Дмитрий Баринов (Дудко) - Ардагаст, царь росов

• Название: Ардагаст, царь росов
• Автор: Дмитрий Баринов (Дудко)
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2000
• ISBN: 5-227-00894-9

Возвратившийся из дальнего похода воин Ардагаст становится царём племени росов. Теперь его ждут опасные приключения: ему предстоит собирать дань с лесных жителей, сражаться с жуткими водяными и гигантскими лешими, оборотнями и полумедведями, давно вымершими древними зверями и самой Ягой-смертью...

---

Ардагаст огляделся: где же Шишок? Неужели не оставила от него проклятая тварь даже пепла? И тут волосатая серо-зелёная гора снова выросла перед царём. Обеими руками леший поднял тело змея над собой и заревел, захохотал, засвистел на весь лес. Ему вторили торжествующие крики росов. Потом лешак взял громадную тушу за хвост, раскрутил её, сам едва удержавшись на ногах, и забросил в самую глубь огненного пекла, взметнув огромный сноп искр выше леса. Индиец добродушно усмехался в пышные усы. А Шишок вытер пот и бодро сказал:

— Давай, царь, я вас через лес проведу.

И войско двинулось лесом дальше. Впереди шагал огромный леший и где надо расшвыривал завалы, выворачивал деревья. Последними шли Вышата с Миланой. Но Визунас, растерявшийся было после гибели змея, снова принялся колдовать. С Медвежьей горы его поддержал своими чарами Чернобор, но сила их ослаблялась расстоянием, и верховному жрецу оставалось лишь досадовать, что он не отправился на Белизну сам. Больно уж привык действовать чужими руками. Обернуться вороном и полететь на помощь голядину? Можно не успеть. Да и побаивался великий чародей Черной земли меряться силами с Вышатой, с которым он не мог сравняться ещё в Чёртовом лесу.

Огненная стена встала перед росами, когда те переходили Белизну там, где река была мельче, а склоны долины не столь круты. И снова пекло расступилось перед огнём Колаксаевой чаши и ветром Вышаты. Бесовский огонь растопил лёд, но прогреть мёрзлую землю в пойме не успел, и всадники не завязли в грязи. Не остановил их и горящий лес. Шишок даже в нём умудрялся находить дорогу. Когда они наконец вышли из огня на опушку леса, Ардагаст спросил Хилиарха:

   — Ну что, твой почтенный Гай Плиний Секунд прошёл бы с нами через всё это?

   — Ты его не знаешь. Ради одной главы в своей книге он не отойдёт от вулкана, пока не кончится извержение. А смерти он, как подлинный стоик, не боится. Ибо она, как и все дары судьбы, от человека не зависит. В его воле лишь встретить их достойно или недостойно.

Радвила, заметив смерть Гимбута, лишь усмехнулся. Поклус знает, кому посылать гибель, а кому победу. Один соперник наверняка сгорел, с другим сквитался Седой Волк: «Тоже небось не пожалел жертв Подземному». Если сейчас удастся справиться с венедами, значит, Пепельный судил сделаться царём леса ему, Радвиле Рыжему Медведю. Как он тогда заживёт — не хуже сарматского царя! А человечины всё равно есть не будет. Пусть это делают голядины. А он их будет посылать в бой впереди всех. Чтобы все враги боялись воинов великого князя лесного края.

И вдруг со стороны леса заржали кони, зазвенели доспехи. В первый миг литвинам и голядинам подумалось, что это духи сгоревших росов выходят из огня. А мохнатый великан с дубиной, верно, какой-то дух, что поведёт их в царство мёртвых. Но тут загремел над деснинскими кручами страшный сарматский клич: «Мара!» И разом пропала у северных лесовиков охота воевать. Не думали уже ни о победе, ни о добыче, ни даже о славной смерти. Да как биться с этими железными людьми, которых даже огонь пекла не берёт? Конные и пешие бежали кто в лес, кто в болото, кто по льду через Десну — лишь бы уйти от сарматских копий, способных пробить не то что кожаный, а и железный панцирь, от длинных мечей и метких стрел.

Славным и опытным воином считали все Радвилу Рыжего Медведя. Умел он побеждать, нападая из засады, ночью, врасплох. Умел отсидеться в крепком городке, истребить слабого врага, уйти от сильного непролазными дебрями. Потому и возвращался всегда из походов если и не с добычей, то живым и здоровым, после чего князь с дружиной принимались дни напролёт пировать или просто валялись на звериных шкурах и потягивали меды и пиво. Работать эти крепкие, здоровые мужи не любили — на то есть невольники, простые родовичи, жёны. Не можешь или не хочешь стать дружинником — значит, корми его. Не лез Радвила ни в какие рискованные дела. И в это не полез бы, не надейся князь на богов и колдунов. И мечтал отнюдь не о славной гибели за племя или богов, а о спокойной старости, когда, окружённому славой, не нужно будет даже воевать, а только попивать крепкий мёд, слушая песни о собственных подвигах.

