Юрий Оклянский - Оставшиеся в тени

• Название: Оставшиеся в тени
• Автор: Юрий Оклянский
• Издательство: Известия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1987

Книга Юрия Оклянского «Оставшиеся в тени» впервые объединяет под одной обложкой две биографические повести, получившие широкое признание читателей. Главных героинь «Шумного захолустья» и «Повести о маленьком солдате» роднят незаурядность натур и тот вклад, который они внесли в историю литературы и события эпохи. Частичная доработка произведений, осуществленная автором в настоящем издании, отобразила документальные материалы последних лет.

---

Юрий Оклянский Оставшиеся в тени

Александр Нежный Возвращение из тени Заметки о биографических повестях Юрия Оклянского

Летом сорок первого года, за восемнадцать дней до начала войны, в Москве умерла молодая женщина, немка, по имени Маргарет Штеффин. У нее был туберкулез в последней стадии, и врачи, поражаясь стойкости ее духа и страстному желанию жить, могли лишь облегчить ее страдания — до той минуты, когда, крепко сжав руку лечащего доктора, она перестала дышать.

Смерть — событие всегда скорбное, тем более когда речь идет о человеке, которому дано было много талантов, но мало — жизни. Маргарет Штеффин, дочь каменщика с берлинской окраины, владела шестью иностранными языками, обладала врожденной музыкальностью, несомненными артистическими и литературными способностями — иными словами, ей, вероятно, было вполне по силам воплотить свое дарование в нечто значительное, в такое произведение либо драматургии, либо поэзии, которому бы оказалась суждена жизнь более долгая, чем его создателю. Между тем мы не вправе предъявлять горькие упреки одной лишь судьбе, наделившей Маргарет не только избыточно богатой одаренностью, но и тяжелейшим недугом. Свой жизненный и творческий путь Штеффин избрала сама, избрала вполне сознательно, по собственной воле отрекшись от доли творца и выбрав для себя участь сотворца, скорее же — сотрудника, сотоварища, соделателя. Она надела на себя вериги добровольного служения таланту более мощному, яркому, дерзкому, она растворилась в нем и в нем навсегда осталась — почти безвестной.

Телеграмма о ее кончине отправлена была во Владивосток: «транзитнику Брехту». Брехт, ожидавший во Владивостоке шведский пароход, чтобы отплыть в Соединенные Штаты Америки, отозвался письмом на имя заместителя председателя Иностранной комиссии Союза писателей СССР М. Я. Аплетина. В письме были такие слова: «Потеря Греты — тяжелый удар для меня, но если уж я должен был ее оставить, то не мог бы это сделать нигде, кроме как в Вашей великой стране».

Мой генерал пал
Мой солдат пал
Мой ученик ушел
Мой учитель ушел
Моего опекуна нет
Нет моего питомца.

В этих брехтовских стихах из подборки «После смерти моей сотрудницы М. Ш.» выражено не только чувство, вызванное кончиной близкого человека; в них дана точная оценка места, которое Маргарет Штеффин занимала в жизни Брехта, ее значения в творчестве замечательного немецкого драматурга, прозаика и поэта — значения столь своеобычного, что для определения Брехту пришлось прибегнуть к словам, почти противоположным по смыслу. Но именно так и было на деле: Брехт сыграл огромную роль в становлении личности Маргарет Штеффин и поэтому вполне мог назвать ее своим питомцем; он приобщил ее к своему искусству — вот почему он по праву считает Маргарет «моим учеником»; она шла за ним по нелегким путям его творчества — и, таким образом, служила ему, как верный солдат. Вместе с тем он так высоко ставил глубину и меткость ее суждений, ее художественное и нравственное влияние, ее вклад в его творчество, что имел все основания назвать Маргарет Штеффин своим генералом, учителем и опекуном.

Почти десять лет продолжалось ее сотрудничество с Бертольтом Брехтом. На обороте титульных листов шести пьес Б. Брехта, вошедших в состав изданного у нас собрания сочинений писателя, мелким шрифтом набрано: «В сотрудничестве с М. Штеффин». Это прежде всего — «Жизнь Галилея», затем «Карьера Артуро Уи», «Страх и отчаяние в Третьей империи», «Горации и Куриации», «Винтовки Тересы Карар», «Допрос Лукулла». Кроме того, по мнению литературоведа из ГДР Ганса Бунге, то, что Маргарет Штеффин внесла в «Трехгрошовый роман» и «Дела господина Юлия Цезаря», неотделимо от написанного Брехтом. Ее вложения в творческий капитал знаменитого писателя этим не исчерпываются. Она участвовала в создании других пьес Брехта, переводила вместе с ним «Воспоминания» Мартина Андерсена-Нексе, была непременным и усерднейшим помощником в издательских делах, требующих кропотливого и неблагодарного труда. Она, наконец, не один год была настоящей связной двух культур, пропагандируя в Советском Союзе Брехта как замечательное явление немецкого революционного искусства.

