Дмитрий Баринов (Дудко) - Ардагаст, царь росов

• Название: Ардагаст, царь росов
• Автор: Дмитрий Баринов (Дудко)
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2000
• ISBN: 5-227-00894-9

Возвратившийся из дальнего похода воин Ардагаст становится царём племени росов. Теперь его ждут опасные приключения: ему предстоит собирать дань с лесных жителей, сражаться с жуткими водяными и гигантскими лешими, оборотнями и полумедведями, давно вымершими древними зверями и самой Ягой-смертью...

---

А костёр уже горел вовсю. Солома, сухое дерево, смола вспыхнули разом, и на заснеженной горе над Десной запылала огненная гора, увенчанная огненным колесом.

   — А мы Морану проводили, об ней не потужили! Уходи, Зима, ко дну, присылай Весну! Масленицу провожаем, света Солнца ожидаем! — кричали люди.

Ардагаст из Колаксаевой чаши вылил в костёр вино, затем мёд и пиво.

Вокруг костра плясали, высоко подскакивая и вертясь, русальцы, и вместе с ними неслись в пляске, забыв про усталость, царь с царицей. Неуёмные северянские девушки выискивали в толпе парней, тянувших со свадьбой, и привязывали им к ноге колодку — небольшой идол Чернобога. Привязали и Ясеню. Тогда он схватил Добряну за руку и при всех прыгнул с ней через костёр.

Догорел костёр. Из леса принесли молодую берёзку, а одели её в рубаху, снятую с Мораны-Масленицы, разукрасили лентами и бусами.

Лютица возгласила:

— Вынесли Смерть из города, несём Весну в город, Весна воскресла!

Все двинулись вниз, на поле. Впереди Мирослава несла Морану-Весну, а за ней Лютица — шест с деревянной ласточкой. По полю, ещё недавно усеянному трупами людей и зверей, разбрасывали пепел и головешки от священного костра — чтобы хлеб лучше рос. Серый пепел ложился на истоптанный кровавый снег — из смерти должна была родиться жизнь. Широко и вольно разносилась над полем веснянка:

Благослови, мати,
Весну закликати:
На тихое лето,
На ядрёно жито!

Мирослава запела:

У нас сегодня Масленица!
Вылетела ластовица.
Да что ж ты нам вынесла?

Лютица откликнулась:

Из коробов жито вытрясла,
На жито-пшеницу,
На всяку пашеницу!

Лютицу усадили на соху, а Мирославу — на суковатую борону, и парни потащили их, бороздя снег и распевая:

Приехала Весна на сошечке, на бороночке!

Мужчины встали в круг, а женщины и девушки разделились. С одной стороны встали жёны и дочери «райских», с другой — «пекельных» и отсиживавшихся ночью в селе. «Райских» вели обе жрицы, «пекельных» — Неждан, ряженный Ягой. Прежде становились венедки против будинок, и первых вела гулящая Лаума, а вторых — хитрая и жестокая Невея. Теперь все были только рады праздновать без этих коварных и опасных колдуний, всё стравливавших между собой и всегда готовых «удружить» отравой или порчей, погубить урожай заломом, а скотину — наговором.

«Райские» запели:

А мы просо сеяли, сеяли.
Ой, Дид-Ладо, сеяли, сеяли.

Ладу здесь величали на будинский лад: «диди» — «великой».

«Пекельные» отозвались:

А мы просо вытопчем, вытопчем.
Ой, Дид-Ладо, вытопчем, вытопчем.

Два женских «полка» по очереди наступали друг на друга, перекликаясь:

- А чем же нам вытоптать, вытоптать?
- А мы коней выпустим, выпустим.

«Пекельные» выводили привычные слова, а чувствовали себя так, будто и впрямь превратились в навьев — злых мертвецов, что на незримых конях скачут ночью по полям и топчут посевы. Ох и злы они были на своих мужей-старейшин! Тем охотнее обещали за пойманных коней выкуп — девушек — и отдавали тех «райским» одну за другой. Первой перешла в «райский полк» Добряна.

Наконец поредевший «пекельный полк» соединился с «райским», и толпа двинулась на Медвежью гору. Рядом со жрицами ехали с обнажёнными мечами, охраняя Морану-Весну и Ладу-Ласточку, Ардагаст и Славобор. И тут же на великолепном коне «небесной» ферганской породы гарцевал — поближе к своей богине — «любимец Артимпасы» Роксаг. Заглядывался он, впрочем, не так на ряженое деревце, как на рыженькую жрицу.

Берёзку-Весну торжественно внесли в Золотые ворота и поставили посреди святилища. После этого лучшие мужи северянские, а вместе с ними и знатнейшие росы, дреговичи, нуры в последний раз уселись пировать в Велесовом сарае. В тесноте, да не в обиде... Многие потом до конца своих дней хвалились, что ели на Масленицу мясо поверженных зверобогов.

