Антон Фарб - Авадон

• Название: Авадон
• Автор: Антон Фарб
• Жанр: Детективная фантастика

«Авадон» формально – это детектив. Частный детектив начинает расследование, которое выведет его на самые верхи местного мира, на него будут давить могущественные государственные организации, соперничающие между собой, а он будет стремиться спасти вполне конкретного человека. Правда, это выяснится не сразу, в начале ему дадут задание найти документы на один аппарат, или сам аппарат. Мир – близкий к нашему годов сороковых двадцатого века. (Нашли даже определение – «дизельпанк», по аналогии с привычным уже «паропанком»). Фантастическая составляющая – город Авадон лежит на краю Бездны. Бездна – это нечто, что не имеет дна в самом прямом смысле этого слова, и никто не знает, что там внизу. Время от времени в Бездне возникают Штормы. На город спускаются некие эманация, поля или что-то в таком духе, что просто сводит горожан с ума. И практической защиты от этого нет. Но горожане привыкли, существует даже шкала штормов, что-то вроде нашей шкалы штормов на море или шкалы землетрясений. Соседство с Бездной порождает и свои религиозные и мифические представления. В общем, Бездна и организует мир произведения.

---

Машинально он сунул руку в карман, чтобы нашарить мелочь, и только тогда понял, насколько озяб. Пальцы онемели и не гнулись, монетки выскальзывали, да и догонять трамвай на одеревеневших ногах было уже поздно. Лимек побрел пешком, стараясь не обращать внимания на то, как ноет от холода правая почка.

Улицы Авадона заполнились людьми и - одновременно - как будто бы опустели. Прохожие старались не замечать друг друга, и когда навстречу Лимеку из тумана вышла слепая женщина с выцарапанными глазами и окровавленными руками, Лимек решил последовать общему примеру. Он двигался, механически переставляя ноги, и изо всех сил пытался не видеть мертвецов, сваленных в кучи на перекрестках, разбитых окон, потеков сажи на стенах, перевернутых автомобилей, и опять мертвецов, на этот раз валяющихся посреди улицы, сидящих за столиками кафе, застрелившихся самостоятельно и расстрелянных солдатами, выбросившихся из выломанных дверей замершего на эстакаде вагона надземки, задавленных и растоптанных толпой... Тела были повсюду, и выжившие суетились вокруг них, складывали на носилки, вытаскивали из убежищ, сортировали и грузили в фырчащие моторами труповозки - и все это происходило под бдительным надзором солдат, пресекавших любые попытки мародерства.

Другие солдаты - почему-то в противогазах и касках - расклеивали на столбах плакаты с портретом канцлера Куртца для поднятия боевого духа авадонцев, а трискели отлавливали и сажали в "воронки" сумасшедших и бродячих проповедников конца света. Авадон привычно и деловито избавлялся от последствий Шторма, и над всей этой будничной, в общем-то, картиной поднимался столб черного жирного дыма из трубы крематория.

В девять открылись первые магазины. Лимек завернул в продуктовый, выцарапал из бумажника сотенную Ксавье - у продавца округлились глаза, он замотал головой, мол, сдачи не будет, но Лимек затарился на все: купил две палки салями, батон белого хлеба, рыбные консервы - в томате и в масле, полкило ветчины (по двойной цене, потому что карточек у Лимека не было), килограмм сосисок, десяток яиц, две пачки сахара, упаковку растворимого кофе, коробку конфет, банку ананасов в собственном соку и баночку оливок, обязательно зеленых и без косточек - как любил отец. Когда Лимек ушел, прилавки магазина напоминали о великой Депрессии двадцатых годов...

Отец Лимека жил недалеко, но Лимек, нагруженный пакетами, поймал таксомотор.

Квартирку на шестнадцатом этаже одной из послевоенных новостроек в Левиафании старшему инженеру-конструктору Ольгерду Лимеку выделили в честь ухода на пенсию, в качестве компенсации за сорок лет безупречной службы на Фабрики (по официальной версии). Впрочем, как подозревал Лимек-младший, причина небывалой щедрости совета директоров крылась совсем в ином...

- Андрей? - Отец, как всегда, широко распахнул дверь, даже не озаботившись посмотреть в глазок.

- Да, пап, это я, - сказал Лимек, бочком протискиваясь мимо отца в дверь вместе с пакетами. - Держи, это тебе...

Пока отец суетливо принимал пакеты, Лимек прислонился к стене и почувствовал, как него накатывает волна облегчения, и тугой узел в животе начинает потихоньку отпускать... Живой, подумал сыщик. Слава богу, живой...

- Откуда это? - удивлялся отец. Он то брал пакеты в руки, то ставил их на место, заглядывал внутрь, вертел в руках банки, то вдруг лез обниматься, и опять брал пакеты, обнюхивал колбасу. - Тебе дали премию?

- Да, папа. Так и будешь держать меня на пороге?

- Боже мой, проходи, проходи, что же ты стоишь!.. - всплеснул руками отец. - С ума сойти, настоящий сервелат...

Лимек не ел больше суток, но от вида еды его подташнивало. Он прошел, не разуваясь, в комнату, присел на подоконник и спросил:

- Пап, я покурю в форточку, ладно?

