Роальд Потапов - Неведомый Памир

• Название: Неведомый Памир
• Автор: Роальд Потапов
• Издательство: Мысль
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1970

Книга зоолога-орнитолога об экспедициях на Памир. Содержит описания редких птиц и животных, многие из которых находятся на грани вымирания. Интересна глава о поисках снежного человека. Рассчитана на широкий круг читателей.

---

Когда я разыскал лагерь, на месте, где должна была стоять палатка, темнело какое-то бесформенное пятно. Оказалось, что обессилевший Иван не смог поставить палатку и, сделав из нее подстилку, улегся сверху в своем спальном мешке… В мешок он влез не раздеваясь, и не удивительно, что, когда я извлек его оттуда, зубы его выбивали какой-то замысловатый танец. Однако это не помешало ему с жадностью накинуться на холодные консервы.

Но вот все готово. Палатка стоит — на том самом месте, где было задумано. Мы на Каракуле. Мы в спальных мешках, согреты, сыты и засыпаем. Ветер стихает. Слабые его порывы еле шевелят палатку, укрытую в глубоком провале среди прибрежных холмов. Слабый плеск волн почти не нарушает величавого безмолвия ночных гор…

Утро было тихое-тихое. Мы проснулись только в десять часов, когда солнце так накалило палатку, что внутри стало трудно дышать. Опасения, что мы надорвались и простудились вчера, прошли разом. Мы были свежи и полны энергии.

К полудню лагерь был готов окончательно. В крутом скате холма задымил вырытый очаг, Иван и я собрали и притащили два мешка кизяка. Другого памирского топлива, терескена, здесь нет: он не растет на этих песчаных холмах, покоящихся на погребенных льдах и покрытых редкой жесткой осокой. Иван установил мольберт и бросил на холст первые пятна красок, я же надул лодку и отправился на разведку к мелким островкам, раскиданным в устье Музкола.

В середине дня задул шторм, продолжавшийся без перерыва трое суток. Хотя этот отчаянный шторм и сбивал мои планы, времени мы не теряли. Иван, в конце концов, наловчился писать при самом ледяном ветре, а мне за эти дни удалось как следует облазить залив и все ближайшие островки. На них было много гнезд юрких тибетских крачек, кое-где попадались даже гнезда горных гусей. Гнезд чаек не было видно нигде, хотя птицы непрерывно вились над головой и принимали активное участие в каждой тревоге, поднимаемой крачками. Остров, на котором я в прошлом году нашел колонию из четырех гнезд этих чаек, почти исчез под водой, от него осталась только верхушка. Но вечерам все буроголовые чайки улетали в сторону острова Южного, и было ясно, что их гнездовая колония находится где-то там. Надо было ждать штиля.

Озеро Каракуль. Штиль в заливе Музкол

Наконец штиль наступил. Глубокая тишина предрассветных сумерек с первыми проблесками зари была нарушена протяжными криками ангыров. Вскоре к ним присоединилось озабоченное гоготанье гусей. Над палаткой то и дело раздавался свист утиных крыльев. Я стал лихорадочно собираться в путь. Ружье, фото- и кинокамеры, катушки с пленками, спальный мешок (на всякий случай), еда на два дня (тоже на всякий случай) — и вот я уже гружу снаряжение в лодку. Озеро и горы скрыты в густом тумане. Вода неподвижна.

Когда взошло солнце, я уже греб вовсю. Туман таял на глазах, поднимаясь клочьями вверх и исчезая в сухом прозрачном воздухе. Лодка шла быстро, за ней тянулся пенистый след, отливавший голубизной в глубоком ультрамарине озерной воды. Солнце поднималось все выше; вскоре оно вынудило меня сбросить полушубок и, отражаясь в водах озера, заставляло щурить глаза. По-прежнему стоял полный штиль. Живописная громада хребта Музкол с закованным в лед зубчатым гребнем четко отражалась в воде. Время от времени я ощупывал борта лодки, проверяя утечку воздуха. Все дыры были тщательно заклеены, но во многих местах ткань прохудилась на сгибах. Остров был уже близко, когда пришлось подкачать в лодку немного воздуха. Чаек пока было видно сравнительно немного. Неужели на острове ничего нет? Тем не менее, я не снижал хода, стремясь попасть на остров до того, как поднимется ветер.

Ветер поднялся, когда до острова оставалось метров триста. Шторм был уже не страшен — лодка успела войти в полосу «ветровой тени», под прикрытие острова-горы. Тщательно разглядывая пустынный берег, я вдруг обнаружил перед островом небольшую гриву, торчащую из воды, — маленький островок, отделенный от Южного небольшим проливчиком. Над островком летало несколько чаек, а по верхушке его, усеянной большими камнями, тянулась странная белая полоса. При моем приближении эта полоса белым облаком взметнулась в небо. Меня охватило ликование. Вот она, настоящая большая колония буроголовых чаек!

