Алла Калинина - Как ты ко мне добра…

• Название: Как ты ко мне добра…
• Автор: Алла Калинина
• Издательство: Известия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-206-00063-9

Роман Аллы Калининой «Как ты ко мне добра…» посвящен жизни советской интеллигенции на протяжении четырех десятилетий — с сороковых годов до наших дней. В нем рассматриваются вопросы становления личности, героев объединяет напряженный нравственный поиск.

---

— Здравствуйте, — сказал он, — с вами мы, по-моему, еще не встречались? Надолго к нам?

Вета усилием воли заставила себя не вскочить.

— Как понравится, — сказала она, леденея от ужаса.

— Ага. Зайдете ко мне после занятий. — Он с шиком развернулся и пошел по проходу назад, скрипя желтыми ботинками.

В аудитории гоготали, шептались. Вета сидела, уткнувшись в тетрадку. Все это было глупо, но ведь надо же было когда-то сюда прийти, надо было, в конце концов, расплачиваться за собственную глупость.

После лекции она догнала Горелика в коридоре. Он весело оглядел ее, подумал и сказал:

— Нет, мы же с вами договорились — после занятий.

Он принял ее только поздно вечером. В лаборатории никого не было, горел яркий свет. Горелик удобно сидел в кресле, у него были невероятные желтые ботинки на толстой подошве и яркий галстук.

— Та-а-ак, — протянул он, снова внимательно и дерзко разглядывая Вету, — значит, на лекции вы не ходите. Может быть, у вас оформлено свободное расписание?

— Нет, не оформлено.

Вета вздохнула. Что еще за допрос? Какое все это теперь могло иметь значение?

— Действительно, все дела, дела. Надо же когда-нибудь и отдохнуть, — Горелик улыбнулся. — Ну что, пошли гулять?

Так вот куда он клонил! Вета хотела рассердиться на него и не смогла, слишком он был неожиданный. И смешной.

Институтская дверь тяжело хлопнула за ними. Летел снег, и было совсем непохоже на весну. Ледяной ветер разом прохватил Вету. Она понимала — сейчас он будет стараться произвести на нее впечатление. Он говорил, а она слушала. Он начал рассказывать — о себе, о том, как он мальчишкой приехал в Москву, как строил «Шарикоподшипник» и остался работать на нем, стал фрезеровщиком, как впервые влюбился в девятнадцать лет. Вета слушала его с любопытством, он был прекрасным рассказчиком. Он говорил без перерывов, и все получалось у него интересно. Он волновался, забывал все вокруг, останавливался, размахивал руками, менял голос. Он сразу же начал говорить Вете «ты», и оба они не заметили, как это произошло.

Незаметно они забрели в ресторан, ели какой-то диковинный салат, запивали его красным вином, и Вета чувствовала себя такой легкой и свободной, какой не была уже давно. Они танцевали. Горелик был на полголовы ниже Веты, но их обоих это совсем не смущало. Вета слушала.

— Дальше… Что было дальше?

— Дальше собирался в Испанию, — ответил он, весело подпрыгивая в ритме фокстрота. — Не успел. Кончил курсы, представляешь — изучил испанский язык, и все зря, пока я собирался, у них там все кончилось, — он развел руками. — А потом уже сорок первый год. В общем-то, в нашем цеху вся молодежь пошла добровольцами. И попали мы тогда не в армию, а в ополчение, ну ты понимаешь. Это было ужасно. Наш эшелон разбомбили сразу же, возле Смоленска. Я выскочил из теплушки через крошечное окошко под потолком, вот такое. Как я в него протиснулся, до сих пор не пойму. Да еще с ранцем на спине. Я был связным, и у меня в ранце лежали ракеты. Словом, они у меня там все разом и взорвались. Со мной всегда происходят какие-нибудь чудеса, у всех людей нормально, а у меня — бог знает что. Подобрали меня через два дня. Если бы не телогрейка на меху и ватник, мне бы не выжить. А так ожога сильного не было, только контузило. Отправили меня в тыловой госпиталь в Томск. А как раз туда наш «Шарикоподшипник» и эвакуировали, надо же — такое везение! Только, знаешь, это очень длинная история, так просто не расскажешь. А тебе ведь, наверное, пора домой, правда? Двенадцатый час. Ты замужем?

— Да.

— Ну, вот видишь, тем более. — Он вздохнул и сразу же засмеялся. — А здорово мы повеселились, правда? Я тебе потом все дорасскажу, мы с тобой, как выберется время, еще куда-нибудь закатимся, ладно?

Дружба с Гореликом неожиданно захватила Вету, ей было с ним легко, он обладал удивительным даром жизнелюбия и непосредственности, умением отбрасывать от себя все, что мешало ему жить, веселиться, дышать, как ему нравилось. Он был чудесным приобретением. В институте он не скрывал их дружбы, ловил Вету в коридорах, весело подхватывал под руку, а на лекциях, на которые она теперь аккуратно ходила, без зазрения совести обращался только к ней и вообще не отрывал от нее глаз. Это сразу же стало темой беззлобных анекдотов его любили.

