Ратибор Степанов - Призма-2

• Название: Призма-2
• Автор: Ратибор Степанов
• Жанр: Фэнтези

Язык мергулов. Принадлежавший ни народу, ни расе, а касте жрецов, сведения о которых были настолько отрывочны и легендарны, что даже некоторые Посвященные считали рассказы о них мифом. Кроме легенд, о их материальном существовании говорили найденные в пустыне Мидасского плато небольшое святилище в глубине пещер и несколько перстней — печатей с замысловатыми надписями, состоящими из древних знаков. И все.

Даже библиотека Храма, с ее уникальными книгами, фолиантами, рукописями не обладала полными сведениями об этой таинственной, глубоко законспирированной касте жрецов. Было только известно, что поклонялись они темным силам, через Мордука, своего повелителя и наставника, насыщавшего их знаниями и силой. Поговаривали, что именно от них получили распространение многочисленные темные культы и ордена Земного мира. Но как эти знаки оказались здесь, за тысячи километров от своего центра?

---

— Венгард! Что ты творишь! — Закричала Милегра, молниеносно поднимаясь из пыльного капкана. — Подожди, я тебе помогу.

— Нет, я сам! Поспеши на помощь Алесии. Скорее! Я сам. — бормотал Венгард, беспомощно пытаясь выбраться из плена своей немощи. Сейчас Милегра послушалась брата и бросилась на зов Алесии.

— А-а-а!!! — донесся через некоторое время уже крик Милегры.

— Алесия! Милегра! Что с вами?! — кричал Венгард, пытаясь сдвинуться с места. Ноги его совсем не слушались. Со слезами на глазах, с помощью одной руки пытался он доскребтись до девушек, но сумел проползти не более трех метров. — Что с вами?! Я иду на помощь! — Венгард плакал, пытаясь продвинуться еще хоть немного вперед. Голова заболела, его охватило чувство тревоги и страха. Он почувствовал в какой они опасности. — Я должен! — Венгард с силой ударил по ноге, уперся рукой о камень и попытался встать. Он понимал, что сейчас от него зависят жизни двух самых близких ему людей. Он собрал всю свою силу в кулак. Ноги не слушались его, колени дрожали, но теперь он чувствовал их. Через «не могу» он заставлял себя подняться и добраться до арки.

Первым, что бросилось ему в глаза были пять статуй из черного мрамора, окружавшие сложенный из грубых камней не широкий колодец наполненный какой-то темной маслянистой жидкостью похожей на нефть. Существо с головой петуха, телом человека и змеями вместо ног почти везде имело одинаковый вид, лишь позы и предметы в руках отличали их между собой. Венгард узнал его сразу.

— Абраксас.

Хранитель мог дать голову на отсечение, что при его появлении статуи повернули свои птичьи головы и хищно усмехнулись. Ужас сковал все тело, ноги его дрожали словно осиновый лист. Он обхватил их руками, чтобы не упасть, сделал первый шаг, и рухнул на камни. Поднялся и снова упал. Пот градом катился по лицу, усталость пудовыми гирями висела на конечностях, но Венгард падал и снова поднимался. Пока, наконец, не встал уверенно на ноги. Боль в ногах была дикой, но Венгард понимал — болят значит работают. — Помоги мне Анорис! Помоги Нус Спаситель! — Превозмогая боль Венгард добрался до девушек. Алесия и Милегра были еще живы, но пульс еле прощупывался. Головная боль, будто кувалдой молотила по вискам. Интуитивно понимая, что нужно как можно дальше удалиться от опасного колодца Венгард потащил их в сторону каменного круга, спрятавшегося в одной из ниш. Какой-то внутренний магический компас, чья-то рука помогала ему. Лишь недовольные взгляды абраксасов хищно пожирали незваных гостей. Чужим здесь было не место, чужих ждала только смерть. Но кто-то или что-то мешало им приблизиться к друзьям вплотную. В ушах зазвучало «Вихри враждебные веют над нами, тёмные силы нас злобно гнетут. В бой роковой мы вступили с врагами. Нас ещё судьбы безвестные ждут». Откуда взялись эти слова Венгард не понимал. Сначала он затащил на каменный круг Алесию, затем Милегру. От прикосновений каменный круг засветился, переливаясь молниями из края в край, но этого уже Венгард не видел. Он без сил рухнул рядом с ними, теряя сознание…