Теперь, когда сарматы железным вихрем обрушились на его войско и не помогли ни боги, ни чародеи, Радвила даже не пытался собрать людей и увести их из-под удара, а просто хлестнул коня и погнал его к спасительному лесу. Кто-то из богов всё же заботился о князе. Не настигли его ни копьё, ни стрела, и косматый великан, расхаживавший вдоль окраины леса, не вбил еловым стволом в землю вместе с лошадью. Узкими лесными тропами скакал Радвила на запад и клял на чём свет стоит колдунов. Да чтобы он ещё когда связался со всеми этими ведунами! Да чтоб они все провалились в пекло, к своему хозяину! Чтоб их Перкунас огненными стрелами бил заодно с чертями и змеями!

Выбрались живыми из побоища и полумедведи, тоже не склонные отдавать жизнь за что бы то ни было. Бурмила вынес на себе израненного и искусанного волками брата, скатился вместе с ним с обрыва, и, добравшись до припрятанных в укромном месте у берега коней, косолапые храбры переехали по льду Десну и скрылись в дебрях к востоку от неё.

Визунас, видя, что битва проиграна, позаботился о войске не больше бросившего его князя. Жрец не служил никакому племени, но лишь самому себе и своему хозяину — Подземному. Да и какое было дело до людей тому, кто наполовину не был человеком? Не зря он носил имя дракона — пожирателя душ. От кого родился будущий жрец — об этом знал только он сам, да тёмная ночь, да его мать-ведьма, да ещё несколько колдунов. Сейчас Визунас думал лишь о том, чтобы уничтожить виновников своего поражения, покуда они были утомлены волховным боем.

Не обращая внимания на дружинников, охранявших его в течение всего боя, жрец обернулся вороном и перелетел Белизну. Ясень и его воины опешили, когда на их глазах чёрная птица превратилась в невысокого, с коня ростом, но длинного чёрного ящера. Чудовище шло на людей, разинув усаженную острыми зубами пасть. Оно не имело крыльев, не изрыгало огня. Но от его чёрного чешуйчатого тела, от четырёх мощных когтистых лап, от могучего хвоста, взметавшего снег, веяло нездешней, безжалостной силой. Ещё страшнее когтей и зубов ящера были его глаза, горевшие холодным синим огнём. В них не было ярости огненного змея — лишь неумолимость и всесилие смерти. Смерти окончательной и неотвратимой, ибо души, скатившиеся со стеклянной горы на дно преисподней, не ждала уже никакая жизнь, даже самая жалкая и мучительная. Их пожирал дракон, отец чёрного жреца.

Простые северянские парни застыли, опустив оружие, не в силах даже убежать. Ясень беспомощно оглянулся на волхвов. Вышата едва держался на ногах, поддерживая Милану, склонившую голову ему на плечо. Длинные распущенные волосы волхвини падали ей на лицо. Ящер, взглянув на северян, мотнул большой вытянутой головой: мол, уходите. Как просто: если слаб — не мешай злу. Кто тебя осудит, если отступил там, где не выстоял сам великий волхв Вышата... А вдруг и выстоит? Вот он достал из сумки кремнёвый нож — наверняка не простой... Может, чёрного змея другое оружие не возьмёт? Перун разит змеев каменными стрелами. А они, северяне, простые воины, не Громовичи небесные.

От Белизны до Почепа было дальше, чем до Медвежьей горы, и чары двух жриц доходили плохо. Зато доходил их мысленный зов. И Ясень услышал тихий, но настойчивый голос матери: «Ты что, сынок? Зачем я тебе отцовский меч дала?» И другой, девичий голос: «Ясень, милый! Это же гивойте! Просто гивойте!» Гивойте! Так называли будины больших, в локоть длиной, чёрных ящериц, которых они держали дома и поклонялись им, как домовым. А домашних ужей почитали не только будины, но и венеды.

Рука Ясеня, в растерянности теребившая пояс, вдруг легла на увенчанную кольцом рукоять меча. С этим длинным мечом его отец Лютослав бился под Экзампеем. И навеянное синими глазами могильной твари оцепенение разом прошло.

— Ребята, вы что, ящериц не видали? Это гивойте-переросток, вот и всё! А ну, в копья его, в топоры его! Перун-змееборец с нами!

Издав злобное шипение, ящер бросился на людей. Он мог бы мощными челюстями перекусить пополам любого из них, мог переломать кости одним ударом хвоста. Но сейчас на него разом обрушились удары семи рогатин и трёх топоров. Не ожидавший такого отпора, Визунас повалился на бок. Встать ему уже не удалось. Теперь его били прямо в незащищённое брюхо. Хвост перестал двигаться после удара топором по крестцу. Ясень всадил копьё в пасть змею, и, пока тот крушил зубами прочное древко, Лютич разрубил ему мечом шею. Ломая оружие, северяне без устали рубили и кололи, пока вдруг не обнаружили, что кромсают тело не ящера и не человека, а невиданной твари в чёрной человеческой одежде, с зубастой головой ящера и чешуйчатыми когтистыми лапами.

   — И от кого только такие родятся! — с омерзением сплюнул кто-то.