Дарья Беляева - Маленькие Смерти

• Название: Маленькие Смерти
• Автор: Дарья Беляева
• Жанр: Ужасы и Мистика

Один маленький медиум, одна большая семья и один небольшой южный городок…

---

— Серьезно? — спрашивает Итэн, но Лакиша смеряет его таким взглядом, что все возражения тут же пропадают, не успев зародиться внутри.

Я чувствую силу, которую источает из себя бутылка и отлично понимаю, что плачу достаточную цену за то, что содержится внутри. Когда мы выходим на улицу, вдыхая наполненный потрясающими запахами воздух, Итэн спрашивает:

— А что символизирует свинья на самом деле?

— Жадность и ненасытность, похоть и ритуальную нечистоту. Но через год я планирую пригласить Лакишу на свидание, поэтому не хотелось бы мне посвящать ее в тонкости нашей семейной геральдики.

— Чудовищно, Франциск. Ты ведь не хочешь развязать расовый конфликт между Мильтоном и родителями этой прелестной девушки?

— Прекрати демонизировать Мильтона. Стоит тебе добавить еще что-нибудь, и можно официально объявлять его военным преступником.

— По-моему, он и есть военный преступник.

Мы прогуливаемся, наслаждаясь тем, как течет здесь, сладковато и пряно, настоящая луизианская ночь. Фотографии с питонами и аллигаторами, сувенирные лавки, дешевые кафе, где можно попробовать каджунскую кухню, все это сливается в один продолжительный карнавал для моих органов чувств. Пляшут огни вывесок, кружатся вокруг меня звуки тягучего джаза, и я чувствую, как приятно, будто бы в такт, колет кончики пальцев прикосновение к бутылке.

Итэн несет череп и выглядит, как одурелый от силы местного завлекательного маркетинга турист, позволивший всучить себе бесполезный сувенир.

До машины мы идем молча, наслаждаясь происходящим, но как только двери моего Понтиака захлопываются, Итэн вдруг говорит:

— Я был в настоящей лавке вуду.

— И в настоящем кафе-мороженом.

Я замечаю, что звезды усыпали небосвод, как крошки самого вкусного пирога усыпают стол. Ты знаешь, что они часть чего-то несоизмеримо большего, но любишь их и отдельно.

— Там, — говорит Итэн, указывая рукой куда-то вверх, прямо через лобовое стекло. — Завтра будет Жертвенник. Знаешь историю о нем?

Я мотаю головой и улыбаюсь. Когда я был маленьким, именно Итэн смотрел со мной на звезды. А когда я однажды сильно заболел, он лежал со мной в комнате и рассказывал, какие звезды сейчас надо мной, как они прекрасны, как проплывают бесконечно высоко в черной глади неба.

Мне не нужно было видеть их, чтобы чувствовать, как они красивы.

— Зевс, Посейдон и Аид заключили на нем союз перед тем, как начать войну с титанами. Зевс, Посейдон и Аид были братьями, Франциск, и они сражались против своих прародителей, против темного хаоса собственной крови.

— Довольно символично.

— Я рассчитываю, что это хороший знак.

Мы выезжаем на пустую дорогу, и я чуть прибавляю скорость. Я практически никогда не гоняю слишком быстро, даже ночью и на пустой дороге — мне не хотелось бы стать причиной смерти для опоссума или ужа.

— Включи музыку, — говорит Итэн. — Только не ужасную.

И я включаю радио, передающее какую-то неизвестную мне кантри-песню. Ужасность или, напротив, прекрасность этой музыки для Итэна остается для меня загадочной. В песне поется о человеке, долго искавшем Бога из желания спастись. Лирический герой убеждает меня в том, что как только он нашел Господа, то сразу же пожалел, что спасен, а не проклят.

Я в такого Бога, при всем уважении, не верю. Бог позволит нам любить себя и других, а не заставит нас ненавидеть. Может быть, Бог и позволяет случаться ужасным вещам в этом страшном мире, но он дал нам и самое прекрасное — бескорыстную любовь, умение радоваться, возможность быть счастливыми. И однажды мы все поймем, что если будем помогать друг другу, жизнь станет намного лучше.

И когда мы это поймем, нам станет, может быть, не легче, но самую малость правильнее.

В этих своих мыслях, достойных золотого десятилетия студенческих забастовок и хиппи-фестивалей, я едва успеваю затормозить, увидев фигуру на дороге. К чести моей нужно отметить, что торможу я всегда, с присущим мне чувством ответственности и принципом ахимсы, заранее. К стыду моему стоит еще добавить, что пару раз из-за этого в мою машину въезжали менее параноидальные люди, ехавшие позади.

Фигура на дороге отходить никуда не собирается. Кто-то, в первую секунду едва видимый в свете фар стоит очень спокойно, будто нет ничего, что могло бы сдвинуть его с места.

