Джуд Морган - Тень скорби

• Название: Тень скорби
• Автор: Джуд Морган
• Издательство: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»; ООО «Книжный клуб “Клуб семейного досуга”»
• Жанр: Проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9910-1092-4

Роман рассказывает о жизни Шарлотты Бронте. На пути к признанию и известности ей пришлось пройти через тяжелые испытания — бедность, несчастную любовь, смерть близких… Однако она сумела осуществить свою мечту — стала одной из самых популярных писательниц. До сих пор остается загадкой, что питало ее страстное воображение…

---

2

Тайные жизни замужних женщин

— Скажите, мисс Бронте, ваш брат никогда не учился в университете? — спрашивает миссис Робинсон.

— Нет, сударыня, — отвечает Энн. — Его обучал дома наш отец, который в свое время закончил Кембридж.

— Неужели? Удивительно. — Миссис Робинсон заглядывает в трюмо. — В его манерах есть что-то такое…

— Мама, мы же поедем на бал охотников? Я просто погибну от разочарования, если не поедем.

— Моя дорогая Лизи, тебе еще нет семнадцати. Едва ли подходящий возраст, чтобы говорить о смерти от разочарования.

— Вот так и приходится проводить бесценные годы юности, загнивая здесь. Тебе-то что, мама, у тебя уже все было.

Миссис Робинсон обращает к Энн взгляд насмешливого терпения. Энн часто становится объектом таких взглядов. Далека от наперсницы — но, быть может, свидетельница, способная дать показания. Как это случается позже, когда мистер и миссис Робинсон вступают в один из своих супружеских споров.

— В последнее время я замечаю явное улучшение в поведении Эдмунда. Он уже больше склонен слушать и слушаться, — говорит миссис Робинсон. — Вам так не кажется?

— Возможно. Да, немного, — отвечает мистер Робинсон, пожимая плечами.

— Мистер Бронте обучает его широкому спектру дисциплин: он сыплет фактами из разнообразнейших сфер познания. Знаете, мне кажется, в этом и заключалась проблема Эдмунда — ему просто было скучно и нудно.

— Понимаю. Что ж, спасибо за очередной упрек. По всей вероятности, вы думаете, что мне приятен этот навязанный уклад: неспособность вести активный образ жизни, невозможность быть отцом, каким я хотел бы быть моему сыну…

Приступ кашля останавливает его.

— Вы не жалеете меня, мистер Робинсон. Я почти боюсь с вами разговаривать: я пытаюсь ободрить вас, отвлечь беседой, но единственной наградой мне служит ваше вечно дурное настроение.

Безусловно, Энн только выиграла, приведя в дом Брэнуэлла, который, похоже, и в самом деле творит чудеса со своим учеником. Энн, которой никогда не удавалось вложить в кудрявые головы барышень Робинсон больше половины какого-нибудь понятия, старается не завидовать успехам брата.

— Эдмунд декламировал мне сегодня, мистер Бронте, и декламировал очень хорошо. Хвалю вас, — говорит миссис Робинсон. — Нет, я не просила его об этом, что меня больше всего поразило, — он просто хотел, чтобы я послушала, потому что ему это нравится. Но полагаю, сударь, вы и сами неравнодушны к поэзии. Ах! Нет, просто узнаю родственную душу. Было время, когда я грезила, погружаясь в поэзию, часами напролет, забывая даже о еде и питье. Боюсь, однако, что жизнь сурово обходится с подобными склонностями.

— Сурово, сударыня? — Брэнуэлл мрачно улыбается. — Обычно она давит их грязными сапогами.

— Мистер Бронте, надеюсь, вы простите меня за упоминание об этом, но вы выглядите несколько удрученным. Очень надеюсь, что мистер Робинсон не был опять с вами строг.

— Нет, сударыня. А если бы и так, поверьте, мне хватило бы благоразумия не падать духом по этому поводу и сделать должную поправку на его недуг.

— Поправку, конечно, необходимо делать, хотя, признаться, это не всегда легко. И все-таки я воспользуюсь преимуществом женщины и буду настойчива. Скажите, с вами все хорошо? Ваши апартаменты в поселке, там уютно?

— Вполне уютно, благодарю вас, и очень тихо. Ну, разве только тишины чуть больше, чем хотелось бы. Если я иногда и страдаю от упадка духа, то лишь в том случае, когда остаюсь по вечерам один. Но это скоро проходит, стоит только подумать о возвращении сюда следующим утром.

— Знаете, мистер Бронте, я не вижу ни единой причины, по которой вы не могли бы приходить к нам по вечерам, en famille[82]. Господь свидетель, время для нас тоже часто тянется очень медленно, а мистер Робинсон вынужден отходить ко сну так рано… Вы, кажется, играете на фортепьяно? Да, я спрашивала вашу сестру, а может, она случайно упоминала об этом, не знаю…

Энн, конечно, тоже играет, но ей недостает манеры Брэнуэлла и… довольно. Отбрось зависть. Думай о хорошем. Ты чего-то достигла — ты нашла для Брэнуэлла место, где он как рыба в воде и где ценят его таланты. Не обращай внимания на голос, кричащий: «A как же я?» Учись пропускать его мимо ушей, как безжалостное тиканье часов.

— Гений. Прекрасно, мадемуазель Бронте, я вижу, это занимает вас больше всего. Давайте еще немного поговорим об этом. Учтите, мы будет спорить.