За столом Ардагаст сказал Вашвамитре:

   — Знаешь, чего я больше всего боялся этой ночью? Чтобы эти колдуны не вызвали ещё и Индрика-зверя.

   — Этот Индрик, как я понял, вроде слона? Кшатрия этим не испугаешь, — разгладил усы индиец. — На слонов я охотился.

   — Ты забыл, Ардагаст, — вмешался Вышата, — Индрик-зверь из всех зверобогов самый сильный и самый добрый. Никому он зла не делает. И ни один злой колдун его вызвать не посмеет. Не мог Белбог такого могучего зверя создать злобным, чтобы он всё сокрушил. Кто по-настоящему сильный — тот добрый.

А в глухой чаще колдун с двоерогим посохом и две ведьмы оплакивали погибшего духовного владыку Черной земли и слали страшные проклятия всему народу росов, и их окаянному и безбожному царю, и всем, кто, предав исконные прадедовские обычаи, признал его власть.

Глава 8 ЦАРЬ И СМЕРТЬ

Войско росов шло по Северской земле. Шли не торопясь, отягощённые большим обозом и толпой пленных по Судости, потом по Десне. Северяне давали дань безропотно, на царя никто не нарекал. Если он дань берёт, так за это защищает поселян от всех врагов. Велес знает: перед Солнце-Царем, его дружиной и волхвами не устоит никто — ни люди, ни бесы, ни чудища. Доля царя и воина — воевать, волхва — чаровать и молиться, а пахаря — кормить их и себя. А чтобы человек, не старый, не малый и не хворый, вовсе ничего полезного для людей не делал и от них кормился — такого северяне и представить себе не могли. Говорят, правда, водится такое у греков да римлян, только там мало кто бывал.

Многих старейшин сменили сами сородичи, узнав, кому обязаны двойной и тройной данью. Царь, однако, дани не убавил: знайте в другой раз, кого выбирать. Из тёмных волхвов и ведьм, кто не погиб в Моранин день, те сами бежали туда, куца добрые люди таких посылают. Да и там, в дебрях, не всякому удавалось спастись — не так от росов, как от своих же соседей, враз потерявших страх перед тёмными богами и злыми чарами. И горели чернобожьи, ягины да змеевы капища, словно от молний Перуновых. А вместе с росами шла по Черной земле Весна. Таяли снега. Весело подмигивали людям синие глазки подснежников. Птичьи песни наполняли леса вместо зловещего карканья и уханья. Войско шло долинами, а над ними, на священных горах, будто в светлом Ирии, звонкие девичьи голоса выводили веснянки.

- Ой, Лада-Весна, Весняночка,
Где твоя дочка Мораночка?
- Где-то в садочке
Вьёт вам веночки.

Водили девушки с парнями хороводы, играли в «зайчика», в «долгую лозу», в «царя» и «царевну». Удалых росских воинов охотно приглашали и в хоровод, и в игру, угощали их священным печеньем — «жаворонками». Если местные парни противились, девушки пели им насмешливые песни о том, где эти молодцы были, когда росы на Белизне сражались, Медвежью гору добывали. А уж самая большая честь селу — если сами царь с царицей сыграют здесь с девушками в «царя» или «царевну». И никто не боялся бесчестия и буйства даже от сарматов. Да и вовсе они не страшные, эти черноволосые красавцы, лихие наездники и плясуны. Никого не тронут, когда над ними крепкая царская рука.

А старейшины вдруг узнали, что есть и над ними власть. Они, умевшие всё село натравить на непокорного и неугодного им, теперь вызывались этими непокорными на царский суд. И не назовёшь теперь жалобщика сарматским прихвостнем. При всех ответит: «Твоя власть от нас, а царя Ардагаста — от богов. Перед ним, как перед Солнцем, все равны — венеды, сарматы, будины». Ох, не то было при Сауаспе. Тот дал и дань, и сверх дани, и бесчинствовало в сёлах его воинство, будто ветер степной. Только ведь пошумят, уйдут, и снова всё как при дедах и прадедах. А теперь... Не знаешь, какому богу молиться, чтобы избавил от такого царя, перед которым и страшные зверобоги не устояли.

В село Синьково на Судости вместе с росами пришёл невзрачного вида мужичок в сером кафтане и островерхой шапке. В семенившей за ним большой серой собаке поселяне не сразу признавали волка. Мужичок, похоже, хорошо знал село. Прошёл мимо длинных домов будинов, мимо венедских мазанок и подошёл к небольшой, но добротной хате, стоявшей на отшибе, у самого леса. Толкнул калитку. Собаки залаяли, но забились в угол, стоило волку оскалить зубы. Постучал в дверь: