Гайда Лагздынь - Старые дневники и пожелтевшие фотографии

• Название: Старые дневники и пожелтевшие фотографии
• Автор: Гайда Лагздынь
• Издательство: Тверская областная типография
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-87049-681-8

Автобиографическая документальная повесть для детей и подростков о жизни ребят в предвоенные годы и в годы Великой Отечественной войны посвящена также педагогам и воспитанникам детских домов.

Книга может быть использована как хрестоматийный материал в процессе преподавания истории и как приложение к путеводителю по музеям в разделе «Дети войны».

---

— Залягаем.

— Куда?

— Куд-куда! Видишь наверху, под потолком? Туда и полезем.

Багажные полки были пустые. На них никто ничего не ставил, так как полки сообщались. Можно свободно переползать из одного отсека в другой. Пацаны мигом влезли, подложили под головы пальтишки, растянулись на пыльных полках. Заснули быстро, спали долго. Очнулись от страшной духоты. В вагоне, как говорят, яблоку некуда упасть. Люди плотно сидели на скамейках, на чемоданах, на мешках. Вылезать из своего убежища ребята побоялись. Со лба, с носа, со щёк стекал пот. Мальчики рукавами рубах вытирали лицо, размазывая грязь.

— Ну и чума-рожа ты! — рассмеялся Стёпка, глядя на Кольку.

— А ты думаешь, что только из умывалки? — Колька вытащил из кармана осколок зеркальца, посмотрелся сам, дал приятелям.

— У! — только и сказал Афанасий.

— Ладно, — махнул рукой Колька. — К морю приедем, не такими ещё чёрными будем. Отмоемся. До юга знаешь ещё сколько?

Но тут поезд неожиданно остановился, в вагон вошли двое мужчин.

— Просим предъявить документы и пропуска.

— «Шуба», — сказал не раз бегавший из детдома Афанасий. — Это вам не проводничка!

Ребята шмыгнули под промасленный брезент, что лежал в соседнем отсеке. Под ним было ещё жарче.

— Ничего, привыкайте, — прошептал Афанасий. — На юге всегда так.

— А может быть, не стоит? — заскулил Стёпка. — У нас на Волге так хорошо.

— Цыц! Тихо, а не то... — Когда Афанасий высунул голову из-под брезента и глянул сверху на пассажиров, проверяющих уже не было.

— Москва! — перекрывая разговорный гул в вагоне, сказал чей-то громкий голос. — Столица-матушка, Москва!

— Наш вокзал называется Ленинградский, — прочитал Колька.

— А нам нужно на Курский! — буркнул Афанасий.

Подошли к дяденьке.

— Вы не знаете, как на Курский вокзал пройти?

— Не знаю, сам приезжий. А вы спросите у милиционера. Он точно знает.

— Подошли, спросили, — рассказывал потом Стёпка. — Милиционер посмотрел на нас, козырнул и ответил: — Прибыли, значит? Пойдёмте, провожу! Вам одним не добраться. И проводил! — смеялся Стёпка, — в детскую комнату милиции. О нас там уже всё знали, поджидали с поезда.

— Ты — Афанасий, тебе тринадцать лет, — сказал дяденька. — Ты — Николай, тебе двенадцать. А ты — Стёпка, тебе десять.

— А вы откуда знаете? — удивился Стёпка.

— Из вашего города звонили.

— Так быстро? — снова удивился Стёпка. — А мы долго ехали.

— Передали, что на юг отправились.

— А мы никому не говорили, что на юг!

— Теперь ребята бегут не на фронт, а на юг, — пояснил дяденька в синей милицейской форме. — Эх ты, Коля-Николай! Сиди дома, не гуляй!

Ребят на машине отвезли в детприёмник. В детприёмнике четыре этажа. На первом — потерявшиеся дети, в основном, малыши. На втором этаже — чуть постарше. На третьем — правонарушители, беглецы. На четвергом этаже — ребята из бандитских шаек. Детдомовские попали на третий.

На койках, покрытых серыми солдатскими одеялами, сидели и лежали чумазые, рваные и хорошо одетые ребята. Около стола «братва» резалась в карты. Когда за спиной троицы закрылась скрипучая дверь, длинный подросток подлетел к Афанасию и выдернул из рук мешочек с сухарями.

— Братва, жратва! Посылочка с воли! А вы, голопузые, не пикать!

«Братва» в один миг расхватала содержимое мешка и аппетитно захрустела сухариками. — Ништяк паёчек! Хозяйственный. Откудова такие заявились? Куда путь держите? Не желаете разговаривать? — Длинный швырнул в Афанасия пустым мешком. — Брезгуете? Ну-ну.

У Афанасия сжались кулаки. Стёпка тащил Кольку за штанину в угол. Колька же, вцепившись в Афанасия, не двигался. В это время дверь снова скрипнула, появились двое новеньких.

— Пончики! — подскочил к ним длинный. — Чего в кармашки мамка на дорожку положила? — О детдомовских забыли. Они не заставили себя долго упрашивать, забрались на второй ярус.

— Эх ты, Афоня! Жадничал, сухарика не дал. «До юга далеко!» — передразнил Афанасия Стёпка.

— Наши, наверное, спать собираются? Поужинали, — тихо сказал Колька. — Слышь, Афоня? Может быть, домой, а? Дома так хорошо.