Они встречались чуть ли не каждый день, болтали, бродили по улицам, подолгу засиживались в кафе и ресторанах, в которых Горелик знал все ходы и выходы и всегда доставал столик. Вета возвращалась домой все позднее. Она хотела и не умела рассказать Роману об этих забавных отношениях, что-то в них было все-таки не так, и она боялась, что Роман ее не поймет. Но она не делала ничего плохого, просто ей было весело и интересно в этом театре одного актера, который обращался только к ней и старался для нее одной. Она, конечно, понимала, что вечно так продолжаться не может, но к чему было думать об этом сейчас, вот так сразу…

Однажды Горелик таинственно потащил Вету в глубину темных и гулких коридоров.

— Я хочу о тобой поговорить, — шептал он. — Слушай, как мы с тобой будем встречать Майские праздники?

Вета смутилась.

— Да что вы, Борис Захарович, в праздники я занята. У меня семья. Ну, чего же вы обиделись? У нас впереди вся жизнь.

— Ах, брось! Это только так кажется — вся жизнь. А потом хватишься, а все уже кончено, ты опоздал…

— Куда опоздал?

— Откуда я знаю — куда? Куда-нибудь. Когда не ценишь того, что посылает тебе судьба… Сейчас я расскажу тебе одну историю из моей жизни. Пойдем-пойдем, я тебя провожу.

Они вышли из института. День был сияющий, ослепительный, почти жаркий, в синем небе плавились легкие белые облачка, и сразу захотелось расстегнуться, зажмуриться, подставить лицо солнцу, ни о чем не думать.

— Благодать какая, — сказал Горелик, — видишь, как хорошо, что я тебя вытащил. Ну так вот, слушай. — Он подхватил ее под руку. — Все началось на выпускном вечере. В те времена я преподавал в техникуме, и выпускники у нас были совсем еще мальчишки и девчонки, по семнадцать — восемнадцать лет. Из преподавателей они позвали только двоих — меня и еще одного, мы были у них любимчики. На столе были закуски, обязательный винегрет и даже водка. Ребята окружили меня толпой и усиленно подталкивали к одной девчушке, такой черненькой и довольно милой. А, надо сказать, в те годы я ушел от жены и гулял холостяком, но все-таки ухаживать за этим ребенком мне просто не пришло бы в голову, Я даже спросил ее: «Тебе не скучно будет весь вечер сидеть со мной?» А она ужасно покраснела, вскинула голову и сказала: «А я только из-за вас и пришла». И я целый вечер болтал с ней, но принял все за шутку. А потом я вообще забыл о ней.

Но в сентябре она вдруг пришла в техникум. Мне сказали, что меня ждут. Я вышел из лаборатории и увидел в темном тупике в конце коридора девичью тень. Не знаю уж, каким чутьем, но я сразу понял, что это она. И она мне сказала очень сердито: «Мне надо с вами поговорить». И я ответил ей: «Иди на улицу и жди меня там. Я скоро кончу и выйду».

Когда я вышел, она ходила под забором взад и вперед и сжимала сумочку своими тонкими пальцами. «Вы, наверное, спешите домой, — сказала она, — я вас немного провожу». И мы пошли рядом по улице.

«Зачем ты пришла?» — спросил я ее, и она мне ответила: «Вы же знаете, я вас люблю». — «Это все глупости, девочка, милая, — сказал я, — ты так, наверное, влюблялась в школе в учителя рисования». — «Да, влюблялась, — ответила она, — но не так, и я не девочка, я любила и знаю, что такое любовь». — «Но ведь я женат, — ответил я в смятении, — у меня жена и дочка». — «Я знаю, — говорит она, — но, может быть, вы полюбите меня больше, у вас ведь не все ладится, правда?» — и она посмотрела на меня чистыми детскими серыми глазами. И скажу тебе честно, она мне очень нравилась. Мы ходили с ней в театр, потом несколько раз в ресторан, и она все смотрела на меня и ждала — слова, жеста, взгляда, чего-нибудь, чтобы прильнуть ко мне и любить меня. А я не мог, мне казалось, она не понимает, что творит, она была на семнадцать лет моложе меня, вдвое моложе, и я берег ее. Но ты думаешь, это было ей нужно? Она смеялась надо мной, она ругала меня и ненавидела, и наконец я сдался. И тогда она спросила меня: «Скажи, зачем тебе надо было так долго мучить меня?» И я ничего не мог ей ответить, я не знал, я не понимал этого. Вот так!

Пока Горелик рассказывал, все вокруг переменилось, сгустились облака, солнце заволоклось серой пеленой, подул ветер, холодный, колючий, и снова Вета увидела мелкий, стремительный, искристый снег. Она вздрогнула зябко и застегнула пальто.

— По чести сказать, я не поняла, к чему вы мне сейчас все это рассказали. И какой был конец у этой истории?

— Самый простой. Она вышла замуж. — Горелик улыбнулся, снял очки и протер их. — Ты знаешь, это было для меня большим горем. Мне казалось, что она обманула меня. Но она сказала, что была мне верна. «Просто я поняла, что ты никогда не женишься на мне», — сказала она. «Но ведь ты знала это с самого начала». — «Ничего я не знала, я надеялась». — «Мы еще увидимся?» — спросил я. «Может быть», — ответила она. Но больше она не приходила. Я ее потерял, вот в чем вся соль. Понимаешь? Я ее потерял!