Теперь торопиться было нельзя. Я приготовил кино- и фотокамеры и стал медленно приближаться, почти не шевеля веслами. Лодка шла к мысу островка, выдававшемуся в сторону Южного. Когда до берега оставалось метров десять, я вдруг увидел прямо перед собой гнездо горного гуся. Гусыня уже приподнялась с него и, вытянув шею, с изумлением взирала на лодку. Потом она медленно пошла прочь, то и дело оглядываясь. Заработала кинокамера. Чайки, взлетевшие было при моем приближении, опять уселись, и только несколько штук кружилось надо мной с хриплыми криками «крааа… краа…». Вся куча их вновь взмыла вверх, как только я ступил на землю.

Островок был небольшой, около семидесяти метров в длину, а в самом широком месте имел в поперечнике не более тридцати шагов. Голая почва была усеяна крупными камнями, покрыта птичьими перьями и пометом. Весь вершинный гребень островка покрывали гнезда чаек. В некоторых местах гнезда сидели так тесно, что невозможно было определить, где кончается одно гнездо и начинается другое. Многие гнезда были построены на совесть и возвышались над землей плотными платформами, другие же представляли собой беспорядочно набросанные кучи стеблей. Строительный материал, хоть на острове и не было растительности, валялся рядом. Гряда полусгнивших стеблей терескена, злаков, различных водных растений тянулась вдоль прибойной линии. Вокруг колонии чаек кольцом располагались маленькие гнезда тибетских крачек и крупные гнезда горных гусей. На островке было тепло даже в самый ледяной шторм: каменная громада острова Южного надежно закрывала его от холодных северных ветров, ежедневно врывающихся в котловину с ледяных гор Заалайского хребта.

Озеро Каракуль. Колония буроголовых чаек

Пока я осматривал колонию, чайки подняли невообразимую суматоху. Часть их, вместе с гусями, расселась на воде неподалеку, ожидая видимо, когда я покину их владения, другие, более нетерпеливые, кружились надо мной, хрипло крича. То одна, то другая птица внезапно кидалась на меня, как бы собираясь ударить, и со свистом проносилась в нескольких сантиметрах от моего лица. Почти во всех гнездах лежало по два-три крупных пестрых яйца, а кое-где уже копошились пушистые комочки — только что вылупившиеся птенцы. В одном гнезде мое внимание привлекло яйцо, как видно, только что расколовшееся пополам. Оттуда постепенно выкарабкивался мокрый еще птенчик. Было ясно, что в колонии началось массовое вылупление птенцов.

Закончив осмотр острова, я отошел от колонии метров на десять и залег в камнях, чтобы понаблюдать за чайками, когда они успокоятся.

Минут через десять птицы угомонились и заняли свои гнезда. Большая часть продолжала прерванное насиживание, а там, где уже появились птенцы, родители стояли над гнездами, затеняя еще не окрепшее потомство от безжалостных лучей памирского солнца. Часть чаек потянулась к устью Музкола на кормежку. В колонии воцарилась относительная тишина, иногда только одиночные птицы проносились над моей засадой с хриплым угрожающим криком, да временами из центра колонии доносились странные клокочущие звуки, напоминающие весеннее бормотание тетеревов.

Я лежал в камнях на теплой земле, орудовал фото- и кинокамерами и делал записи в блокноте. Повышенный интерес мой к этим чайкам был вызван тем, что до сих пор среди зоологов шел спор, считать ли буроголовую чайку подвидом обыкновенной чайки или совершенно самостоятельным видом. Для решения этого спора надо было изучить биологию этих птиц, почти совершенно неизвестную, собрать яйца, пуховых птенцов и птенцов в первом перьевом наряде, в так называемом птенцовом пере. Нашу обыкновенную чайку я знал хорошо. И сейчас, слушая грубые, глухие голоса буроголовых чаек, наблюдая их полет, пестро раскрашенные широкие и тупые крылья, глядя на весь окружающий их своеобразный мир высокогорного озера, я все больше приходил к убеждению, что передо мной совершенно особый вид.

В середине дня работа была закончена: взяты образцы кладок яиц (они значительно крупнее и совсем по-другому раскрашены, чем у обыкновенной чайки), пуховой птенец, измерены, зарисованы и сосчитаны гнезда, израсходованы все катушки кино- и фотопленки…

Прежде чем возвращаться домой, надо было еще осмотреть сам остров Южный. Меня не покидала надежда найти здесь гнездовья бакланов; группы этих птиц все время пролетали взад и вперед. Сам остров — небольшая двуглавая вершина, сложенная из рыхлых пород желтого и бурого цвета. Много песка, на крутых склонах одна над другой тянутся на высоте десятков метров над водой древние волноприбойные линии. По ним видно, что, когда озеро имело максимальные размеры, только самая верхушка острова торчала из воды. Остров пуст. Кое-где торчат редкие кустики терескена, белеют расклеванные воронами гусиные яйца: очевидно, с этого острова вороны выжидают удобный момент и крадут яйца. Отсюда, кстати, видно, как гуси спешат к своим гнездам. И никаких признаков бакланьих гнезд. На Памире все очень хорошо сохраняется, и, если бакланы гнездились здесь даже десять лет назад, остатки их гнезд, несомненно, уцелели бы. Итак, бакланы в этой части озера не гнездятся.