Шарлотта не возражает. Этот обмен, эти волшебные короткие часы общения с ним для нее как воздух; все остальное время она словно плавает под водой и только ждет, чтобы вынырнуть на поверхность и глотнуть этого воздуха.

— Я хочу сказать, что сила гения заключается в том факте, что она не ограничена. Ее не нужно планировать, взвешивать, пересматривать или подправлять. Она просто льется наружу — она ревет, как пожар, или несется вперед, как потоп…

— Ах, полно, вы должны пересмотреть свое мнение, мадемуазель Бронте. Вам не кажется, что оно слегка протухло? Ревущие пожары и несущиеся вперед потопы. Каждое церковное кладбище мрачно, и каждый воин отважен. Эта неопределенность и неточность как раз и стоит на пути ваших усилий писать энергично и свежо. И я говорю не только о наших с вами упражнениях. У вас есть амбиции, которые идут дальше, не так ли?

— Едва ли я смела лелеять их с тех пор, как мне сказали, что я… — Шарлотта смотрит вперед, потом отворачивается, чтобы собраться с духом, и отвечает, словно прыгает в пропасть: — Да, месье, есть… и я буду рада, если вы поможете мне попытаться их реализовать.

Ну вот, она удачно приземлилась. За спиной, на далеком берегу, мистер Саути пожимает плечами и улетучивается. Но папа все еще стоит там и качает головой. Она посмотрела в глаза месье Хегеру. Странно, как, находясь далеко, забываешь, какие они, забываешь об их богатой темноте и думаешь, что только голубые глаза могут смотреть так пронзительно. Мнение света.

— Я и не думал иначе. Но, опять же, мы должны бороться. Возьмем, к примеру, ваш потоп. — Он резко подскакивает и идет к двери кабинета. — Предположим, река вышла из берегов и вода вот-вот окажется здесь. Впустить ее? — Он распахивает двери. Видно, как аккуратная спинка мадам Хегер скользит по коридору. — Пшш, вот она. Пропитывает ваши юбки и мои брюки и, возможно, лишает равновесия вон тот табурет. А потом просто расплескивается по комнате и превращается в глубокую лужу. Но при этом остается тем же объемом воды — нет, меньшим, гораздо меньшим. Выпущенный под давлением через узкую трубку, я мог бы сбить вас с ног. Так же и с гением. Он должен быть сконцентрированным, а не рассеянным. Чего вы боитесь? Что потеряете свою силу?

— Быть может, да. То есть… если я обладаю какой-то силой…

— Ах, прошу, не надо играть в скромность. У вас есть сила, мадемуазель Бронте, и вы должны это знать. А теперь послушайте. Вы хотите писать, не правда ли? И не просто маленькие женские безделицы для убийства времени, вы хотите писать хорошо, да?

— Да, да.

— Тогда вам следует быть готовой раздеться донага. Никаких пряток. Не вздумайте укрываться за бахвальством или высокопарными понятиями о гении, вдохновении, за утверждениями, что нужно просто позволить этому литься наружу, и тому подобной ерундой. Вы должны прилагать усилия, еще и еще, и только тогда сможете предстать перед читателем и сказать: «Я сделала все возможное, чтобы создать это, и это лучшее во мне». — Внезапно у него поднимается кожа на голове. — Помню, у нас была схожая беседа с вашей сестрой, мадемуазель Эмили. Нет, не беседа, я говорил, а она решительно сопротивлялась. Интересно, восприняла она что-нибудь из этого? Я питаю надежды. — Палец абсурдной ревности толкает Шарлотту под ребра. — Так, значит, не удалось уговорить ее вернуться? Ну что ж, я знаю силу этой воли. Не хотел бы я сражаться с ней по-настоящему. Думаю, к другим она была бы такой же беспощадной, как и к себе. Но боюсь, мадемуазель Бронте, что вам будет одиноко без сестры. Конечно, ваш французский сейчас настолько свободен, что вы можете беспрепятственно общаться с остальными учителями. Кроме того, мадам Хегер присоединяется ко мне в надежде, что по окончании дневных трудов вы могли бы навещать нас в наших апартаментах и чувствовать себя en famille, так что…

— Спасибо, месье Хегер… но не может ли это оказаться очередным мнением света? — Шарлотта улыбается, хотя улыбка воспринимается как-то отдельно от нее. — Если женщина одна, ей обязательно должно быть одиноко?

— Я не говорю, что все мнения света ошибочны. Я говорю лишь, что их надо проверять. — Его взгляд мрачен, но ласков; потом он вдруг потягивается и улыбается. — Это мне кое о чем напомнило. О моем дорогом покойном отце. Хотя наше имя указывает на немецкое происхождение, отец всегда питал сильнейшую неприязнь к тевтонцам. Всего один раз в жизни он был в немецком городе, когда дела привели его в Гамбург, — и там лошадь наступила ему на ногу. Этот случай почему-то укрепил его во всех предубеждениях. И после него (настолько прочной оказалась связь понятий) стоило только отцу увидеть, что кто-то хромает, он говорил: «Немец, думаю, — вот бедолага!» — Месье Хегер посмеивается, смотрит на часы. — Что ж, я должен идти знакомить с математикой маленьких мальчиков, которые, боюсь, откажутся с ней знаться. Спасибо вам, мадемуазель Бронте, за… — он постукивает себя по виску, — за подкрепление.