Когда ослепительная вспышка скользнувшего по фигуре света проходит, я вижу, что это Доминик. А может быть, только может быть, существо, уже ничего общего с Домиником не имеющее. Я запускаю руку в карман пиджака, нащупываю пузырек с таблетками и кладу одну под язык, чувствуя нервирующую сладость. Страха, впрочем, у меня и без таблетки достаточно. Я давлю на газ, чтобы рвануть вперед и объехать Доминика по пустой встречной, и — не могу. Понтиак недовольно, шумно рычит, стараясь сдвинуться, но остается на месте. Я вдавливаю педаль газа так, что ступню пронзает резкая, режущая боль, но машина не продвигается вперед даже на сантиметр.

Я вижу, могу поклясться, что вижу, как несуществующим, невиданным мной прежде оттенком красного сияют у Доминика глаза. Он говорит, и я тут же понимаю, что не он говорит.

Мы совсем рядом с домом, и я думаю: был ли он там снова? Были ли там родители?

— Франциск! Итэн! Вечерний автопробег?

Итэн рядом со мной, кажется, вжимается в сиденье так сильно, что я слышу, как в нем что-то подозрительно хрустит.

— У нас проблемы с машиной, — говорю я. — Не мог бы ты отойти и, может быть, они разрешатся сами собой.

Я открываю окно, выглядываю из Понтиака и вижу, как колеса опутывают, будто из-под земли выросшие, щупальца темноты. Они проникают в резину, пропарывают металл. И я думаю, что ни разу в жизни не видел ни одного материала, который был бы так мягок и так тверд одновременно.

— Я бы хотел, — говорит Грэйди в теле Доминика. — Осмотреть машину. Откройте дверь, покажите багажник.

— Ты пересмотрел фильмов про копов, — говорю я. На самом деле я тяну время, надеясь, что скоро начну сходить с ума от страха. Сердце бьется быстрее и болезненнее.

Грэйди смеется, а потом в руке у него появляется, сотканный из чистой темноты, мегафон.

— Выходите с поднятыми руками мальчики, — говорит он. И устройство, не созданное из земного материала, искажает его голос, превращая его то в хрип, то в вой, то в рычание, так что я едва могу различить слова.

— Знаешь, что он может с нами сделать? — говорит Итэн.

— Догадываюсь, конформист, — отфыркиваюсь я.

— Мы должны выйти.

— Сейчас мы выйдем. Спрячь бутылку и череп. Только не в машине.

— Бутылку я положу в карман, но как я спрячу по-твоему, череп?

— Не знаю! На голову его себе надень.

— Хватит переговариваться. Вы окружены. Выходите из машины с поднятыми руками. Повторяю: выходите из машины с поднятыми руками.

Грэйди щелкает пальцами, и я буквально чувствую, как темнота поднимается от колес по корпусу машины вверх, к окнам. Именно в этот момент знакомое ощущение перехода, но на этот раз плавное, как будто тебя накрывает волна на море, окатывает меня. Я касаюсь сначала бутылки, потом черепа, покрывая их едва различимым слоем темноты, как стекло покрывают тонким слоем амальгамы, чтобы получилось зеркало.

— Ты думаешь он не заметит? — шепчет Итэн.

— Есть идеи получше? Я выхожу первым.

Когда я распахиваю дверь машины, щупальца темноты, будто бы обжегшись, опадают.

— А ты сильнее, чем я думал, — говорит Грэйди. Я замечаю что на асфальте, за спиной Грэйди, оставленные им кровавые следы кед Доминика. До сих пор? Или он еще кого-то сожрал? Кто-нибудь это видит? Сбоку, на обочине, стоит машина. Малиновый Шеви, девчачий на вид, явно краденный.

— Никто не видит, — говорит Грэйди. — Потому что я не хочу, чтобы кто-нибудь видел.

— Что тебе нужно от нас и нашей машины? — спрашиваю я.

— Нашей? Серьезно? — спрашивает Итэн.

— Моей, — поправляюсь я. Мы с Итэном стоим рядом, очень спокойно. Итэн держит свиную голову, которую не увидит ни один человек. Но, наверняка, ясно видит Грэйди. Он, впрочем, не показывает своей осведомленности. Рассматривает нас, сжимая свой призрачный мегафон в руке. Потом тьма начинает расползаться от его пальцев, и вот вместо мегафона, Грэйди уже сжимает пистолет.

— Не заставляйте меня применять силу, мальчишки, — он вздыхает, наставляет пистолет то на меня, то на Итэна. — Я решил навестить семью, чтобы выполнить последнее пожелание Доминика — спасти его бабушку из лап мерзких нечестивцев и кровосмесителей, но дома никого не оказалось. Наверное, мы разминулись. И я решил немножко подождать. А тут смотрю, вы едете. Дай, думаю, пообщаюсь с моими милыми родственниками. Дай, думаю, их обниму. А они, мои дорогие, даже видеть меня не хотят.

Грэйди, наконец, стреляет ровно между нами. Пуля, кажущаяся настоящей, врезается в лобовое стекло моей машины, которое тут же взрывается звенящим салютом из осколков. А потом тьма вдруг разливается в машине, будто попала туда не пуля, а дымовая шашка. Я оборачиваюсь и вижу, как в этой темноте исчезает моя машина, тает, скрывается, впитывается в нее.