Элизабет Эбботт - История целибата

• Название: История целибата
• Автор: Элизабет Эбботт
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-480-00323-9

Флоренс Найтингейл не вышла замуж. Леонардо да Винчи не женился. Монахи дают обет безбрачия. Заключенные вынуждены соблюдать целибат. История повествует о многих из тех, кто давал обет целомудрия, а в современном обществе интерес к воздержанию от половой жизни возрождается. Но что заставляло – и продолжает заставлять – этих людей отказываться от сексуальных отношений, того аспекта нашего бытия, который влечет, чарует, тревожит и восхищает большинство остальных? В этой эпатажной и яркой монографии о целибате – как в исторической ретроспективе, так и в современном мире – Элизабет Эбботт убедительно опровергает широко бытующий взгляд на целибат как на распространенное преимущественно в среде духовенства явление, имеющее слабое отношение к тем, кто живет в миру. Она пишет, что целибат – это неподвластное времени и повсеместно распространенное явление, красной нитью пронизывающее историю, культуру и религию. Выбранная в силу самых разных причин по собственному желанию или по принуждению практика целибата полна впечатляющих и удивительных озарений и откровений, связанных с сексуальными желаниями и побуждениями.

Элизабет Эбботт – писательница, историк, старший научный сотрудник Тринити-колледжа, Университета Торонто, защитила докторскую диссертацию в университете МакГилл в Монреале по истории XIX века, автор несколько книг, в том числе «История куртизанок», «История целибата», «История брака» и другие. Ее книги переведены на шестнадцать языков мира.

---

Сорок лет спустя ее встретил там добросердечный старец Зосима. Он заметил как бы тень человеческого тела – нагого и почерневшего от лучей безжалостного солнца, покрытого лишь собственными свалявшимися седыми волосами. Зосима стал преследовать эту странную фигуру, но она пыталась поспешно от него удалиться. Когда, наконец, он смог к ней приблизиться, странное создание остановило его и, не оборачиваясь, произнесло: «Прости, авва Зосима, не могу, обратившись, явиться лицу твоему: я ведь женщина, и нет на мне, как видишь, никакой одежды для прикрытия телесной наготы. Но если хочешь помолиться обо мне, великой и окаянной грешнице, брось мне покрыться свой плащ, тогда смогу подойти к тебе под благословение»[183]. Что это было за привидение? И откуда женщина узнала его имя? Зосима снял плащ и протянул ей. Потом, стоя в пустыне под нещадно палившими лучами солнца, они стали спорить о том, кто первый должен благословить другого, при этом каждый стремился заверить собеседника в том, что его святость выше. Спор выиграл Зосима. «О мать духовная! Явно, что ты из нас двоих больше приблизилась к Богу и умерла для мира. Ты меня по имени узнала и пресвитером назвала, никогда меня прежде не видев. Твоей мере надлежит и благословить меня, Господа ради»[184].

Вот так Мария, привыкшая жить в роскоши блудница, ставшая аскетом и отшельницей, обрела бо́льшую святость, чем мирный старец. В разговоре с Зосимой она рассказала о борьбе с собственной плотью. В первые семнадцать лет, проведенных в пустыне, ее мучили воспоминания о буйной, но приятной бывшей жизни. В итоге слезы и молитвы одержали верх, и с тех пор она существовала за счет трех хлебов, которые взяла с собой, а покрывалась она словом Божиим. Она не читала Священного Писания, а на вопрос Зосимы о том, откуда его знает, ответила: «Само Слово Божие, живое и всетворческое, учит человека всякому разуму»[185]. После явленных ею «бесчисленных чудес» старец преклонил пред нею колени.

Спустя год, следуя ее указаниям, Зосима вернулся с хлебом и вином для Святого причастия. Мария ждала его на другом берегу Иордана и, когда увидела, что он пришел, прямо по воде перешла реку к тому месту, где он стоял. Старец поразился новому чуду, потом совершил таинство Святого причастия. Очистившись духовно, Мария попрощалась с ним и снова перешла по воде на другую сторону Иордана.

На следующий год в то же самое время Зосима вернулся к тому же месту и увидел, что Мария умерла. На песке рядом с ее телом лежало послание, в котором было сказано: «Погреби, авва Зосима, на этом месте тело смиренной Марии. Воздай персть персти. Моли Господа за меня, преставльшуюся месяца апреля в первый день, в самую ночь спасительных страданий Христовых, по причащении Божественной Тайной Вечери»[186]. С мокрыми от слез глазами, Зосима стал скрести твердую землю голыми руками, но никак не мог выкопать даже небольшое углубление. Вдруг он увидел огромного льва. «Святая подвижница хотела, чтобы я предал ее тело земле, – сказал он лютому зверю. – Но я слишком стар, чтобы выкопать ей могилу, и у меня нет лопаты». Огромными когтями лев выкопал Марии могилу, и Зосима осторожно опустил туда тело, вновь покрыв его наготу своим плащом.

По возвращении в монастырь Зосима рассказал свою поразительную историю. Монахи, с которыми он жил в монастыре, возрадовались вместе с ним и начали ежегодно почитать день преставления преподобной подвижницы. Зосима, немного не доживший до ста лет, никогда не пытался повторить свою удивительную историю. Проходили столетия, ее пересказывали вновь и вновь, и бессчетное число христиан принимало таинства, о которых в ней повествовалось, близко к сердцу.