ГЛАВА 6

В глухих северных лесах, тех где Копша сокровища стережет, непроходимых и труднодоступных, окруженная болотами и озерами, реками и ручьями спряталась деревенька. Скорее большая деревня, густонаселенная людьми красивыми и рослыми, свободными и равными. Жили не богато, даже бедно, по три урожая за год не снимали, каждое семечко в земле берегли, холили и лелеяли. Но зато в ноги никому не кланялись, девок перед свадьбой хозяину на первую ночь не отдавали, спины от хозяйских плеток рубцами не ветвились. Север не юг, если палку в землю воткнуть сама не зацветет, потрудиться надо. Вот и трудились с весны до осени вставая спозаранку и засыпая за полночь. Зато зимой красота, отдыхали. Соберутся вечерком мужики в общей избе, разведут огонь, достанут хмельной напиток и начнут беседу. Времени зимой много, долгая зима, да и темы все новые возникают. Так за сотни лет менялся характер ванатов, все больше становясь созерцательным и философским. За долгие годы полюбилась им эта земля, суровая, но добрая. И эоры мест сразу приняли ванатов за своих, помогли освоиться на новой земле, хотя, возможно, знали, что на самом деле не новая то была земля для родовичей, а хорошо забытая старая, настолько старая, что и старики о том не знали, только духи земли помнили о древних родованах за многие тысячи лет до того гонявшие по полям и лесам мамонтов, да зубров. Потрескивал костер, в небе горели яркие звезды, давая повод, под хмельную чарку вспомнить старые легенды пращуров о звездах и вселенных, о великих предках с далеких планет, о ярь-мощи и ледяной стреле, о волшебниках и чародеях севера, магах и колдунах юга, ведунах и волхвах срединных краев, о покинутой родной земле и о совсем легендарной, великих предков. Поспорить о том, что в рассказах ведунов и ведуний правда, а что сказка и над тем лишь посмеяться должно мужчине. Много тем было у ванатов долгими зимними ночами. Но и про женщин своих, да чего скрывать, иногда и чужих, не забывали. Один из таких разговоров случайно (травы целебные ровно в полночь заваривала) подслушала Ана, дочь Главной ведуньи ванатов Власки. Хоть и не зима на дворе была, а лето, пора трудолюбивая, страдная, но то был период, когда выдались такие летние деньки, что одно дело сделано, а следующее еще не начали. Совсем стемнело и зрелые уже мужики, почти старцы, с длинными бородами у кого с проседью, а у кого совсем седые, развели костер на окраине, у леса. Чинно расположились вокруг, передавая из рук в руки хмельную чашу с забродившим медом. Первым, по старшинству, отхлебнул совсем уже седой, дед Гордей.

— Знатная медовуха получилась, ребята, знатная. Вот и мяты бабка моя к месту добавила. Во рту так свежо, приятно. На вот, возьми, Усень, подтверди мои слова. — дед неспешно передал деревянную резную чашу в виде уточки сидящему по правую руку такому же древнему старцу. Тот неспешно отпил, утвердительно склонив голову.

— Добрая брага, ничего не скажешь. Вот что умеет твоя баба делать, то умеет. Не поспоришь с этим. Лучшая в этом деле. Попробуйте и вы. — Чаша пошла по рукам, вызывая одобрительные похмыкивания, кивки и другие утробные звуки. Последним хмельной напиток пробовал самый молодой, но уже почтенный дядька Иван.

