Ганс Эверс - Сочинения в двух томах. Том второй

• Название: Сочинения в двух томах. Том второй
• Автор: Ганс Эверс
• Издательство: ТЕРРА
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1997
• ISBN: 5-300-01-202-5, 5-300-01200-9

Ганс Гейнц Эверс (1871–1943) — немецкий писатель, драматург, сатирик. Его произведениям, которые еще в начале XX века причислялись к выдающимся достижениям художественной литературы, присущи гротеск, таинственность и фантастика.

Во второй том включены рассказы и роман «Превращенная в мужчину».

---

Мать Анастасия согласилась — вместо рукоделий Эндри должна была отбывать дальнейшее наказание в прачечной. Там царила сильная сестра Женевьева. Она знала лишь одно: набрасываться и подбавлять. Поэтому прачечная считалась тягчайшим наказанием: мало кто из этих недозревших, дурно питавшихся детей мог справиться с такой напряженной работой. У Эндри же был большой запас силы. Ее мускулы радовались возможности показать, на что они способны. Сестре Женевьеве такая помощница была удобна, и она обращалась с ней очень доброжелательно. И сама Эндри была тоже очень довольна. Уже в первый вечер сестра дала понять Эндри, чтобы она не слишком выказывала свое удовольствие. Она лишь до тех пор сможет пользоваться прачечным раем, покуда начальница будет думать, что это для нее — ад. Эндри приняла к сведению этот намек. Когда какая-либо из монастырских барышень расспрашивала ее, она жаловалась на тяжелую работу в прачечной.

Было, впрочем, еще кое-что, что тянуло Эндри в пар и сырость прачечной. Все работы в большой монастырской школе исполнялись прислуживающими сестрами. Начальница гордилась, что даже для огородных и для столярных работ она имела в своем распоряжении сестер из ордена. Даже жестяные работы и электрические проводки делались собственными силами. Барышня Рашильда с тремя сестрами мастерила все так же основательно, как и лучший ремесленник. Таким образом, кроме священника, в доме не было ни одного мужчины. Из женщин, не принадлежавших монастырю, здесь работали только прачки. Кроме сестры Женевьевы, ни одна не выдерживала в прачечной. Конечно, и при стирке Эндри не должна была говорить ни о чем, не связанном с работой, но сестра Женевьева не понимала этого слишком буквально. Она сама говорила без устали и была одержима одним честолюбивым желанием — подать свое белье наверх в ослепительно белом виде. О дисциплине и воспитании пусть заботятся другие. Поэтому Эндри завела дружбу с прачками, особенно с узкогрудой, тяжело дышащей госпожей Вермейлен, которая все время вздыхала. Муж у нее умер, после него осталось одиннадцать детей и ни копейки денег.

К Страстной Пятнице начальница, как и во все годы, пригласила знаменитого постороннего проповедника. Это был капуцин патер Гиацинт. Монастырская церковь была переполнена. Тесно друг к другу на скамьях сидели девочки. Все монастырские барышни и сестры собрались на проповедь. На кафедру взошел жирный, облаченный в коричневую рясу монах и погладил руками свою длинную рыжую бороду. Затем выпалил голосом, заставившим задребёзжать окна и зазвучать стены.

— Пожар! — зазвенел он. — Пожар! Пожар! Горит! Горит! Горит!

Он сделал паузу. Затем снова загремел:

— Где горит? Где?

Снова остановился, чтобы еще поднять напряженное ожидание. Затем голосом нежным, мягким и ласковым, влажным, как голые лесные гусеницы, произнес:

— В сердце Святого Алоизия, целомудренной лилии из Гонзега!

Даже для этих благочестивых душ такое вступление было чрезмерным. На скамьях послышалось хихиканье, девочки закрыли лицо руками и платками, даже на бледном строгом лице барышни Марцеллины Эндри заметила легкую улыбку. С неодобрением обернулась начальница, бросая предостерегающие взгляды на свое стадо.

Но бравый патер Гиацинт ничего этого не заметил. Он спокойно проповедовал дальше на своей кафедре, шептал и громил по вдохновению Святого Духа.

Эндри написала письмо своему кузену Яну. Она писала, что находится в монастыре, что все делает, но больше выдержать не сможет: она погибнет, если должна будет оставаться тут дольше. Бабушке она не имеет права писать, поэтому обращается к нему. Если бы она только могла выбраться отсюда, то уж дальше бы она устроилась. Быть может, она найдет место сокольничьей, — не знает ли он, где требуется такая? Она выучилась хорошо стирать и гладить и могла бы, если нужно, пойти в прачки. Не может ли он выслать ей денег, — пусть адресует их на имя госпожи Вермейлен, — адрес написан сзади на конверте. Она — ее друг, эта госпожа Вермейлен тоже прачка.

Она отдала письмо — листок из учебной тетрадки — своей новой приятельнице и написала адрес Яна. У нее не было ни гроша. Марку и конверт должна была купить госпожа Вермейлен.