— Хорошо, — буркнул Афанасий, — а на юге лучше.

— На юге, на юге! Видел я твой юг! Чем на Волге у нас не юг? Скоро в саду яблоки начнут падать. Белый налив уже ничего — съедобный.

— А наш бор? — мечтательно вздохнул Стёпка. — Сейчас бы чернички поесть.

— Землянички бы тоже не худо, — добавил Колька.

— Чернички-землянички! — с издёвкой передразнил сосед. —

Вам эти ещё дадут чернички-землянички, — махнул он в сторону стола, за которым продолжалась игра в карты. — Кого-нибудь проиграют, и будешь ушами сапоги чистить.

— Почему ушами? — удивился Стёпка.

— А у них всё косяк-наперекосяк, шиворот-навыворот.

И действительно, не успели ребята как следует осмотреться, как к ним снова привязался длинный по кличке «Шах».

— Ну что, мальки, приуныли? Путёвочка в Крым сорвалась? Чего опустили косорыльники? Спляшите-ка русского!

— Ты их не тронь, — неожиданно подал голос подросток в военной гимнастёрке, молчаливо сидевший недалеко от троицы. — Не то...

— Что не то? — подскочил к нему Шах.

— Не то схлопочешь! — смело ответил крепыш.

Длинный психанул и с визгом кинулся на крепыша. Крепыш вытянул вперёд руку и слегла махнул. Шах кубарем полетел между коек.

— Наших бьют! — крикнул кто-то из братвы. Несколько тощих подростков налетели на крепыша, но, подскочив, отлетели рикошетом, будто тот был сделан из металла. Снова отворилась дверь. Длинного и ещё одного из братвы увели. Афанасий подошёл к пареньку в военной гимнастёрке.

— А ты почему такой железный?

— Я не железный. Меня старшина научил приёмам борьбы. Он с Кавказских гор. У них там все сильные.

— А почему ты в горы не поехал?

— Домой после демобилизации поехал, в свою деревню. Её немцы в сорок втором сожгли, и всех жителей, и моих... Приехал, а там даже труб нет, одни воронки. Вот документы потерял... вытащили такие вот... Я сыном полка был.

— Так давай к нам! У нас директор — во! Возьмёт!

— А чего побежали?

— Да так, на море захотелось посмотреть.

— Что море! Море как море. Хотите, расскажу? — Но рассказывать не пришлось. Троицу вызвали.

— Ты к нам просись! — уходя, Афанасий выкрикнул адрес детского дома.

— Ну что, бегунки? Что с вами делать прикажете?

— Домой хотим, — сказал Стёпка.

— Домой отправьте, — добавил Колька.

— Домой? Что так быстро захотели? Чего тогда бегали? Неизвестно ещё, захотят ли вас назад взять? Кому такие нужны?

— Марии Даниловне... ребятам.

— А когда убегали, думали о воспитательнице? — Ребята молчали.

— Сейчас спросим! — Строгий мужчина стал звонить по телефону.

— Детский дом? Вот они, передо мной стоят. Здоровы. Что? Пусть остаются? Вот видите, из дома отвечают: раз не хотят у нас жить, пусть живут у вас. — Ребята заволновались.

— А мы домой хотим! Пусть нас обратно возьмут!

— Бегать не будете? Слово даёте?

— Даём. Ни разу больше, — шмыгнул носом Афанасий.

— Собирайтесь.

— А чего собираться? Мы собранные, — покосился Стёпка на дверь. — Крепыша Васю жалко. Он законный, с документами, только потерял. Вы его к нам пошлите, человеком сделаем.

Строгий мужчина почему-то рассмеялся: — Они его сделают! — но больше ничего не сказал.

В поезде ехали вчетвером. Проводнице вручили билеты. За старшего был Василий-крепыш.

— Ты аккуратненько, понимаешь? — говорила на прощанье женщина в военной форме. — По-фронтовому!

— Всё будет в порядке! — степенно отвечал Василий.

— До свидания, ребята! Привет детскому дому! — махнула вслед женщина с погонами младшего лейтенанта.

ПОЖЕЛТЕВШИЕ ФОТОГРАФИИ

В дверь постучали тихо и робко.

— Можно войти? — На пороге стояла молодая воспитательница Елена Владимировна. — Мария Даниловна, я к вам в помощницы. Зоя Петровна велела.

— Понятно. Решили, что стара, сама не справлюсь?

— Что вы, Мария Даниловна...

— Да я не обижаюсь. Всё верно. А то сижу одна, сама с собой разговаривать стала. Знаете что, Еленочка? — Мария Даниловна всегда называла её так в отсутствие детей. — У меня идея! Я буду вспоминать, а вы записывать. Вы же знаете, я ведь почти всю трудовую жизнь прожила в нашем доме, с первого дня его образования, точнее, с августа 1944 года. Может быть, и историю нашего дома напишете? Старая я, доживу ли до юбилея? И говорить стало трудно, язык в губах заплетается. Вот вы, наше молодое поколение, наша смена, и расскажете на встрече с бывшими её воспитанниками историю их детского дома. Соглашайтесь, Леночка!

Елена Владимировна хотела возразить, но, взглянув на решительное и строгое лицо Марии Даниловны, осеклась и покорно села к столу.