— Хороша, ничего не скажешь. Но честно вам скажу, пивал я и получше.

— Не бреши Ванька. — заголосили недоверчиво товарищи Ивана.

— Да где ты мог? — намеревался было уже обидеться дед Гордей. Он хоть и каждый день ругался со своей старухой по каждому поводу, но такие слова был готов принять как личное оскорбление. Хоть и сварливая была у него бабенка, но пятьдесят восемь весен совместной жизни это вам не баюн чихнул.

— Опять выдумываешь. Как был в молодости балабол, так и остался. — загомонили старшие. — Где ты мог лучше медовуху пить?

— Не вру я вам, Волос свидетель. Давно то было, правда, не спорю. Молод был, горяч, хорош собой, зубы все целые. В те времена я охотничал и шкурки далеко на юг возил, со скотоводами торговал.

— Это ты не про те два года, что пропал из рода, а вернувшись все молчал, словно воды в рот набрал? — Перебил его в годах, но крепкий еще мужичек небольшого роста и длинными серыми волосами до плеч.

— Про то времечко верно ты подметил Крепыш. — Иван склонил голову, словно задумался о чем-то, провел своей пятерней-лопатой по волосам, так толком и не пригладив свою буйную прическу, продолжил. — Долго ничего не рассказывал потому как стеснялся. Вы б меня по головке не погладили за то что из племени исчез, вот я и соврал, что был в плену у кощеев.

— А на самом деле, как было? — лукаво прищурил свои глазки-щелки дед Гордей, гнев которого пошел на убыль.

— Да женился я там. — Лицо Ивана покраснело, глаза словно туманом утренним грустью поволокло, лишь отсветами костра обнажая вдруг нахлынувшая печаль. Склонил свою голову, взглядом уперевшись в тлеющие угли, тихо продолжил рассказ. — Не в первый раз я свою добычу на торжище ирчан доставлял, много знакомств с местными завел, в том числе и с девами ихними. Полюбил я их, а они меня…

— Брешешь ты, ой, брешешь. Ирчане. Хоть и сродники они нам, но дюже суровые, а бабы ихние еще злее. Взглянут, как молнией шибанут. Что ж я у ирчан не бывал. Враки говорю. — Высокий, но худущий, как жердь дед, плюнул себе на ладонь и молодцевато пригладил свою макушку, уже совсем не богатую волосами.

— Брешут собаки злые, а я правду говорю. Я ж горячий был, до девок охочий, а у нас сильно то не забалуешь, кровники под боком кому нужны. А ирчане только для чужих суровятся, а так добряки оказались. Бабы ж любят истории всякие, а я такое мог рассказать, навыдумывать, что они только рты раззявили и дивились. Благо язык у нас похож. Я им про чудищ заморских, лесных упырей и упыриц, да мало ли у нас этого народца по чащобам. Чуть приукрасил и стал для них что баян-сказитель. Особенно мои истории приглянулись одной вдовушке молодой, красивой и аппетитной. Полюбила она меня, да чего скрывать и мне она приглянулась. Брагу такую варила, что все усы потом день обсасывал. Старейшины рода с ней даже советовались, когда Сому готовили. Не только в браговарении была сподручна, в других делах тоже мастерица. — Лицо Ивана расплылось в широкой улыбке то ли захмелевшей, то ли воспоминания приятные грусть-печаль отогнали. Он вновь взлохматил свой седеющий, но все еще богатый волосами чуб и продолжил. Окружающие внимательно слушали его, уже не перебивая. — Поплатился я тогда за свои удовольствия. Поймали меня ее братья, прямо в постели. Уширопили так, что места живого не осталось. Как Ланка их не просила, не умоляла меня пощадить, фендюжили до тех пор пока кожа в кровь на кулаках не стерлась. Как не покалечили, не знаю. Три зуба, да ребра сломанные в расчет не беру. Бросили в глубокую яму в чем мать родила, до суда, тычин отхватить грозились. Смертью грозили.