Притча о Марии, как и о Константине, возвышала духовно и вместе с тем была губительно возбуждающей. Мария грешила с ранней юности. Она бросила семью и отправилась в порочную, восхитительную Александрию. Как беглянка, она выбрала себе древнейшую в мире, самую омерзительную профессию. Еще хуже было то, что она наслаждалась своей развратной жизнью, проходившей в непрестанных оргиях, обжорстве, пьянстве и блуде, в ярких одеждах, со сверкающими ювелирными украшениями, с выкрашенными хной и блестевшими от оливкового масла волосами. К деньгам она относилась так же расточительно, как к собственному телу, тратя их, проматывая, не пытаясь копить, существуя от одного оргазма до другого – собственного и платных клиентов, бесконечную вереницу которых пропускала через себя. На протяжении семнадцати лет Мария ни разу не задумалась об искуплении грехов, она была счастливой шлюхой – беззаботной, развратной, расточительной, жаждущей наслаждений. Если и существовала когда-то блудная дочь, то ею была Мария.

Именно так судил ее Господь. Через вмешательство самой лучшей Марии он освободил самую худшую ее тезку и мягко, доброжелательно наставил ее на путь истинный. От жизни, полной шелков и благовоний, гранатов и вина, которыми она наслаждалась со своими многочисленными приятелями, общительная, обожавшая веселье Мария отправилась – одна! – во враждебную пустыню всего с тремя хлебами, отделявшими ее от голода.

Поджидавшие ее там лишения были почти невообразимы: нестерпимо жаркие дни, леденящие ночи, отсутствие воды, летающие рядом и жалящие насекомые, дикие звери, злые кочевники. Одежда ее изорвалась и истлела, обнажив наготу ее ставшего целомудренным тела. Она с трудом пережевывала крошки черствого, жесткого хлеба и утоляла жажду соками трав, которые росли в пустыне. Но хоть ей удалось утолить потребности тела, ее продолжали люто терзать плотские желания. Каждый год удовлетворявшейся похоти требовал искупления годом аскетического покаяния, и потому на протяжении первых семнадцати лет Марию мучил не только сексуальный соблазн, но также видения яств и напитков, к которым она привыкла за семнадцать лет, блудливо прожитых ею в разврате. Год за год – и в итоге она искупила грехи.

А в конце она достигла величия в поставленной цели и уверенной в себе святости! Потому что Мария Целомудренная Отшельница была так же независима, как Мария Развеселая Блудница, переносившая невзгоды природы и одиночество даже без Священного Писания, которое могло бы ее утешить. Ей ничего не было нужно – настолько сильна она была внутренним содержанием и преданностью Господу. Беднейшая их бедных, Мария была самой душевно богатой.

Последняя в нашем рассказе о христианских девах – Хелия[187], еще одна женщина, существовавшая лишь в воображении ее создательницы, Теодоры, жены Луциния, работы которой очень напоминали писания отца Церкви Иеронима, и история Хелии была украшена забавными эпизодами из его сочинений. Теодора и Луциний, богатые испанцы, стремившиеся вести аскетический образ жизни, были настолько уверены в том, что священнослужители обладали ключом от аскетизма, что, по словам Иеронима, в 398 г. Луциний «послал шестерых переписчиков… чтобы они для него скопировали все, что я когда-либо диктовал со времени моей юности до сегодняшнего дня». Однако вскоре Луциний скончался, оставив чтение работ Иеронима Теодоре, видимо позаимствовавшей отрывки из них для создания собственного занимательного жизнеописания, которое сосредоточивалось на ее внимании к отречению от сексуальных отношений.

Как и Теодора, Хелия была прекрасной дочерью христианского митрополита Эпира, представителя испанской знати. Еще девочкой благочестивая и религиозная Хелия дала обет «избежать проклятия Евы, но обрести благословение Марии». Она решила, что никогда не выйдет замуж за смертного и вместо этого станет невестой Христа. Хелия начала себя к этому готовить суровым постом и нескончаемой молитвой, хотя осмотрительно скрывала свои намерения от семьи. Священнику, тем не менее, стало известно о ее призвании, и он помог ей получить священные книги, которые она втайне изучала. Однажды ее мать, видимо, обратила внимание на то, что Хелия очень исхудала, стала скрытной и замкнутой, что ее все меньше волнуют вопросы повседневного бытия. Она начала следить за дочерью и, может быть, застала Хелию за чтением неразрешенных книг или в тот момент, когда та истово молилась о вечной непорочности. Как бы то ни было, она решила серьезно поговорить с дочерью, которая призналась ей в своих противоестественных планах на будущее.

Мать Хелии пришла в отчаяние. Но она была женщиной тактичной, умевшей деликатно улаживать возникавшие проблемы. Она поговорила с Хелией – по словам Теодоры, этот разговор был записан в двух книгах и на четырнадцати страницах форматом в поллиста. Вопрос, который они обсуждали, сводился к тому, обязана ли Хелия выходить замуж или ее семье следовало смириться с ее стремлением остаться непорочной? Обсуждение проходило бурно. Роль женщин следует определять свершениями мужчин, настаивала мать. Не в моем случае, отвечала ей Хелия. Я не собираюсь помогать мужчине в достижении духовного совершенства. Я сама, своими силами хочу его достичь. В итоге обескураженная мать признала свое поражение и передала дело в суд, выставив упрямую дочь перед грозным судьей, запугивавшим ее, и потребовала, чтобы он дал разрешение на то, чтобы «отлучить Хелию от женской натуры». С какой же угрюмой печалью должна была мать думать о том, что проиграла этот тур упорствовавшей в своих заблуждениях дочери?