Вольфганг Фишер - Австрийские интерьеры

• Название: Австрийские интерьеры
• Автор: Вольфганг Фишер
• Издательство: Петербург — XXI век
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-88485-074-3

Историко-автобиографическая дилогия Вольфганга Георга Фишера (род. в 1933 г.) повествует о первых четырех десятилетиях XX века, связанных с бурными и трагическими переменами в жизни ее героев и в судьбе Австрии. В романах «Родные стены» и «Чужие углы» людские страсти и исторические события вовлекают в свою орбиту и мир предметов, вещей, окружающих человека, его среду обитания, ту своеобразную и с юмором (порой весьма горьким) воспроизведенную «обстановочку», которая служит фоном повествования и одновременно составляет существенную часть его.

---

— Гитлера нам Бог послал, — говорит человек в ермолке, купюры и золотые монеты он уже пересчитал и разложил стопками и столбиками по столу. — Гитлер — это бич Божий. Не будь его, мои внуки и правнуки, да и все мы перестали бы быть евреями.

И тут он называет Матросику время отбытия поезда, на котором деньги контрабандой перевезут с венского Западного вокзала на вокзал в Цюрихе, называет сумму комиссионных и некое цюрихское кафе. Там, за вторым или третьим столиком справа от входа, будет сидеть его доверенное лицо, к которому следует обратиться с условной фразой: «Добрый день, господин Поргес, вы ведь знакомы с моим братом с Малой Шперльгассе», а доверенное лицо позаботится обо всем остальном. Матросик забирает пустой портфель, прощается и, уже спускаясь по лестнице, внезапно соображает: «Господи! Я ведь только что вручил совершенно незнакомому человеку целое состояние, всю движимость Гого Гутмана и мое скромное нажитое… Будем надеяться, все сойдет, хотя отец и учил меня всегда требовать расписку, но, к счастью, он не мог и представить себе, как пойдут дела во времена переворотов и всяческих революций, а значит, прибрав его к себе, Господь Бог уберег отца хотя бы от этого. Аминь!»

Так или иначе, позже он не мог простить себе того, что в день этой сделки не обратил внимания на промелькнувшее в утренних новостях сообщение о сумме в рейхсмарках (хотя пересчет еще не был официально произведен), которую фюрер в то же утро посулил каждой парс брачующихся в качестве безвозвратной ссуды. Молодой таксист, с подчеркнутой и торопливой вежливостью открывший Матросику дверцу машины после его финансового «каносского покаяния», пробормотав к тому же: «К вашим услугам», сообщил ему на обратном пути по Верхней Дунайской улице и мосту Аугартен о том, как осчастливило его самого и его невесту это утреннее сообщение, потому что до сих пор у них не было ни малейших шансов заработать себе на приличное жилье, а теперь они смогут наконец пожениться. Эту сумму Матросику следовало запомнить во что бы то ни стало, понял он позже, чтобы впоследствии, за границей, рассказывать потрясенным слушателям о плате за политическую перевербовку целой семьи (а ведь семьи, как известно, являются ячейками государства), исчисленной в рейхсмарках с точностью до пфеннига.

В отцовской, а точнее в материнской квартире на Шоттенринге сидит его брат в строгом деловом костюме за письменным столом, украшенным красивой резьбой, сидит, обложившись стопками бумаги, исписанной исключительно математическими расчетами и формулами: как адвокату, ему отныне нечем заняться, математика — его хобби, а кроме того Элеонора Ландфрид в ходе одного из сеансов предсказала, что именно ему суждено решить одну из алгебраических задач, мучающих все человечество своей неразрешимостью.

— Наш бывший помощник, — начинает брат, едва Матросик переступает через порог, — обзавелся богатой аристократической клиентурой. Он попробует раздобыть мне официально заверенного арийского отца-аристократа. Ему это будет не так уж трудно при его связях и с учетом того, как хороша была наша мать в молодости, — ты ведь знаешь, — капитан военно-морского флота, граф фон Такой-то, и так далее, и так далее… и прежде всего мы со всей серьезностью относимся к кандидатуре эрцгерцога Евгения. Будучи гроссмейстером тевтонского рыцарского ордена, он не мог жениться, он был хорош собой, высок, женщины его боготворили, предполагается, что в Вене живут десятки его сыновей, знаменитые дирижеры, отпрыски респектабельных буржуазных семейств, и внешне все на него похожи. Ну, так почему бы и не я? Лулу утверждает, что сумеет сделать так, чтобы в это поверили. А став полуарийцем, я буду спасен, я смогу остаться, конечно, не адвокатом, но как-нибудь перебьюсь и частным преподаванием!

