Анатолий Старов - Жизнь в полумраке

• Название: Жизнь в полумраке
• Автор: Анатолий Старов
• Жанр: Ужасы и Мистика

Произведение о молодом человеке, живущем в мире мистики и борющимся с ведьмами. Роман размещался на сайте, опубликован в Германии и Канаде. Кто еще не читал, приглашаю ознакомиться. Книга не рекомендуется читателям до 18 лет из-за эротических сцен и жестокости.

---

С поля неожиданно стал наваливаться густой туман. Уже через несколько минут, все вокруг было им затянуто. Томительно тянулись минуты ожидания хоть какого-нибудь чуда. И вскоре появилась маленькая надежда в виде явственного скрипа снега под чьими-то ногами. Звук шагов донесся сзади машины. И они медленно приближались. Николай, собрав оставшиеся силы, закричал:

— Помогите! Эй, кто здесь? Помогите, прошу вас!

Шаги по-прежнему не спеша приближались к Николаю. Вскоре он ясно увидел в белой пелене тумана светло-серое пятно, которое с каждым мгновением становилось все темнее и темнее, и, наконец, перед ним предстала женщина, которую он видел сегодня несколько раз перед капотом машины и которая необъяснимым образом исчезала в последний, перед столкновением, момент.

— Маша!? — удивленно вскричал Николай, несмотря на трагизм складывающейся обстановки. — Маша, как ты оказалась здесь?

Женщина, проигнорировав прозвучавший вопрос, с улыбкой на губах смотрела на лежащего мужчину. Она подошла поближе, наклонилась над Николаем.

— Что случилось, Коля? Тебя что, машинкой придавило? Ай, ай, ай. Какая неприятность. Ну и чего же ты лежишь на снегу? Простынешь еще, насморк подхватишь, — Маша весело рассмеялась.

— Маша, прошу тебя, помоги. Пододвинь домкрат под мост машины, помоги мне вытащить руку. Спаси меня.

В этот момент он наталкивается на взгляд Маши и по ее взгляду, полному ненависти и легко читаемой иронии понимает, что она не станет ему помогать.

— Маша, прости за все. Я же погибну, если не освобожу руку, я только и жить-то на этом свете начал. Имей сострадание, — по его запорошенным снегом щекам потекли слезы раскаяния, оставляя на них борозды.

— Сострадание? — резко перестала смеяться Маша. — А ты имел сострадание, когда избивал меня беременную? Ты имел сострадание, когда хладнокровно убивал нашего с тобой сына? И теперь ты говоришь о каком-то сострадании? Нет той Маши, над которой ты издевался, избивал. Сейчас меня зовут Морригана.

— Маша, прости меня. Я очень виноват перед тобой. Ну, меня не можешь простить, поимей сострадание к моей жене и маленькой дочери. Ведь я единственный их кормилец. Моя жена из детдома, если со мною что-то случится, им помощи будет неоткуда ждать.

— Ах, поиметь сострадание к твоей семье? — Морригана на мгновение задумалась. На ее губах вдруг заиграла злорадная улыбка. — Ну, если только ради твоей семьи. Я помогу тебе. Я тебе дам, так и быть, топор. Где-то есть у меня с собой.

Она повернулась спиной к Николаю и, когда повернулась к нему, в руках у нее был топор. Она небрежно бросила топор к колесу машины, отошла на пару шагов и с насмешкой уставилась на лежащего.

— Но как же?.. — Николай с ужасом начал осознавать предложение Маши.

— Очень просто. Левой ручкой берешь топор и делаешь вот так, — она взяла в левую руку топор и наглядно продемонстрировала, как надо отрубать кисть.

Николай побледнел. На его лбу выступил обильный холодный пот. Но выбор-то у него, по большому счету, был не богатый. Либо замерзнуть здесь, лежа на снегу под машиной, либо отрубить себе кисть и получить хоть какой-то, хоть небольшой, шанс спастись.

Николай взял в левую руку топор, и поднес к глазам. Топор был старый, ржавый, с большими зазубринами на режущей кромке. Он едва держался на топорище. Морригана с усмешкой смотрела на манипуляции мужчины. Николай с ужасом посмотрел на женщину.

— Извини, дорогой, но другого инструмента у меня нет, — ответила Морригана, заметив взгляд бывшего мужа. — Впрочем, если не хочешь, не делай этого, лежи здесь и замерзай. А до дома твоего здесь недалеко, несколько километров всего. А там тепло, там жена, дочечка твоя. Ведь без руки ты сможешь жить и воспитывать свою дочь. А можешь с рукою умереть здесь. Либо жить без руки, либо умереть с рукою. Как видишь, выбор у тебя небольшой, но есть. — Она громко засмеялась.

Николай понял, что другого варианта у него нет. Лучше потерять руку, чем жизнь. Он взял топор, взмахнул им. Топор соскочил с топорища, и он им по инерции сильно ударил по зажатой колесом руке. Резкая боль пронзила все тело. Крик, полный боли и ужаса разнесся по округе. Морригана стояла рядом и, слегка откинувшись назад, весело смеялась.

