С. Глуховский - Когда вырастали крылья

• Название: Когда вырастали крылья
• Автор: С. Глуховский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1965

 Старые большевики и ветераны авиации предложили написать книгу о Баранове. Автор приносит им сердечную признательность за ценные воспоминания о своем соратнике и друге. Они использованы наряду с архивными материалами, письмами и дневниками самого Петра Ионовича. Военный историк, если он еще и специалист в области авиации, создаст куда более полную и обстоятельную биографию П. И. Баранова. Для этой книги автор привлекал те события и факты, в которых проявлялся характер П. И. Баранова, те приметы незабываемого времени, когда у Страны Советов вырастали крылья. 

---

- Еще не вышло! Я из двух тюрем - питерской и казанской - ушел. От двух охранок - русской и румынской - бежал. В Питере, на Первомайской демонстрации, пуля только царапнула, на фронтах смерть миловала. Какой может быть надо мной честный революционный суд? Если убьют, так по-злодейски, как убили Линдова. Знаешь, солдат, кто такой Линдов?

- Теперь никто, прах… Да и при жизни мне лично не знакомый.

Баранов встал и тихо, будто доверяя солдату великую тайну, сказал:

- А Ленину он был лично знакомый. «Дорогой товарищ» - вот как Ленин обращался к Линдову в письмах. Когда за Лениным охотились царские ищейки, он у Линдова скрывался. И тот жизнью рисковал, чтобы уберечь нашего Ленина.

- Ай правда? Так это, ежели народу сказать…

Налив в кружку заваристый чай, солдат развернул тряпицу, взялся было за нож, но колоть большой кусок сахара не стал и бережно опустил его в кипяток.

- Кушайте.

Кто- то сильно постучал в стенку вагона. «Замерз часовой», -сказал круглолицый, подкинул дров в печку и пошел открывать дверь. «Упрел я, бежамши!» - услышал Баранов знакомый голос. В вагоне стоял не часовой, а тот самый белобрысенышй солдатик, который сочувственно слушал Баранова на митинге.

Солдаты ушли в тамбур и долго там шушукались.

Перед рассветом Баранова разбудил отчаянный шум. Где-то на путях разорвались два снаряда, и коротко застрочил пулемет. Потом уже совсем рядом с вагоном раздались крики, они перемешались с глухими ударами дерущихся, и несколько раз пальнули из винтовки.

Баранов подбежал к печке…

Ворвался круглолицый солдат. Без папахи, в расстегнутом полушубке и разодранной гимнастерке, был он сейчас страшен. Заметался по вагону, что-то разыскивая, и внезапно остановился перед Барановым. [49]

- Запру я вагон. Никому не открывайте… А за Пантелейку я им отомщу. За все отомщу! - Зло выругался и убежал.

…Через час заложников освободили, и Баранов узнал, как прозрели куриловцы. Зачинщики бунта переметнулись к белым. Из Покровско-туркестанского полка они завели в тыл врага две роты безоружных красноармейцев. Как только куриловцы узнали, что и Гольцев куда-то сбежал, послали они взвод солдат в Деркуль к своему командиру полка. А в Деркуле уже находились представители штаба армии Берзин и Кучмин.

* * *

Белла приехала на фронт в начале марта, и тоже в очень неспокойное время: в тылу четвертой армии вспыхнул новый, так называемый «Ставропольский мятеж эсеров». На его подавление по прямому указанию нового командующего четвертой армией Михаила Васильевича Фрунзе был послан особый отряд во главе с Барановым.

Петр, прощаясь, сказал Белле:

- Скучать тебе здесь не дадут. В губкоме партии ра боты невпроворот.

- Куда ты едешь?

- Обычная служебная поездка, - успокоил ее Петр. - Учли мой опыт.

Об аресте Петра в Озинках Белла ничего не знала. Да и сам он гораздо позднее узнал подробности драматических событий, разыгравшихся на станциях Озинки и Деркуль. Десять лет спустя Барановы получили два письма. Первое пришло из подмосковного дачного поселка Салтыковская, от Наумова:

«Товарищ Баранов. До сих пор гнетет меня мысль, что вы считаете меня не тем, кем я был и есть на самом деле. И решил я рассказать вам о событиях той зимы. Вам было тяжело, но и мне, поверьте, не легче.

