Виталий Станцо - То был мой театр

• Название: То был мой театр
• Автор: Виталий Станцо
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Во второй части спектакля у Тани роль Мани-большой, старухи-бобылки, шельмы и пьяницы. Роль комическая, сатирическая, я бы сказал. И до "Деревянных коней" Жукова как актриса была заметна, но именно в этом, на женских ролях и характерах настоенном спектакле, Татьяна показала себя во всем многогранном блеске мастерства. Показала, что не только Славина с Демидовой - таганские актрисы больших дарований. Думаю, Т.Жукова и М.Полицеймако - явления первого порядка в нашем театральном мире. И звания они давно заслужили, и признание. Но признание-то лишь у сравнительно малочисленных таганских завсегдатаев; кинематограф обошёл вниманием этих больших острохарактерных наших актрис, и этого, к сожалению, уже не наверстать.

О том, что Зине Славиной тоже не удалось поработать в кино в полную силу, я уже писал. Тут упомяну о её Пелагее - героине второй части "Коней" - труженице и стяжательнице, бабе до мозга костей и, как это ни парадоксально, женщине несостоявшейся. Расскажу о двух эпизодах, происшедших на обычной репетиции и на одном из последних предпремьерных прогонах "Коней".

Выше уже не раз упоминался неистовый темперамент Зинаиды. Собственно, на нём, да ещё на нутряном, редко осознанном понимании своего профессионального предназначения зиждется и мастерство её, и популярность её, и известная вседозволенность.

Нужно было придумать логический переход к сцене Пелагеи с Петром Ивановичем от сцены пирушки, сдержанного гульбища пижминской сельской верхушки. По Абрамову, Пелагее надо как-то вытянуть на улицу для разговора счетовода Петра Иваныча (артист Ю. Смирнов). Вытянуть, чтобы покосик урвать и Альке-доче - паспорт, чтобы могла в город уехать. А у Петра Иваныча свой интерес: сын спивается, сохнет по Альке. Но сейчас ему не до сына - сам хмельную радость вкушает... Их диалог Абрамовым выписан точно, сцена уже сконструирована, в репетициях не раз сыграна, а вот что-то не удовлетворяет в ней Любимова. И Славину не удовлетворяет. Начинают анализировать, разбираться - результат нуль. Время поджимает - ладно, работа пошла дальше, к следующим сценам. И вдруг недели за три до премьеры, когда всю вторую часть уже "гонят" от начала до конца, в сцене гульбища Зинаидина героиня начинает вдруг неявно и неумело кокетничать со счетоводом, чуть не заигрывать. И это при муже-то, по пьесе! Юрий Петрович напрягся: смотрит, слушает. Останавливает репетицию: не то делаете!

- А как я тогда оправдаю следующую сцену? Зачем вызывает она его на тет-а-тетный разговор на свежем воздухе? - выкрикивает вдруг Зинаида. - Или так лучше сделать?!

Разминка перед спектаклем "Десять дней, которые потрясли мир"

Сцена из "Деревянных коней": З.Славина - Пелагея, Маня-маленькая - Т.Жукова.

Одна из последних репетиций "Бориса Годунова". Справа от Юрия Петровича - Петр Леонов (завлит), Николай Губенко, Иван Бортник.

Закладка первого камня в новое здание театра. Командует с бутылкой шампанского в руке многолетний директор театра Николай Лукьянович Дупак.

С вызовом, резко выходит она из куска сценического пространства, отведённого под сцену гульбы, на условную деревенскую ночную улицу или в палисад. И с естественностью полной принимает позу, в которой, конечно, каждая женщина ежедневно не раз бывает, но - не на глазах у посторонних (тем более не на глазах у зрительного зала).

И как же невульгарно, сценично даже она это показала!

Окружающие смеются - здорово! Любимов, отсмеявшись вместе со всеми, принимает Зинаидин пас и, как всегда, всё переиначивает на свой лад. Нет, это Петр Иваныч из душной горницы выйдет вроде бы подышать, а на самом деле "до ветру", а Паладья (Пелагея) эту ситуацию в своих целях и использует, чтобы сперва про молодость Петру Иванычу напомнить, а потом его, разомлевшего, о выкосе попросить да о паспорте доче...

Тем самым актриса и режиссёр добавят ещё одну краску в подтверждение чрезвычайно цепкого, ухватистого Пелагеиного характера. А что мужик у задника спиной к зрителю минутку постоит, ноги расставив, так это ничьего эстетического чувства не оскорбит...