Эти же десять лет по количеству сделанного ею для себя дают итог, не сопоставимый с тем, что сделано для Брехта. Детская пьеса «Ангел-хранитель» и, может быть, еще одна-две пьесы для детей, несколько рассказов, стихи — все! Правда, вряд ли могло быть иначе. Огромная нагрузка, связанная с творческими заботами Брехта, год от года подтачивающая силы болезнь, крайне непростые обстоятельства личной жизни — с учетом всего этого можно лишь подивиться стойкости Маргарет Штеффин, ее мужеству, терпению и воле.

«Только солдат добудет счастье», — пишет Бертольт Брехт своей верной сотруднице; она отвечает ему той же фразой. Эта маленькая, хрупкая женщина оказалась настоящим солдатом в том высоком значении слова, которое вкладывали в него они оба: Брехт и она. И хочется верить, что наперекор всему она добыла свое трудное, свое мучительное счастье…

Судьбе Маргарет Штеффин и посвящена одна из двух повестей, составляющих книгу Юрия Оклянского, — «Повесть о маленьком солдате». Как она родилась — эта повесть и эта книга? Разумеется, в одном случае можно сослаться на удачное стечение обстоятельств, благодаря которому в руках Ю. Оклянского оказались «три тонкие папки из порыжелого картона», хранящие письма Б. Брехта и Маргарет Штеффин; в другом — на обнаруженный в Куйбышеве архив А. Н. Толстого, сберегший до наших дней более пяти сотен неизвестных ранее материалов — письма выдающегося русского советского писателя, первые издания его книг с дарственными надписями, фотографии, переписку родителей Алексея Николаевича, дневники и произведения его матери — A. Л. Бостром. Подобного рода свидетельства минувшего поистине бесценны, кто спорит; но их надо уметь выслушать, в них надо увидеть лики живой, страстной, переменчивой жизни, уловить неоднозначность заключенного в них содержания, определить многоразличные связи с другими событиями того времени — ибо только так приобретает писатель ответственное право на свое слово о тех, чьи дни и труды стали достоянием былого.

Думается, что такой подход к материалу вполне естественно выработался у Юрия Оклянского, начинавшего в литературе прежде всего с жанра документального — с очерка. Уже затем, вполне испытав в нем свои силы, выпустив две очерковые книги, он приходит в область для себя сравнительно новую — литературоведение, которым, впрочем, занимался всегда. Его работы, однако, не стали литературоведением в классическом, так сказать, смысле; они возникли из счастливого сочетания глубокого и стойкого интереса к литературе с не менее глубоким и серьезным желанием узнать и понять жизнь писателя, из плодотворного стремления объяснить не только творчество — судьбой, но и судьбу — творчеством. Ибо если справедливо, что всякого рода житейские обстоятельства оказывают мощное воздействие на творчество писателя, то и само творчество, оказавшись фактом биографии, приобретает подчас определяющее значение в судьбе художника.

Это взаимодействие и взаимовлияние судьбы и творчества и стало, по сути, главной темой Юрия Оклянского, заявившего себя последователем традиций биографической прозы, замечательные образцы которой дали Леонид Гроссман, Корней Чуковский, Виктор Шкловский… Так появились выдержавшие несколько изданий повести «Шумное захолустье» (1965; 1069; 1982) — о писательнице А. Л. Бостром, матери А. Н. Толстого, о детских и юношеоких годах автора «Петра I»; «Повесть о маленьком солдате» (1978; 1983) — о соратнике и сотруднике Бертольта Брехта Маргарет Штеффин; вышедшая в серии «Жизнь замечательных людей» в 1986 году повесть о Константине Федине; документальные повести и очерки о Юрии Трифонове, Вере Пановой, Юхане Смууле, вместе с другими работами Юрия Оклянского составившие книгу «Биография и творчество» (1986), и другие книги этого автора.

В чем их особенности? Что придает им то «лица необщее выражение», которое есть главный признак самостоятельного писательского почерка?

Ю. Тынянов заметил однажды: «Там, где кончается документ, там я начинаю». Ему же принадлежат следующие, не менее замечательные слова: «Есть документы парадные, и они врут, как люди, У меня нет никакого пиетета к «документу вообще». Тут нет и малейшего пренебрежения к документу — да и смешно было бы подозревать в этом писателя, пришедшего в литературу из науки. Речь о другом — о документе как об отправной точке поиска; о минувшей действительности, которая достаточно прихотливо, не без лукавства, а подчас не без намеренного искажения запечатлела себя в письмах, протоколах, дневниках и прочих официальных и неофициальных бумагах; и, если хотите, о священном долге писателя неуклонно стремиться к истине, с какими бы трудностями ни было сопряжено ее постижение.