Матросик нетерпеливо переминается с ноги на ногу; ему мгновенно приходит на ум «Галерея прекрасных дам», расположенная в коридоре между кабинетом и личными покоями Лулу, — целая галерея крупных фотопортретов улыбающихся дам венского света (и каждая фотография подписана мастером) со строками посвящения то под снимком, то просто-напросто поперек: «Моему любимому Лулу», «Лулу — это было незабываемо!», «Лулу, о Лулу, о-ля-ля!», «Лулу — ненасытному», «Лулу — на память о незабываемом», «Лулу — вечному дамскому угоднику», приходит на ум эта выставка красоты и красавиц, приходит на ум сам Лулу, ведущий ничем не омраченное существование истинного сибарита и получивший новые блистательные коммерческие возможности в связи с тем, что собравшееся в эмиграцию зажиточное еврейство препоручает ему ликвидацию недвижимости; все это моментально приходит ему на ум, и он нетерпеливо переминается с ноги на ногу, однако не из-за мыслей о Лулу и не из-за фантазий об аристократическом происхождении, высказываемых братом вслух, а потому что сюда он прибыл на встречу с подругой жены по молодежному социалистическому движению; та пообещала проконтролировать незаконную доставку денег в Цюрих, поприсутствовать при совершении «всего остального» в самом Цюрихе и положить деньги на номерной счет в ближайший банк.

Инга Тильман — крупная белокурая синеглазая красавица, под стать жене Матросика; она словно сошла с цветной пропагандистской открытки Министерства расовой чистоты: юная немка со снопом колосьев на празднике сбора урожая в тысячелетнем рейхе… Вдобавок именно левые социалисты и коммунисты представляют собой идеальных кандидатов на совершение подобных нелегальных поездок за границу: дядюшка Руди с массивной стопкой зеленых стодолларовых банкнот на нужды товарищей в сражающейся Испании, а теперь Инга Тильман, девушка с открытки, отправляющаяся ранней весной 1938 года по маршруту Вена — Цюрих. Именно Инге Тильман предстоит в урочный час подойти в цюрихском кафе к господину, сидящему за вторым столиком справа от входа, и обратиться к нему со словами «Добрый день, господин Поргес, вы ведь знакомы с моим братом с Малой Шперльгассе?», а затем и проделать «все остальное». Я мог бы завершить историю незаконного вывоза в Цюрих золотых монет Гого Гутмана и скромных накоплений Матросика, приведя в качестве надлежащей цитаты заголовок одной из глав в книге Хранителя Великого Мифа: «Современная каббалистическая наука о финансах, еврейская магия», будь я сейчас расположен к шуткам и имей этот вопрос лишь чисто академический интерес.

Матросик в те дни все больше и больше тяготеет, так сказать, к новозаветным районам города нибелунгов: однажды он отрывается от арийского ангела-хранителя Францля перед главным порталом Шотландской церкви, входит в нее шагами школьника времен своего детства, проведенного под сенью бенедиктинцев («да поможет мне Бог», здесь, в церкви, со мной ничего не может стрястись), погружает указательный палец в святую воду, быстро, но не автоматически, как поступали ученики Шотландской гимназии перед школьной молитвой, крестится, ненадолго замирает у лестницы, ведущей на хоры, преклоняет, как положено, колени перед алтарем, проходит за него и тянет на себя снабженную колокольчиком стеклянную дверь, ведущую в коридор, где находятся кельи. Он называет служке имя своего прежнего классного наставника, отца Себастьяна Траппа, и вот его проводят барочно-гулкими монастырскими коридорами под барочно-гулкими сводами, и вот его препровождают к престарелому бенедиктинцу. С ним наскоро обсуждается тайная или, скорее, явная цель визита, — нельзя ли, мол, получить свидетельство о крещении, совпадающее по году со свидетельством о рождении, поскольку свидетельство о крещении в семилетнем возрасте определенно является ошибкой регистратуры, исправив которую, можно свести на нет и такой «подарочек» каббалы, как свидетельство о рождении, выписанное еврейской религиозной общиной. Да и его брату понадобится прийти сюда же за тем же самым, за этим как бы новым благословением воистину спасительной церкви, ведь никогда не знаешь, в какой ситуации тебе может пригодиться свидетельство о рождении (год которого, к сожалению, зафиксирован в совершенно ином документе).

Отец Трапп без видимых колебаний обещает исправить задним числом спасительную бумажонку. Успешно решавшаяся на протяжении десятилетий задача — провести отпрысков еврейских буржуазных семейств через чистилище Шотландской гимназии в истинно католический рай на этом свете, а также, что не исключено, и на том, — задача эта обретает сейчас, в период с марта по май 1938 года, новую актуальность, и к ее исполнению приступают с подобающей отцам-исповедникам основательностью. Перед прощанием отец Трапп заглядывает Матросику в глаза с благожелательностью школьного учителя, которому приходится сообщить любимому ученику, что тот не справился с контрольной, и несколько униженно произносит:

— Я всегда знал, что проклятые пруссаки принесут нам несчастье, при монархии все, по меньшей мере, шло как шло, но сейчас я говорю: Да поможет нам Бог! — И чуть ли не шепотом добавляет: — А ты знаешь, что Магнус сыт всем этим по горло? Он плакал, когда прощался со мной по телефону, он возвращается в Прагу!