Юлия Михуткина - Совместный номер. Противостояние (СИ)

• Название: Совместный номер. Противостояние (СИ)
• Автор: Юлия Михуткина
• Жанр: Современные любовные романы

Умей проигрывать для достижения цели.... Что мы представляем собой без своей брони амбиций, рациональности и здравого смысла? Мы уязвимы в своих чувствах, движимы целью добиться своего, каждый имея свои желания, страхи, достоинства и недостатки. Она самостоятельная и, даже не хватая звезд с неба, не имея громкой популярности, четко знает, чего хочет от жизни. Но судьба подкидывает то ли удачный то ли наоборот разрушающий финт – встречу с ним: несерьезным, популярным, наглым и амбициозным. Они встретятся в противостоянии интересов и целей, став конкурентами, но и этому быть недолго. Объединенные в пару на шоу талантов для совместных номеров, они узнают друг друга настолько, что всё, казавшееся значимым раньше – уйдет на второй план, поставив перед ними новую дилемму, последствием которой могут стать неоправданные обещания и разбитые судьбы.  

---

Под вечер мы накрываем стол, Коннор привозит к нам бабушку. Вся семья в сборе, мама немного суетится, чувствуется предвкушение теплого семейного праздника.

Расставив последние подарки под елкой, она зовет всех к столу. Атмосфера странная. Мы все сидим за одним столом и немного переглядываемся. Конечно, я и надеяться не смела, что Коннор будет с нами на Рождество, но вот он, а мне неловко.

Тишину разряжает голос Кэвина с вопросами о предстоящих боях Коннора. Мы все подключаемся, становится немного проще, но совсем ненадолго. Ужин подходит к завершению, когда мама неожиданно встает из-за стола и, взяв под ёлкой одну из коробок, возвращается к нам, протягивая её Коннору.

– Это вам, дети. – Вижу, как она взволнованно смотрит на коробку и на Коннора.

За столом снова воцарилась тишина, слышен только шелест разрываемой бумаги. Коннор открывает крышку и задумчиво с лёгким недоумением на лице смотрит внутрь. Пытаясь понять его озадаченность, заглядываю в коробку и моё сердце замирает. Я забываю, как дышать, глядя на содержимое подарка. На первый взгляд там ничего особенного – шерстяной зимний свитер с норвежскими мотивами и пара теплых носков, но я знаю к чему это, и в горле пересыхает.

И мама рассказывает ему наш семейный обычай, что этот комплект вещей для пары – одна вещь ему, одна – ей, а вместе они одно целое, один неразрывный комплект.

Мама! Господи, мам, что же ты делаешь? Я не знаю, как он это воспримет. Примет или убежит? Между нами такая тонкая нить! Я в нём так не уверена, совсем не уверена…

Мама продолжает говорить о том, что Коннор так много для нас сделал, стал для неё сыном, нашим полноправным членом семьи, и мы с ним теперь связаны. Рассказывает, что так и она получала вещи, и моя бабушка, но я почти не слышу этого, её слова становятся просто фоном. Я потрясена её подарком. Для меня это много значит, слишком много. И он… он тоже стал для меня незаменимым. И я боюсь его реакции.

Тянусь за стаканом с водой, трясущимися от волнения руками, отвернувшись от него и мамы, чтобы прочистить пересохшее горло. Судорожно сглотнув, и резко втянув носом воздух, я решаю вмешаться в этот процесс.

– Мам, спасибо. – Забираю из коробки пару носков, всё-ещё боясь посмотреть на Коннора, и встаю из-за стола. Вручив свои подарки, с улыбкой, иду в кухню включить чайник.

Не умею я ни долго кривляться, ни ехидничать. И сейчас натягивать напускные эмоции для меня будет неестественно и сложно. Уж лучше я остыну на кухне в одиночестве, хотя-бы не надо ни перед кем притворяться, что всё хорошо. Я остыну, переживу свои эмоции здесь и вернусь к ним после того, как немного отойду.

– Тебя смутил мамин подарок. – Слышу приближающиеся шаги за спиной.

Черт. Он понял, как меня это задело.

– Да, это слишком важно для меня, слишком… слишком интимно. Я не знаю, приняла ли я бы в другой ситуации этот подарок, мы просто оба не могли ей отказать, верно? – Поворачиваюсь, откровенно глядя ему в глаза и охватив плечи руками, словно защищаясь от несказанного мне ещё ответа, но уже боясь его. ­– Ведь ты же понимаешь, какую смысловую нагрузку это несёт.

– Кирс, но она же не сказала, что хочет прямо сейчас помолвку и всего, что следует дальше. Ты боишься, что я сбегу, понимая, к чему ведёт её подарок?

– А ты не сбежишь?

– Я согласен, что всё слишком рано, но я не сбегу. А твоя мать, ну для неё мы просто с тобой многим связаны.

Он воспринял это проще, чем я ожидала. Чувствую, как тревожное напряжение уходит, сменяясь расслабленностью облегчения. Как камень с души. Это же его не оттолкнёт, в дальнейшем?

Но всё оказалось проще. Он принял от мамы свитер, подарил Кэвину абонемент на вход в арену во время рестлерского сезона, чему Кэвин был безгранично рад. Обстановка немного разрядилась.

Рождественский день прошёл весело и беззаботно: мы катались на коньках, играли в снежки, пили горячий Глинтвейн, смотрели в очередной раз, затертый ежегодным просмотром до дыр, «Один дома» с Макколеем Калкиным. Казалось, мы забыли за мамин подарок и всю неловкость, связанную с ним.

