден, что тогда и как командующий авиацией смогу принести больше пользы.

Республика переживала тяжелые времена. Фашистская армия, состоявшая в основном из марокканских частей (беспрерывно пополняемых новыми призывами, проводившимися на севере Африки не без помощи французских властей) и Иностранного легиона, набранного из всякого рода подонков, находившихся в конфликте с правосудием своих стран, снабженная оружием, присланным из Италии и Германии, и поддерживаемая мощной германо-итальянской авиацией, нагло именовалась франкистами «национальной». Эта «национальная» армия быстро продвигалась к столице Испании, не встречая серьезного сопротивления со стороны плохо вооруженных, необученных, беспрестанно подвергавшихся бомбардировкам и обстрелам фашистской авиации отрядов народных ополченцев.

Положение нашей авиации с каждым днем становилось все более трагическим. Постоянно участвуя в боях против численно превосходящего нас противника, мы несли большие потери в людях и технике. Оставшиеся в живых летчики были сильно переутомлены. Настал день, когда я отдал приказ: «Поднять в воздух истребитель» - мы располагали лишь одним самолетом! С фронта беспрерывно поступали требования выслать помощь (при этом употреблялись вполне объяснимые в той ситуации далеко не светские выражения). [354]

Нас спрашивали: почему, в то время как противник безнаказанно бомбит республиканские войска, мы не вылетаем на вызовы? Но я же не мог сказать им правду!

В то трагическое для республики время, когда у нас уже не осталось самолетов и фашисты стояли у ворот Мадрида, я решил вступить в политическую партию. Очевидно, в обычных условиях, поскольку у меня не было ясных представлений ни об одной из них, я пошел бы поделиться своими намерениями и попросить совета у дона Прието. Но тогда у меня была только одна забота - помочь выиграть войну. Все остальное не имело значения.

О людях я судил по их поведению в эти тяжелые для республики дни. Так же я судил и о политических партиях. Их уставы и программы были для меня чем-то второстепенным. Единственное, что интересовало меня, - их вклад в борьбу с фашистами.

В результате размышлений я пришел к выводу, что наибольший вклад в борьбу вносят две партии - Объединенный союз социалистической молодежи и коммунистическая партия. Однако для Союза молодежи я не подходил, поскольку был уже не так молод. Следовательно, я должен вступить в коммунистическую партию.

Но я очень мало знал об этой партии. Мои представления о ней, сложившиеся под влиянием Прието и моих друзей - социалистов и республиканцев, были нелепы и далеки от действительности.

Я вновь все серьезно обдумал. Однако известные мне факты говорили в пользу коммунистов. Я вспомнил их отношение ко мне на аэродроме в Севилье, где против меня устроили заговор фашист-командир и его офицеры, затем вспомнил замечательное поведение коммунистов в первые дни войны и их самоотверженный героизм при обороне Мадрида. Никогда не забуду, какой поддержкой явилась для меня тактичная помощь группы механиков и солдат на аэродроме в Хетафе.