Яновский был потом пойман, судим и расстрелян. А предатель Гольцев, как вы знаете, шагу от меня не отходил и всех торопил расправиться с вами. Когда вы меня первый раз увидели с Гольцевым, то, наверное, решили, что и я заодно с ним. А я только и думал, как бы вас спасти. Хорошо, что сменил караул, - гольцевский мог учинить над вами самосуд. [50]

Вместе с Кучминым и Берзиным обсуждали мы план вашего освобождения. Только моего совета не послушались, четыре полка пошли в наступление на Уральск, а самый ненадежный, Покровско-туркестанский, оставили в резерве, близ Деркуля. Командир этого полка Яновский уже начал творить свое черное дело, но мы вовремя дали бандитам бой - короткий и жестокий…

Зачем я десять лет спустя пишу вам это? Среди заложников разные были люди. Перед Гольцевым заискивали, ко мне подлизывались. И вот я первый раз увидел комиссара Баранова. На него все смотрят, как на обреченного, а он нам показал, как ведут себя настоящие революционеры. Вы тогда сказали: «Убийцы Линдова покрыли себя позором. История уже приговорила их к позорной смерти». Гольцев при этих словах побледнел, а мне стоило большого труда удержаться и не пожать вам руку…»

Белла изредка прерывала чтение, вопросительно смотрела на Петра. Он слушал внимательно и, как ей казалось, недоверчиво. Некоторые признания бывшего командира Куриловского полка действительно настораживали: тот писал о своих колебаниях, даже о своей трусости. Этого Баранов простить Наумову до сих пор не мог.

Зато второе письмо (подпись автора была неразборчивой и обратного адреса на конверте не было) очень обрадовало Петра:

«…И когда я прочел в «Известиях» вашу статью о Линдове и про те горестные дни, то порадовался, что вы живы и на высоком посту, в полном здравии, служите нашей Красной Армии.

Меня вы, конечно, не помните. Я есть тот самый куриловец, что охранял вас в вагоне, в Деркулях. Когда Пантелейка, мой друг, поведал нам о предательстве Гольцева, то мы решили хоть костьми лечь, хоть кровью, но искупить вину перед рабоче-крестьянской властью и не дать свершиться еще одному злодейству.

А драка на путях была лихая. Пантелейку казаки изувечили, чуть до смерти не пришибли. Но к вагону мы их не подпустили…»

- О чем это он? - спросила Белла.

Петр долго молчал. Былое, давно минувшее, тревожило его память. Но жена ждала ответа, и Петр сказал:

- Все твои письма, Белла, я сохранил. Кроме одного, [51] самого дорогого… Не мог я допустить, чтобы твое письмо попало палачам в руки. Сжег! Разве я тогда знал, что суждено нам получать вот такие письма?…

7

Две строчки из послужного списка Петра Ионовича Баранова рассказывают, как большой начальник вновь стал рядовым бойцом, хотя никто его в рядовые не разжаловал.

Две строчки… Они имеют прямое отношение к приказу Реввоенсовета Республики за номером шестьдесят девять.

В марте 1921 года триста двадцать делегатов десятого съезда партии по предложению Ленина и по решению съезда выехали на подавление Кронштадтского мятежа.

Страна только вышла из войны, и Ленин сравнивал Россию с человеком, «которого избили до полусмерти». История еще раз подтвердила ту непреложную истину, что для победы революции недостаточно разгромить врага в открытом бою. Победу надо закрепить.

Две строчки из послужного списка. Что за ними скрывается?

* * *

В скованном льдом Финском заливе, у берегов Кронштадта, «Петропавловск», «Севастополь» и другие военные корабли ощетинились жерлами своих орудий.

В боевую готовность приведены батареи фортов.

Кто угрожает Кронштадту? Никто. Но крепость - в руках мятежников, и теперь они угрожают Петрограду, Москве, всей Республике Советов.

На исходе вторая неделя мятежа. В Кронштадте за спиной «беспартийного», «вольного» матросского ревкома замаячили мрачные фигуры бывшего генерала Козловского и бывшего командира линкора «Петропавловск» барона Вилькена. Нити заговорщиков потянулись на запад, где ждут не дождутся ледохода. Тогда под любым предлогом можно двинуть к русским берегам иностранные корабли.

Медлить нельзя. [52]

Если начнется потепление и вскроется лед - наступление через Финский залив уже исключается. Если потом удастся взять крепость, если даже рухнут надежды мятежников на помощь иностранного флота, главари мятежа уведут захваченные корабли к чужим берегам.

Медлить нельзя!

12 марта в третьем батальоне 238-го Брянского полка, стоявшем близ станции Мартышкино, появился новичок, рядовой боец, родом из Питера.

В малочисленной партийной ячейке батальона стало одним коммунистом больше.

8

- И чего, питерец, бунтует матросня в Кронштадте? Чего они хотят?

Питерцу нетрудно ответить на такой вопрос. Ему хорошо знакома преемственность тактики Самарской «учредилки», бунта в Куриловском полку и демагогии «беспартийного» ревкома в Кронштадте. Но как это объяснить бойцам просто, убедительно, чтобы рассеялись всякие сомнения? Питерец не скрывал от солдат лозунгов мятежников. Вот они, к примеру, хотят «вольных советов» без коммунистов и полную свободу кустарю. А за спиной мятежников притаились те, которым нужно совсем другое. «Свято место пусто не бывает». Вместо коммунистов придут анархисты и эсеры, они быстро столкуются с буржуазией. За кустарем и торговцем потянется фабрикант, за кулаком-мироедом - помещик.