— Подожди, я немного тебе помогу. Совсем упустила из виду, что надо вену передавить, а то кровью еще истечешь раньше времени.

Морригана достала из инструментального ящика кусок тонкой медной проволоки, которую на всякий случай возил Николай и, нагнувшись, сделала ею несколько витков вокруг руки, небрежно и больно наступив при этом на нее. От пронзившей его боли он потерял сознание.

И ему привиделось, что лежит он на зеленом лугу, а высоко в небе прямо в глаза ярко светит солнце. И вдруг непонятно откуда, с совершенно чистого неба, неожиданно пошел дождь, сначала одна капля, потом вторая и вскоре целый поток воды устремился с небес. Вода попадала на глаза, заливала нос, рот.

От неожиданности он поперхнулся водой, закашлялся и с трудом открыл глаза. Над ним, наклонившись, стояла Маша и лила на него воду из неизвестно откуда взявшейся большой двухлитровой бутыли.

— Ну, что за мужики пошли? Подумаешь, ручка у него болит. Это же не повод терять сознание. Пришел в себя? Можешь теперь продолжать.

Когда он немного пришел в себя, пошарил рукой в поисках топора. Тот валялся в паре метров от лежащего Николая. Он попытался достать топор, но рука его не доставала. Морригана подошла и, улыбаясь, ногой пододвинула топор поближе.

Николай, зажав обух топора левой рукой, закрыл глаза, сцепил до боли зубы, и начал наносить удары по руке. После нескольких совсем неловких, но достаточно сильных, ударов, он перестал ощущать боль. Его воспаленный мозг терзала лишь одна мысль, поскорее закончить свое страшное дело. Морригана стояла в полуметре от него и с наслаждением, с улыбкой на губах, наблюдала за действиями Николая. Наконец, ему удалось перерубить руку, и он обессиленный упал у колеса.

Когда он пришел в себя, рядом никого не было. Лишь пустынная дорога, да густой туман. Он стянул с себя шарф, обмотал окровавленную, покрытую уже тонким слоем снега, культю того, что еще совсем недавно было его надежным и безотказным инструментом. Мучительно хотелось пить. Он начал озираться по сторонам в надежде, что Морригана оставила бутылку с остатками воды. Бутылка, к счастью, валялась невдалеке, рядом с придавленной колесом отрубленной кистью.

Зажав бутылку предплечьем изуродованной руки, замерзшими пальцами с трудом отвинтил примерзшую пробку, с наслаждением прильнул к бутылке, выпивая остатки живительной влаги. Немного отдохнув, прислонившись к кузову машины, он попытался встать на трясущиеся ноги. После нескольких неудачных попыток ему это удалось, и он, пошатываясь, побрел по дороге по направлению к городу.

Туман неожиданно быстро рассеялся, и в небе засверкали крупные яркие звезды. Всю округу ярко осветила мертвенным светом ко всему безучастная луна. Но не успел сделать он и нескольких сотен шагов, как подул ветер. Сначала легкий, едва заметный, метя по пустынной дороге поземку снега, но вскоре его сила увеличилась, и на дороге начали образовываться быстро растущие сугробы. Вскоре сила ветра стала такой, что Николая сбило с ног.

Падая, он неудачно ударил о заснеженную дорогу свою культю и от пронзительной боли потерял сознание. Очнулся он от того, что кто-то бесцеремонно его тормошил. Он с трудом открыл запорошенные снегом глаза. Перед ним стояла Морригана.

— Нет, нет, давай двигайся. Тебе еще рано уходить в мир иной.

У Николая уже не было сил, просить, умолять, возмущаться, что-либо говорить. Он, молча, перевернулся на живот, попытался встать. Несколько раз он поскальзывался на заснеженной дороге и падал, теряя остатки своих сил.

Поняв тщетность своих усилий, Николай встал на колени и локти и пополз к видневшимся вдали огням города. Уже совсем скоро он перестал ощущать замерзшие ноги и руки. И только сила воли, желание жить ради любимых жены и дочери, заставляла его на автомате переставлять конечности. Когда он, на мгновение остановившись, чтобы перевести дыхание, повернул голову назад, рядом по-прежнему никого не было.

Сколько он полз, он уже не помнил. Время для него перестало существовать. Желание жить было единственной мыслью, постоянно терзающее его воспаленный мозг. По пути он несколько раз терял сознание, и тогда рядом с ним появлялась Морригана, которая бесцеремонно тормошила его, и заставляла ползти дальше, к дому. Уже под утро, не чувствуя от мороза ни рук, ни ног, подполз он к городу. Вскоре он уперся в калитку своего дома. Его отделяли считанные метры от домашнего тепла, от дочери и жены. Необходимо постучать в калитку, которая была закрыта на замок.

Ключи от калитки остались в машине. Николай совсем об этом не подумал в начале своего нелегкого пути. Теперь надежда только на жену, которая, может быть, проснется от стука в калитку и выйдет к нему. Но между калиткой и им неожиданно возникла Маша.