Так (иногда с актёрского озорства) начинались и в конце концов придумывались абсолютно точные, до символов поднимающиеся таганские мизансцены.

А вот сцена, которую, в отличие от только что описанной, зрителю уже не увидеть. Придумала Зинаида для своей сельской героини очень точную, соответствующую характеру походку: по-мужицки размашистую, когда при деле Пелагея, когда в кирзе, и мельтешащую - в туфельках. От этого-то славинского размаха и произошёл на одном из прогонов эпизод, который мог (случись то же самое, но чуть-чуть иначе: чуть больше размах или чуть иной поворот головы актрисы) полностью перечеркнуть всю работу над спектаклем "Деревянные кони". Потому что с размаха этого ударилась актриса головой об один из зубьев свисающей сверху бороны. Сильно ударилась - сознание потеряла, не успев даже вскрикнуть. Бросились к ней, прекратив прогон, и Любимов, и другие; "домашний доктор" Таганки Готлиб Михайлович Ронинсон на сцену выскочил...

Обошлось. Минуты через три Зина пришла в себя, а через десять минут шла уже следующая сцена с сё участием, и хорошо, уверенно шла!

Такой вот необычный, но по сути будничный таганский эпизод.

Наверное, буднями театра надо считать и большинство спектаклей, представлений собственно, и обсуждений разного рода. Но спектаклям - лучшим, ключевым с моей точки зрения спектаклям Таганки - здесь придана другая весовая категория. И нельзя, рассказывая о спектаклях-явлениях, те же спектакли преподносить читателю как составную часть театральных буден. Хотя они ею были. Такова диалектика - единство противоположностей. А вот обсуждения - это будни, иногда радостные, иногда огорчительные, чаще же всего - эмоционально нейтральные, плюсами-минусами уравновешенные.

Помню обсуждение в самом конце 1973 года в ЦДЛ (Доме литераторов) двух новых нестандартных постановок классики на московских сценах. Речь шла о "Балалайкине и К°" в "Современнике" и о "Бенефисе" на Таганке. Это было первое в моей жизни обсуждение такого калибра, и записи о нём сохранились достаточно подробные и удобочитаемые. Председательствовал, кажется, Михалков, Михалков-старший, который - и "Дядя Степа", и "Фитиль". Георгия Александровича Товстоногова в тот день я впервые услыхал и увидел вблизи - это запомнилось. Какой-то критик в начале обсуждения говорил о правде классики на трёх уровнях. Закончил хорошо: у Островского нет такой пьесы -"Бенефис", но это Островский!

Интересный регламент был на том обсуждении: критикам - до десяти минут, людям театра - неограниченно. Александр Петрович Свободин выступал. Как член художественного совета "Современника" говорил больше о "Балалайкине", но и о связи двух обсуждаемых спектаклей, и о том, что таганский Островский не раз напоминал ему про Щедрина... Ещё Александр Петрович вспомнил в связи с этими спектаклями (и критическими публикациями по поводу каждого из них) фразу из газеты "Народной воли", напечатанную в 1883 г. - теперь уже больше ста лет назад: "Правительство занято безнадёжным делом - созданием неинтеллигентной интеллигенции"... Безнадёжным или безнравственным? Как хочется, чтобы когда-то в будущем эта фраза не казалась современной...

Конечно, не все выступления были под стать этому. Критик Ревякин, например, напрочь не принял "Бенефис". Он говорил, что спектакль "воплощает не лучшие и не основные тенденции воспроизведения Островского", что это "эклектическое ревю", сдобренное "трюкачеством и сексом". Тут у меня в блокноте помета вторым (зелёным) цветом: "Выступление шло под смех зала"... К концу 1973 года московская театральная публика уже кое-что смыслила в лучших и нелучших тенденциях воспроизведения классики.

Владимир Высоцкий на репетиции "Преступления и наказания".

Еще помета зеленым в записях с того же обсуждения - не знаю, свои это или чьи-то слова: "Бенефис" - спектакль контрастов, как почти вся Таганка, при этом в высшей степени последовательная...

Какой-то критик кричал: "Десять лет назад это назвали бы кощунством!" Ему возражали А. М. Турков и 3. С. Паперный: "Прошло время одностороннего отношения к классике... А в какой мере мы созвучны классике?.. Он (Любимов) рассыпает вещи, которые ставит, а потом их по-новому собирает"...

Из товстоноговского выступления я дословно записал лишь несколько фраз. Одна из них поразительна но простоте и точности: "Утверждение положительного идеала через негативное - вещь чрезвычайно сложная"...