Отец не ответил, увлеченный распихиванием продуктов по полочкам маленького холодильника тут же, в комнате, и Лимек вытащил сигарету и чиркнул спичкой. Сухой табак тихонько потрескивал, синий дым поплыл по комнате, обволакивая старую мебель: продавленный диван, колченогие стулья, буфет с помутневшим от времени хрусталем и фаянсовыми статуэтками, этажерку с пластинками (отец обожал джаз), книжный шкаф и особую папину гордость - большую радиолу фирмы "Телефункен". На радиоле стоял мамин портрет и букет пластмассовых ромашек в стеклянной вазочке.

- Фу, начадил! - ругнулся рассеяно папа. - Бросай свое курево, давай лучше чай пить!

- Давай.

Лимек отправил окурок в форточку, слез с подоконника и прогнулся в спине, помассировав кулаками поясницу. Почки ныли нехорошо. Где-то я их застудил, подумал Лимек. Знать бы еще - где...

- Я пойду поставлю чайник, - сказал папа и вышел в кухню.

Лимек прошелся по комнате, провел пальцем по слою пыли на крышке радиолы. "Телефункен" подарили отцу коллеги по закрытому КБ, с которыми он провел вместе шесть лет, трудясь над проектом настолько секретным, что даже двух положенных выходных в год ему не предоставляли ни разу. Те же самые коллеги, как полагал Лимек, и написали донос на отца, после чего его арестовали трискели - формальность, в общем-то, но необходимая, чтобы упечь инженера-конструктора в закрытое КБ. Этот донос, пускай и не сразу, убил мать Лимека.

В сорок втором она шагнула в Бездну с моста короля Матиаса. Это поставило точку в долгом и мучительном процессе ее медленного угасания от одиночества, помочь которому не могло ничто - ни карьерные достижения сына, ни ежедневная бутылочка шерри, ни открытки от отца, получаемые на Пасху и Рождество.

- Как служба, сынок? - крикнул отец из кухни. - Как Камилла?

Ольгерд Лимек вышел на свободу в сорок пятом. Известие о том, что нежно любимая им жена мертва уже три года, подкосило его рассудок, а год спустя Большой Шторм окончательно свел Лимека-старшего с ума. С тех пор отец сыщика жил в вымышленном мире, не воспринимая ничего, что не укладывалось в установленные самим Ольгердом рамки.

Квартира на окраине Левиафании стала выходным пособием для блаженного инженера, который слишком много знал и, видимо, все еще оставался нужен фабричному начальству... Из окна виднелся пустырь и границы Сатаноса: заколоченные окна домов по периметру, заложенные кирпичом проходы и переулки, колючая проволока поверх заборов, заброшенные, ржавые сторожевые вышки для защиты от мародеров.

- Ну что же ты молчишь? - спросил отец, вернувшись в комнату с банкой засахарившегося варенья и двумя грязными чашками. - Рассказывай что-нибудь! Как жизнь?

- Все по-старому, пап, - сказал Лимек. - Все по-старому. Ничего не изменилось.

И это было правдой. Шторм - очередной Шторм, не первый и не последний, прошел мимо. Нарыв не лопнул, гной не хлынул. Все вернулось на круги своя. Все было как прежде: и ноющая боль при мысли о Камилле, и безысходность, и обреченность, и повторение пустых, бессмысленных дней...

Отец намазывал хлеб маслом и вареньем.

- Это хорошо. Это самое главное. Чтобы все было тихо и спокойно.

На кухне засвистел чайник.

- Извини, папа, - сказал Лимек. - Я не буду чай. Мне пора. У меня еще дела сегодня.

2

- ...оценивается в семь целых девять десятых балла по шкале Тангейзера. Значительные разрушения в Ашмедае, меньше пострадали районы Бельфегор и Вааль-Зее. Наибольшее количество человеческих жертв в Левиафании. По оценкам экспертов, ущерб от Ночи Осязаемой Тьмы меньше, чем от памятного всем авадонцам Большого Шторма сорок шестого года, известного так же как Ночь Белого Пепла. А сейчас с обращением к нации выступит канцлер Куртц. - Репродуктор смолк на мгновение, а потом разразился хриплым шепотом астматика, сквозь который периодически раздавалось могучее рокотание: - Сограждане! Авадонцы! Мы все вместе! Плечом к плечу! Стоим на последнем рубеже человечности! Враги наступают! Чтобы сбросить нас в Бездну! Стихия против нас! Но не надо отчаиваться! Мы сплотимся перед угрозой! Лучшие умы Авадона! Днем и ночью! Куют чудо-оружие! Повысим нормы на Фабрике!..

Под репродуктором, на облупленной кирпичной стене, красовался новый, еще влажный от клея, портрет Куртца, выполненный в минималистической манере и всего в три цвета: черный, белый и красный. Воротник френча, подбородок, нос, свирепый взгляд - все было нарисовано так скупо и гиперболизировано, что могло бы сойти за шарж, только очень уж зловещий. Впрочем, то же самое относилось и к речи канцлера... Лимек толкнул дверь и вошел в контору.

Здесь все носило следы возвращения к нормальной жизни. Монтер на стремянке закручивал новые лампочки в бра, уборщица драила полы, а на пустой стойке консьержа лежала стопка пахнущих типографской краской газет. А самым удивительным было то, что лифт, мертвый вот уже полтора года, вдруг заработал.

Оставив на стойке монету, Лимек взял утренний выпуск "Авадонского вестника" и вошел в лифт, затворив за собой кованную решетчатую дверцу и нажав кнопку с цифрой 5. Лифт вздрогнул и, застонав с непривычки, медленно пополз вверх.