Но дни шли, Рождественские каникулы закончились и каждый вернулся в свою повседневную жизнь. Я восстановилась в университете, Коннор вернулся в Новый Орлеан. Но вскоре он приехал опять, забирая меня в Орлеан, уговорив на операцию.

Ему особо долго и не пришлось меня уговаривать. Шрамы у меня большие, глубокие, а быть его девушкой, на виду у всех, да и самой видеть каждый день свои ноги не было внутренних сил. Я просто смирилась с тем, что есть, и была рада, что осталась живой, но он подарил новую надежду и я поверила. Он убедил, что всё будет хорошо, что так нужно и что я потом это отработаю. И я согласилась.                     

По палате снуют туда-сюда медсестры, подключая разные приборы и проводки к моему телу. Одна из них, взяв мою руку, туго сминает мне запястье, нащупывает вену и ставит иглу с трубочкой. По тонкой трубке подсоединенной капельницы, как по артерии струится прозрачная жидкость. Моё тело готово, я подготавливала себя к этому моменту, но страх есть, причем жуткий. Я очень волнуюсь, меня бросает в дрожь, всплеск адреналина гоняет кровь по венам, как заядлый гонщик по автодрому, учащенно дышу, и от его взгляда это не уходит.

Коннор обходит кровать с другой стороны, берет мою ладонь в свою и мягко гладит тыльную сторону шершавыми подушечками пальцев, нежно водит по костяшкам большим пальцем.

– Малыш, всё будет хорошо, – на его лице мелькает улыбка, но как-то натянуто, я бы даже сказала напряженно. Ему тоже не по себе, как и мне.

Откуда-то сверху возникают руки, и на моё лицо опускают маску. Раздается щелчок и она начинает шумно заполняться кислородом. Веки тяжелеют, в глазах всё растворяется, звуки становятся приглушенными, а потом и вовсе уходят на второй план.

– Я здесь, я буду рядом… – откуда-то отдаленно слышу слова в сером непроглядном тумане, который втягивает меня всё сильнее и сильнее в темный непроглядный кокон.

Я в серой пустыне. Иду и протягиваю руки вперёд. Туман сплошной, не вижу ничего перед собой, и очень хочется пить. Слышу собственный кашель. Появляется горьковатый привкус во рту. Звуки становятся чётче, слышу шорохи, едкие запахи лекарств. Начинаю чувствовать себя, своё тело. Немного открываю глаза, щурясь от света, фокусирую свой взгляд, ищу…

Вот он – Коннор дремлет в кресле, подперев голову кулаком, а рядом со мной стоит медсестра, списывая данные с приборов. Пытаюсь  пошевелиться – больно. Тело затекло, местами его щиплет и колет тысячей невидимых, но остро пронзающих иголок.

Медсестра видит, что я проснулась и подходит ко мне, Коннор услышав суету вокруг меня тоже просыпается. Зовут врача, меня осматривают, выписывают рецепт по процедурам и лекарствам.

– Я же говорил, что ты справишься, детка, ­– тихо шепчет, поглаживая меня по голове и целуя в лоб. Потом я снова дремаю. На следующий день к вечеру уже можно сесть.

Так и проходят дни в больнице ­ – спать, есть, процедуры. На третий день после операции меня выписывают, но на процедуры мне ездить еще месяц.

Пока что занятия я посещаю по скайпу, слушаю удалённо лекции, пишу конспекты. Уже неделя, как я в доме Коннора. У него тренировки, у меня учёба и процедуры. Каждый день у меня перевязки, чтоб правильно разглаживалась кожа. Дальше будет лазер и пара уколов. Днём я хожу в длинной футболке, пока нет Джона, чтоб кожа дышала, а вечером перематываю ноги бинтом.

Вот уже приближается и вторая неделя. Завтра мне нужно ехать домой и появиться в университете. Процедуры теперь будут раз в неделю. Кожа на ногах ещё бордовая, но уже намного красивее, чем была. Ноги болят, но я радуюсь этой боли, всё заживает пусть не совсем идеальной, но вполне красивой и гладкой кожей.

Mariya Sherifovich – Molitva

Вечером, как обычно, жду Коннора с тренировки. Он сам не свой сегодня – молчаливый, серьёзный и задумчивый. Что же его беспокоит? Дождавшись, пока он примет душ, прошу помочь мне с бинтами и перебинтовать ноги.

По ощущениям чувствую, что сегодня он заматывает их туже, чем обычно. Немного неприятно и я морщусь. Но вот последний моток и всё готово.

– Что-то случилось? Это что-то связано с твоим сезоном, к которому ты так готовишься?

Но он не отвечает, просто опускает глаза вниз и молчит, сидя на коленях передо мной. Один резкий взгляд на меня исподлобья и я не успеваю опомниться, как лежу на лопатках, а он ловко нависает сверху. Дыхание перехватывает и я, пораженная его скоростью, слышу свой стук сердца и его тяжёлое дыхание. Кровь начинает бурлить и кипящим потоком разгоняться по телу.

Глаза в глаза, одно на двоих дыхание, скользящая по бедру вверх рука. Он шумно втягивает воздух и, наклонившись, несмело меня целует. Губы робко прикасаются к губам, как-будто он боится чего-то. Ощущая его чувственные прикосновения и ласки, желание тёмной тугой массой поднимается по телу, сосредотачиваясь в животе и тянет, закручиваясь в тугой узел. Я закрываю глаза и от наполняемых меня ощущений стону ему прямо в губы, совсем негромко, но в этот момент он замирает. Его рука больше не движется плавно, она застыла на месте.