Дмитрий Градинар - Настоящая фантастика – 2016 (сборник)

• Название: Настоящая фантастика – 2016 (сборник)
• Автор: Дмитрий Градинар
• Издательство: Издательство «Э»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-88830-6

Немецкие мотоциклисты, ворвавшиеся в село, внезапно окружили Таню Климову, ленинградскую комсомолку, застигнутую войной во время летней практики. Мучительная гибель была неизбежна, но девушке повезло – испытатель хронокапусулы из далекого будущего спас ее. Спустя тысячу лет человечество достигло звезд, терраформировало Марс, построило справедливое общество без насилия и войн. Тане предложили остаться в этом прекрасном мире навсегда, но как остаться, когда по родной земле ползут пятнистые коробки вражеских танков, а нелюди мучают и убивают мирных жителей?..

Загадочный посетитель явился к мудрому китайскому мастеру Ченгу, чтобы выведать у него секрет путешествия во времени. Нетерпеливый и жадный иностранец готов был заплатить любые деньги, сулил мировую славу, грозился смертью, но мудрый мастер стоял на своем – путешествие во времени невозможно… Особенно для таких вот нетерпеливых и жадных…

Вадим Панов, Лео Каганов, Ярослав Веров, Игорь Минаков и другие известные писатели-фантасты в традиционном ежегодном сборнике, выпускаемом по итогам Крымского фестиваля фантастики «Созвездие Аю-Даг»!

---

Митяй и вправду почувствовал себя маленьким, беззащитным глупцом. Влип по самые уши, хуже, чем в голод, хуже, чем в грязный подвал.

– Ты не знаешь, малыш, какой мастер создал инструмент, послушный, как женщина, и капризный, как женщина? – Голос нищенки налился силой, стал властным. – Почему темный ужас таится в струнах, почему лучший смычок – тот, на который натянуты девичьи волосы?

Кажется, это он уже слышал. Митяй попробовал ответить, но во рту пересохло.

– Лучшие свои скрипки Джузеппе Гварнери творил из ничего – из створки старого шкафа, из корабельной скамьи, говорят, даже из гробовой доски. Он стучал по дереву умными пальцами, слушал, как то звучит, а потом резал, выглаживая каждую линию. Видишь птиц, украшающих деку? Это его знак! Чтобы лак получился отменным, мастер добавлял в него горное масло, слезы матерей, потерявших ребенка, и кровь, запекшуюся на брачных простынях. Сам господин Самаэль заказывал у Гварнери живые скрипки и платил сполна за работу. Глупец дель Джезу потом раскаялся – инквизиторы пообещали, если он не придет в лоно церкви смиренным рабом, то сгорит на костре, а дровами станут его инструменты. Мастер стал работать для попов, продавать глупым людям жалкие подделки. Но лучшие скрипки он делал в молодости. Понимаешь?

Побледневший Митяй помотал головой.

– Дьявол бродит по миру, взыскуя смятенных душ. Он дарит скрипки однажды и на всю жизнь, ставит в душу клеймо – проклятие музыканта. Думал выбросить или продать? Мальчишка! Ты обречен на смятение и одиночество, маленький дурачок, ты приносишь несчастье, друзья покинут и предадут тебя, любимые женщины бросят, не в силах соревноваться с музыкой. Для тебя станет важно лишь одно – совершенство, недостижимое совершенство звука. И когда старость скует твои члены, болезни ослабят силы, ты умрешь в страшных муках, томимый неутоленной жаждой!

– Это навсегда? – спросил, наконец, мальчик.

– Да, милый, – с неприятной улыбкой подтвердила нищенка. – Проклятие не оставит тебя и после смерти – если, конечно, ты не отыщешь помощи. Красивый мальчик, такие большие глазки, выразительная фигурка… жаль, стриженый. Золотая парча будет тебе к лицу, камзол с пуговками, чулочки и башмачки. И паричок, белый пудреный паричок. Пойдем со мной в мою лавочку, я сварю тебе чудного шоколада, угощу сладостями. Ты когда-нибудь пробовал рахат-лукум? Давай руку, мой славный.