Но появилось новое затруднение. Начальница взяла ее из прачечной и велела снова брать добавочные уроки. Вероятно, Эндри слишком много жаловалась. Она обдумывала, что бы такое выкинуть, дабы снова попасть в царство сестры Женевьевы. Но не нашла ничего подходящего — в виде наказания она получала только стояние в углу, на коленях или оставалась без обеда.

Лишь после Троицы на прогулке она снова увидела госпожу Вермейлен. Та стояла на другой стороне улицы, дожидалась под воротами и пошла девочкам навстречу. Когда она увидела Эндри, то вынула какую-то бумагу, остановилась и стала ее читать. Эндри поняла: это был ответ от Яна. Если бы только она могла перебежать через улицу! Богом посланным ангелом показалась ей прачка!

Еще во время прогулки ей пришла в голову мысль, как все устроить. Ночью и все утро шел дождь. Она, где только было возможно, шлепала по густейшей грязи. По возвращении в монастырь она попросила разрешения переменить ботинки. И в ответ в виде наказания получила приказ стать во время ужина в угол с грязными ботинками в руках. Она охотно повиновалась. Когда вечером пошли в спальню, Эндри обтерла ботинки чистой простыней. Прислуживающая сестра заметила это на следующее утро и доложила тотчас начальнице. Последняя наложила примерное наказание. Эндри должна была стоять с замаранной простыней на этот раз в коридоре, в то время как четыре класса дефилировали мимо нее. Затем она должна была сама отнести простыню в прачечную и там снова приняться за старую службу.

Сестра Женевьева рассмеялась, когда грешница снова заявилась к ней. Она приказала ей самой выстирать простыню, причем произнесла длинную благожелательную речь. Ясно, что Эндри к учению неспособна, сказала она, но прачка из нее уже вышла хорошая, этого нельзя отрицать. Почему же она не хочет поступить к Английским Барышням в качестве прислуживающей сестры? Тогда она могла бы постоянно с нею стирать, целый день и в течение всего года!

Эндри согласилась, взяла свою простыню и встала за работу, дрожа от возбуждения. Скоро приковыляла госпожа Вермейлен. Она сунула ей телеграмму и шесть билетов, — шесть белых стогульденовых билетов. Эндри подарила ей три из них, а остальные вместе с телеграммой спрятала на груди. Ей стоило немалых трудов протиснуть бумажки через воротник. Они ничего не не говорили, но у обеих стояли с глазах слезы. В корыте, глубоко под грязными рубашками и юбками, в мыльной воде, они пожали друг другу руки.

В кровати Эндри прочла телеграмму. Она была послана с Капри — где бы это могло быть? Текст гласил, что Ян переводит госпоже Вермейлен шестьсот голландских гульденов. Ниже стояли слова: «Письмо следует».

Но она не могла дожидаться этого письма. Если только у нее найдут деньги, их тотчас отнимут. Нет, нет, сегодня должна быть последняя ночь, которую она проводит у Английских Барышень.

Она не заснула ни на минуту. Крепко держала в руке свои деньги, дрожала, боялась, что вот откроется занавес и какая-нибудь сестра подойдет к ее постели.

Пять часов утра — звонок! Как медленно ползут предобеденные часы! Обедня и завтрак, школьные работы и класс! Затем: естественная история, арифметика, география, последний — французский. Обед — и, наконец-то! — прогулка. Накидку на платье, шляпу на голову — вот они и выходят на улицу.

Она хорошо обдумала, что собиралась делать. Боялась только, что не сможет осуществить — так билось ее сердце. Это, в конце концов, ей помогло: она была бледна, как смерть, ее трепал озноб, когда она сказала сопровождавшей девочек монастырской барышне, что чувствует себя больной. Барышня Клементина взяла ее руку и испугалась, подозвала двух учениц и приказала им тотчас же доставить Эндри в монастырь. Затем она отправилась со своими ягнятами дальше.

Эндри шла с девочками очень медленно, опираясь на их руки. Это не было комедией — она чувствовала себя близкой к обмороку. Неужели придется отказаться от своего плана? Теперь — в последнюю минуту?

У одной трамвайной остановки она остановилась, тяжело дыша. Прошел вагон, еще один. Наконец пришел желанный: «Вокзал» — была на нем надпись. Она обождала, пока вагон двинулся, затем перебежала через платформу, впрыгнула и повисла на лестнице, почтальон втащил ее на площадку. Она обернулась, но уже больше не видела девочек. Вагон круто повернул за угол.

Кондуктор дал ей билет. С трудом она вытащила из-за пазухи свои деньги. Люди посмеивались, почтальон спрашивал, не помочь ли ей? Снова затруднения: кондуктор не мог разменять ей стогульденовый билет, но почтальон оказался очень любезным, заплатил за нее, сказав, что он постоянно носит в монастырь письма и завтра получит свою мелочь — пусть она передаст сестре, принимающей почту. Куда она спешит? — спросил он ее. Она отвечала, что на вокзал за бабушкой.