Узнал! Хищный серебряный скорпион с перламутровой спинкой, украшающий безымянный палец, ногти, покрытые ярким лаком, чистая кожа – он видел эти ладони у старухи в кафе, старухи в бисерном платье, с длинным витым мундштуком.

– Из-з-звините. – Митяй запнулся. – Я не хочу сладостей. И с вами никуда не хочу.

Старуха приблизилась к нему, наклонилась, почти касаясь лица длинным носом. От нее пахло сладкими благовониями, пахло так сильно, что голова закружилась.

– Тебе нечего бояться, малыш. Госпожа Вероника любит детей и позаботится о тебе, уберет все напасти, все тревоги. Ты будешь играть, играть вволю! Погляди, что у меня есть!

В ловких пальцах из ниоткуда возникли чудные куклы. Даже сквозь страх Митяй успел удивиться – до чего же здорово сделано! Офицер Виленского полка в окровавленной форме машет «маузером», поднимая в атаку. Раненый матрос стоит на одном колене, опираясь о пулемет. Татарский воин в лисьей шапке натянул лук. У Митяя никогда не было своих игрушек. Он потянулся к фигурке рыцаря в шлеме – разглядеть, что у того за герб. Глаза старухи жадно блеснули.

– Шла бы ты отсюда, убогая!

Неторопливый Иван Наумыч спешил так, что начал задыхаться, худая грудь антиквара ходила ходуном, усы грозно встопорщились, пенсне слетело и, подрагивая, повисло на шнурке. Старый интеллигент, он называл на «вы» даже кошек, и Митяй страшно удивился.

– Явился, защитник обиженных и несчастных. Думаешь жить вечно? – прошипела старуха, выпрямляясь во весь рост. Она показалась страшно высокой рядом со щуплым антикваром, но тот не отступил.

– Нет, и время, отпущенное мне, почти вышло. Но зато я живу свои годы. А что лежит у тебя в шкатулке? Резной, из слоновой кости, с тремя ликами Владычицы Перекрестков на крышке?

– Ты и это пронюхал, шпион проклятый? – Лицо старухи исказилось, казалось, она вот-вот набросится на врага, начнет рвать ему волосы, выцарапывать глаза крашеными ногтями.

Наваждение спало. Митяй не стал дожидаться конца беседы и выяснять, что за старые счеты связывали Ивана Наумыча с этой ведьмой. Он подхватил футляр и порскнул вниз по бульвару, сверкая пятками.

С неделю после того мальчик не выходил на улицу, не купался и не смотрел фильмы в синематографе. Ночами снились кошмары. По всем бульварам гнался за ним разъяренный скрипач Паганини, потрясая огромными кулаками, кричал: «Отдай мою скрипку, мерзавец!» Сотни одинаковых девочек с розовыми бантами ядовито смеялись, когда он выходил на сцену и у него одна за одной – «дзынь! дзынь!» – лопались струны. Рогатый дьявол, похожий на вокзального мильтона Плевако, являлся, чтобы отобрать инструмент и утащить душу прямиком в ад. И самое страшное – повесившийся Алабаш ухмылялся мертвым лицом, показывал синий язык – что, добился моей смерти, брат названый? Но обошлось – ветер переменился, жара спала, дурь из головы вышла. Митяй снова стал заниматься, сперва нехотя, потом истово. Он понял одно – что играть он сейчас не умеет. Но раз ему суждено быть музыкантом, раз он проклят, то выбора не остается. Вопрос лишь во времени – сколько придется учиться.

В сентябре подошел срок уплаты за прожитье. Денег на кармане оставалось не густо – щедрая жизнь выходила дороже, чем мальчик думал. Ранним утром, убедившись, что его никто не заметил, Митяй сбегал к потаенному месту на Круглой башне. Приметный кирпич так же верно прикрывал выемку, но тайник оказался пуст. Может быть, Алабаш передумал и забрал свою долю добычи? Или кто-то чужой пробрался? В любом случае передышка, отпущенная судьбой, завершилась. Надо было что-то решать со своей жизнью. В начале весны исполнится тринадцать, отец в эти годы уже работал. Возвращаться к бездомью, грязи и нищете – ни за что! Играть на улице – так подавать не будут здоровому обормоту. Податься в порт? Ловить рыбу? Стать батраком у тетки – она одинока, немолода. Или?.. Детдомовскими порядками, крысами в супе, воровством, побоями и злобными надзирателями пацаны пугали друг дружку зимними вечерами, но болтовня болтовней, а школа школой. Опять же, крыша над головой, харчи. Глядишь, и с музыкой помогут.

В тот же день Митяй попрощался с теткой, объяснив ей, что денег больше не светит, а нахлебником он сидеть не намерен. Для приличия Ганна повозражала, удерживать всерьез не стала – она хорошо относилась к мальчику, но родственной любви между ними не завелось. На прощанье она спекла пышный курник, подарила племяннику почти новую вышитую рубаху и мужние порты, подкоротив кое-где. Громко сходила в лавочку за ботинками и картузом – пусть люди видят, не босяком отпускаю. А потом отвела к скучным серым воротам и объяснила чахоточной барышне-воспиталке: «Так, мол, и так, не могу прокормить сироту, документов никаких нет, пишите: Митрий, Васильев сын, по фамилии Бориспольский, родился аккурат под Пасху, двенадцать годков назад». Под неласковым присмотром Митяй разделся, сдал шмотки, кое-как вымылся, стесняясь голого тела. Старичок-парикмахер догола обстриг лохматую голову, добродушно ворча, мол, об такой волос зубья машинки сломать недолго. Казенная одежда оказалась колючей и неудобной, непривычное белье давило на тело. Воспиталка, презрительно щурясь, предупредила – второй выдачи не будет, порвешь или на базар снесешь, будешь ходить в чем хочешь. Митяй чуть заметно пожал плечами – главное, что разрешили оставить скрипку.

Полтора десятка разновозрастных мальчишек, населявших общую спальню, приняли новичка без особой радости. Зная обычаи пацанов, Митяй приготовился к неприятностям и при первой попытке домотаться дал сдачи. Он никогда раньше не дрался всерьез, но подвальная школа его многому научила – бить больно и страшно, напугать не только противника, но и зрителей, чтоб уважали впредь. С первого удара он расшиб противнику нос до кровавых соплей, со второго уронил с ног. Пацаны завопили «лежачих не бьют», но Митяй ухватил врага за волосы, стукнул об пол и волтузил, пока тот, захлебываясь слезами, не попросил пощады. А потом пообещал, что искалечит всякого, кто попробует тронуть его самого или его скрипку. Зрители смотрели на представление, раскрыв рты, – пожелай Митяй, он вполне мог бы помериться силой с главарем этой шайки зверенышей и занять его место. Но он не искал ничьей дружбы. Занял «дачку» на отшибе, собственноручно собрал хитрую щеколду на тумбочку и зажил сам по себе.

Первые недели он тяготился строгим режимом, необходимостью спрашиваться, чтобы сходить до ветру, скудными порциями невкусной еды, придирками воспиталок и постоянными мелкими сварами пацанов. В школе его как малограмотного отправили в первую группу, и сидение рядом с сопливой малышней бесило невероятно. Все свободное время Митяй посвящал скрипке, пиликая до судорог в пальцах и приступов головной боли. Импровизировать, вторя ветру, волнам или городскому шуму, здесь, конечно же, не выходило, но ставить технику и быстроту удавалось вполне. Гордый Митяй чувствовал – все проворней перескакивают по струнам пальцы, все реже сбивается с такта, режет фальшивым звуком мелодия.